Энн Райс - История похитителя тел Страница 5

Он трусил за ней, а в его мозгу мелькали болезненные, слабые образы. Он жаждал накрыть собой старую плоть, жаждал закрыть ладонью старческий рот.

Когда она добралась до небольшого многоквартирного дома, стоящего на отшибе в окружении чахлых карликовых пальм и выстроенного, похоже, из рассыпающегося известняка, такого же, как и все прочие здания в этой убогой части города, он внезапно покачнулся и остановился, безмолвно следя за тем, как она идет по узкому, вымощенному плиткой дворику и поднимается по грязно-зеленым цементным ступенькам. Он запомнил номер квартиры, когда она открывала дверь, затем, тяжело ступая, дошел до этого места и, привалившись к стене, начал во всех подробностях рисовать в воображении, как будет убивать ее в безликой пустой спальне, представлявшей собой не более чем смешение пятен света и тени.

Нет, вы посмотрите только, как он стоит там, у стены, свесив набок голову! Такое впечатление, будто его зарезали. Да разве может он хоть кого-нибудь заинтересовать? Почему бы мне не убить его прямо сейчас?

Но секунды уходили, а ночь теряла свое сумеречное свечение. Звезды засияли ярче. Свежий ветерок налетал порывами.

Мы ждали.

Ее глазами я увидел гостиную, как будто действительно мог проникать взглядом сквозь стены: чистенькая, но забитая потрепанной старой мебелью из уродливой фанеры, с закругленными углами; судя по всему, мебель ее мало интересовала. Однако все было отполировано ее любимым ароматизированным маслом. Сквозь дакроновые занавески молочного оттенка, унылые, как и вид за окном, просачивался неоновый свет. Но маленькие, продуманно расставленные лампы обеспечивали уютное освещение. Вот это было для нее важно.

Она спокойно расположилась в кленовом кресле-качалке с чудовищной обивкой из шотландки – крошечная, но исполненная достоинства фигурка – и открыла роман в бумажной обложке. Какое счастье – вновь встретиться с Фрэнси Волан! Хлопчатобумажный халат в цветочек, который она достала из стенного шкафа, едва прикрывал худые колени, на уродливой формы ступни она надела синие тапочки, похожие на носки, а длинные седые волосы заплела в толстую изящную косу.

Перед ней на маленьком черно-белом телеэкране беззвучно спорили теперь уже покойные кинозвезды. Джоан Фонтейн опасалась, что Кэри Грант хочет ее убить. И, судя по выражению его лица, ее опасения вполне оправданны. Как можно доверять Кэри Гранту, недоумевал я, человеку, который выглядит словно деревяшка?

Она могла обойтись и без звука – по ее подсчетам, она смотрела этот фильм уже раз тринадцать. Роман же, лежавший у нее на коленях, читала только дважды, так что очередное чтение еще не выученных наизусть абзацев доставит ей особенное удовольствие.

Наблюдая из глубины тенистого сада, я сумел определить основные качества ее личности, не склонной драматизировать происходящее и не подверженной влиянию встречающихся на каждом шагу проявлений дурного вкуса. Ее немногочисленные сокровища уместились бы в любом шкафу. Книга и светящийся экран значили для нее намного больше, чем все остальные вещи, и она прекрасно сознавала их духовную природу. Даже цвет ее практичной и безликой одежды она не считала заслуживающим внимания.

Мой убийца-скиталец пребывал в состоянии, близком к параличу, в его мозгу роились обрывки не поддающихся интерпретации образов.

Я скользнул за оштукатуренное здание и обнаружил лестницу, ведущую в кухню. По моей команде замок легко открылся. Дверь распахнулась, словно я толкнул ее, хотя я и пальцем не пошевелил.

Я беззвучно проскользнул в помещение с покрытым линолеумом полом. Запах газа, исходивший от маленькой белой плиты, вызывал у меня тошноту. Равно как и запах мыла, лежащего на липком керамическом блюдце. Но сама обстановка мгновенно завоевала мое сердце. Красивый, дорогой ее сердцу китайский фарфоровый сервиз, синий с белым, так аккуратно расставленный, с тарелками на переднем плане. Обращали на себя внимание загнутые уголки страниц в поваренной книге. А на столе – ни пятнышка, сияет ярко-желтая клеенка, в круглой чаше с прозрачной водой растет восковой плющ; вода отбрасывает на низкий потолок дрожащее пятно света.

Я неподвижно стоял в кухне, придерживая пальцами дверь, чтобы она не открылась, и думал только о том, что она читает сейчас свой любимый роман Бетти Смит, время от времени поглядывает на мерцающий экран и совершенно не боится смерти. Она не обладала внутренней антенной, которая позволила бы ей почувствовать присутствие совсем рядом на улице безумного призрака или монстра, словно дух проникшего в ее кухню.

Убийца так глубоко погрузился в созерцание своих видений, что не видел прохожих. Он не заметил ни патрулирующую полицейскую машину, ни подозрительные и угрожающие взгляды облаченных в униформу смертных, которые знали о нем все, включая и то, что он совершит нападение сегодня ночью; не знали только, кто он такой.

По небритому подбородку потекла тонкая струйка слюны. Ни его дневная жизнь, ни страх разоблачения не были для него реальностью – реальностью оставались лишь видения и вызванная ими неуемная дрожь, сотрясавшая все его грузное, нескладное тело. Правая рука внезапно дернулась. Левый уголок рта приоткрылся.

Я ненавидел этого мужика! Я не хотел пить его кровь. Он был убийцей низкого пошиба. Чьей крови я жаждал, так это ее.

Она одиноко сидела в тишине, сосредоточенно читая хорошо знакомые абзацы, и казалась такой маленькой, задумчивой и такой довольной. Назад, назад, к тем дням, когда она – элегантно одетая молодая секретарша в красной шерстяной юбке и белой блузке с оборками и жемчужными пуговками на манжетах – впервые читала эту книгу, сидя в окружении множества людей у пузырящегося фонтана на Лексингтон-авеню в Нью-Йорке. Она работала в каменном высотном бизнес-центре – поистине великолепном здании с узорчатыми латунными дверцами лифтов и выложенными темно-желтой мраморной плиткой полами в холлах.

Я хотел прижаться губами к ее воспоминаниям – о стуке высоких каблучков по мраморному полу, о ее гладких икрах, затянутых в шелковые чулки, которые она всегда надевала с величайшей аккуратностью, чтобы длинными накрашенными ногтями не зацепить петли. Передо мной на секунду мелькнули ее рыжие волосы. Я увидел ее экстравагантную, на самом деле, наверное, чудовищную, но тем не менее очаровательную желтую шляпку с полями.

Такую кровь стоит выпить. А я был голоден, такое чувство голода я редко испытывал в последние десятилетия. Выдержать внеочередной «великий пост» оказалось сложнее, чем я думал. О Господи, как же мне хотелось ее убить!

Внизу, на улице, убийца издал слабый булькающий звук, прорвавшийся сквозь бурлящий поток остальных звуков к моим чувствительным ушам вампира.

Наконец чудовище отделилось от стены, наклонилось, как будто собиралось продвигаться ползком, потом неторопливо побрело к нам – во дворик и наверх по ступенькам.

Позволить ему напугать ее? Какой смысл? Ведь я уже держу его на прицеле. Тем не менее я дал ему возможность вставить маленькую металлическую отмычку в круглую замочную скважину и взломать замок. Цепочка вылетела из прогнившего дерева.

Он шагнул в комнату и уставился на нее без всякого выражения. Она в ужасе вжалась в кресло, книга соскользнула с коленей.

И тут в проеме кухонной двери он увидел меня – слившуюся с полумраком тень молодого человека в сером бархатном костюме и темных очках, сдвинутых на лоб. Я смотрел на него тем же лишенным выражения взглядом. Успел ли он разглядеть мои сияющие глаза, похожую на отполированную слоновую кость кожу, безмолвный взрыв белого света от моих волос? Или же он увидел во мне всего лишь препятствие на пути к его зловещей цели, и вся красота пропала зря?

Через секунду он кинулся наутек. Он помчался вниз, старушка закричала и бросилась захлопывать деревянную дверь.

Я летел за ним, не касаясь земной тверди, и позволил ему на секунду заметить себя под уличным фонарем, когда он заворачивал за угол. Мы промчались еще полквартала, и тогда я по воздуху направился к нему; если бы смертные дали себе труд присмотреться, то увидели бы лишь неясное пятно. Я застыл перед ним, он взвыл и бросился бежать.

В такую игру мы играли на протяжении нескольких кварталов. Он бежал, останавливался – и видел меня за своей спиной. Его прошиб пот, и вскоре тонкая синтетическая ткань рубашки пропиталась им насквозь и прилипла к гладкой, безволосой груди.

Наконец он добежал до своей паршивой ночлежки и помчался вверх по лестнице. Когда он открыл дверь своей комнатушки на верхнем этаже, я уже был там. Он и вскрикнуть не успел, как оказался в моих объятиях. В ноздри мне ударила вонь грязных волос, смешанная со слабым химическим запахом синтетических нитей его рубашки. Но теперь это не имело значения. Он оказался сильным и теплым – какой сочный каплун! – грудь его вздымалась, запах крови заполнял мой мозг. Я ощущал ее биение в желудочках, клапанах и в болезненно сокращающих, сосудах. Я слизнул ее с мягкой красной плоти возле глаз.