Тони Парсонс - Загадка лондонского Мясника Страница 5

Я расписался в журнале.

– У него это первый труп, сэр, – сказала она почти виновато, глядя на меня снизу вверх, и добавила: – У меня тоже.

Девушка держалась получше, однако оба были растеряны, словно дети, которые обнаружили в клетке мертвого питомца или заметили, что Санта не настоящий.

– Дыши глубже, – посоветовал я констеблю и показал, как нужно это делать.

– Попробую, сэр.

В здании было шесть лифтов для сотрудников и один, самый большой и грязный, для обслуживающего персонала. Я решил пойти по лестнице – вдруг найду перчатки. Тридцать пролетов. На полпути я вспотел, но дышал все еще ровно. Где-то внизу послышался шорох. Я заглянул в колодец и успел заметить, как мелькнула тень, хлопнули дверью. Я крикнул, мне никто не ответил. Я стал спускаться помедленней – и вдруг остановился. На стене чернели буквы. Всего одно слово – темное, как высохшая кровь:

Не сводя глаз с грязной стены, я вытащил телефон, сфотографировал надпись и пошел дальше. Из подвального этажа доносились голоса, с каждой секундой они звучали все отчетливей.

На подземной парковке собрался обслуживающий персонал. Те, о ком не подозревали прохожие. Мужчины и женщины, молодежь и старики, говорящие на двух десятках языков. Невидимки, что каждый день приходили мыть полы, туалеты и окна сверкающей башни. Неисчислимое войско бедняков.

Три

Я вернулся поздно и еще с порога почувствовал: дома что-то не так.

Мы жили в большой квартире-студии на последнем этаже, и сегодня каждый уголок в ней наполнила вонь. Я сразу понял, в чем дело: подсказки были повсюду. В коридоре валялся ботинок со следами зубов. Пол вытерли, чтобы скрыть следы преступления, в мусорной корзине лежали грязные бумажные полотенца. И всюду витал запах – мясной, удушливый запах животного.

Наш пес опять набедокурил.

В глубине комнаты отдыхала седая женщина с рыжим щенком на коленях. Она сидела на одном конце дивана, а на другом темнело свежее пятно, которое теперь останется там навсегда.

Миссис Мерфи смотрела телевизор с выключенным звуком, а это значило, что моя дочка, Скаут, уснула.

Пес по имени Стэн даже головы не поднял, только скосил на меня огромные черные глаза – такие выпуклые, будто в глазницах им было тесно, – и быстренько отвел взгляд.

– Доброй ночи, миссис Мерфи, – сказал я. – Вам сегодня снова пришлось потрудиться.

– Ничего страшного, – ответила она, почесывая Стэна за ухом. – Он еще маленький. Однако есть и хорошие новости: ваша девочка съела ужин. Правда, не весь. Она очень мало ест, как воробушек.

Я кивнул и пошел посмотреть на дочку.

Скаут было пять лет, но она до сих пор спала как малыши – закинув на подушку расслабленные кулачки, словно маленький штангист. В комнате горел ночник.

Со светом девочка засыпала с тех пор, как осталась без матери. На полу валялся свитер. Я поднял его, повесил на спинку стула, где лежала аккуратно сложенная школьная форма, которую подготовила на завтра миссис Мерфи. Не выключить ли свет? Рано или поздно Скаут придется привыкнуть. Я постоял, раздумывая, но так и не решился.

Миссис Мерфи уже надевала пальто.

– Все будет хорошо, – сказала она.

Я проснулся до рассвета. Вынырнул из самой легкой фазы, быстрого сна, и очутился на своей половине двуспальной кровати. Лежал на боку и никак не мог уснуть, преследуемый вчерашним кофе и призраками умерших. Отключив не прозвонивший будильник, я бесшумно выскользнул из кровати. Почистил зубы, вернулся в спальню и сделал двадцать пять отжиманий. Хлебнул воды из стакана, что стоял на прикроватной тумбочке, посмотрел в окно. Было шесть утра, и октябрьское небо над куполом собора Святого Павла даже не посветлело.

Я снова отжался двадцать пять раз – медленнее и тщательнее, следя за техникой. Минутный перерыв, еще двадцать пять отжиманий. Теперь я их чувствовал – в мышцах вырос уровень молочной кислоты, руки дрожали. Я полежал на полу, отдышался и сделал последние двадцать пять. Не то чтобы от избытка сил – просто себя заставил.

Затем на цыпочках прошел на кухню, стараясь не разбудить дочь и Стэна. Щенок сопел в темноте; пыхтящие, фыркающие звуки мало чем напоминали дыхание. Я постоял, с улыбкой слушая собачий храп. Вечером пес так вымотался, уничтожая нашу квартиру, что теперь спал без задних лап. Стэн шевельнулся. За роскошными длинными ушами, похожими на шелковые занавески, мигнули и заблестели выразительные глаза. Щенок поднял голову и уставился на меня сквозь прутья своего домика в надежде на раннее освобождение.

Я вытащил его и прижал к груди, он ткнулся мне в руку носом, похожим на раздавленный чернослив, и с интересом принюхался.

Хотя Стэн прожил с нами месяц, мне казалось – намного дольше. Я подарил его Скаут на ее пятый день рождения. Нашел в Интернете заводчика и забрал щенка как раз в тот день, когда ему исполнилось два месяца. К нам домой он прибыл, накрытый одеялом с головой, точно преступник, которого доставили в верховный суд.

Всякий раз, когда я начинал сомневаться, жалеть и думать, что собака – просто жалкая попытка дать Скаут нормальную семью, я вспоминал минуту, когда моя дочь впервые увидела Стэна. Ее улыбка сияла, как восходящее солнце. А значит, я все-таки не ошибся.

Я сидел на темной кухне и пил тройной эспрессо, Стэн устроился у меня на коленях. Единственным источником света был экран ноутбука – я просматривал медицинские сайты в поисках информации о том, как перерезать дыхательное горло.

Щенок уснул, а я выяснил, что по обеим сторонам от трахеи расположены сонные артерии, доставляющие кровь от сердца к мозгу, и что их повреждение – одна из самых опасных ран, известных человечеству.

Но сколько я ни читал медицинские сайты, сколько ни вбивал в поисковик сочетание «перерезать глотку», я так и не нашел оружия, которое могло бы нанести удар, хоть отдаленно похожий на тот, которым убили банкира.

В конце концов поисковик сдался и отправил меня на страницы, где продавалась пена, бальзамы и старомодные бритвы. Эти любопытные лезвия выглядели достаточно грозно, чтобы при виде их заулыбался Суинни Тодд, однако с их помощью вряд ли смогли бы убить Хьюго Бака.

В семь наконец начало светать. Я захлопнул ноутбук, потому что на кухню пришлепала сонная дочка в пижаме.

Стэн соскочил с моих коленей и бросился к ней. Квартира у нас большая, даже слишком большая для мужчины, ребенка и пса. Она будто выросла, когда семья уменьшилась, – пустое пространство с кирпичными стенами и оголенными балками под потолком.

Пес бросился к Скаут так, что его заносило на лакированном полу. Он прыгал вокруг и тыкался носом, и лизал руки, обезумев от любви.

– Стэн вел себя ужасно, – заметила дочка, рассеянно почесывая его маленькую голову.

– Знаю.

– На диване.

– Я видел.

– И на кухне, и у двери. – Скаут подумала. – Вообще везде.

– Миссис Мерфи все убрала.

– Я ей помогала.

– Умница.

Пауза.

– А мы не отдадим его назад?

Я присел на корточки. Каштановые волосы, карие глаза, круглое личико – все это девочка унаследовала от мамы. Даже имя принадлежало героине книги «Убить пересмешника», которую та любила. Моя жена ушла, но я видел ее лицо каждый раз, когда смотрел на дочь.

– Собака теперь наша, – сказал я и неожиданно повторил слова миссис Мерфи: – Все будет хорошо. Правда?

– Правда.

Мы стали завтракать. Дочка ела тосты, я – овсянку, а Стэн – собачий корм. Потом Скаут положила тарелку в раковину и пошла чистить зубы. Это моя жена учила ее чистить зубы не до, а после еды. Мы очень старались делать все, как говорила мама.

Мы жили напротив Смитфилдского мясного рынка – очень большого и старого. Рано утром там заканчивалась долгая ночная смена. Мясники и грузчики шли в кафе и пабы, что открываются еще до рассвета. Кое-кто из работников уже стоял у дверей, держа в красном кулаке пинту светлого. Белые фартуки в пятнах крови, большие усталые люди с помутневшими от бессонной ночи глазами. Когда мы со Скаут и Стэном проходили мимо, некоторые ласково окликали пса, и мы с дочкой гордо улыбались.

Наш пес притягивал взгляды. В неярком утреннем свете видна вся красота его окраса, насыщенный каштановый цвет – нечто среднее между ржаво-красным и старым золотом. Шерсть волнистая, по краям длинных ушей вьются колечки, будто щенок провел вчерашний вечер у модного парикмахера, а вовсе не портил нашу мебель. Скаут наматывала кожаный поводок на правую руку, и счастливый Стэн трусил рядом, бдительно поглядывая по сторонам. Его хвостик то замирал в предвкушении, то начинал мотаться, как «дворник» по лобовому стеклу во время ливня, – если поблизости появлялось что-нибудь любопытное.