Питер Джеймс - Многоликое зло Страница 5

– Весь секрет в маринаде, – объяснил шеф, сидящий по правую руку от него, – мужчина лет под сорок, с коротко стриженными темными волосами, черной футболке и джинсах.

– Я бы отметил также качество продуктов, – продолжал человек напротив. Ему было около шестидесяти, он имел академическую внешность и носил кардиган.

– Это само собой разумеется, – вмешался третий.

Н.Н., привыкший подмечать каждую мелочь вокруг, увидел, как два шефа подмигнули друг другу. Вскоре ему уже казалось, что все за столом перемигиваются тайком, чтобы он не заметил.

Углядев отпечатанное меню, он взял его и принялся изучать.

Двадцать одно блюдо. Все названия указаны по-французски, но он, разумеется, свободно владел языком и перевел их без труда. Впрочем, несколько слов вызвали затруднение.

В первой перемене блюд все было приготовлено из потрохов. После семенников подали мозги, затем была поджелудочная и зобная железы. И рубец из кишок.

Печенка. Почки. Потом… что-то еще, на этот раз французский его подвел.

Еще более церемониально, чем в предыдущий раз, перед каждым гостем поставили тарелки с серебряными крышками, давая понять, что настало время самого важного момента трапезы. Убрав преграду, он ощутил сладковатый аромат корицы и кориандра, исходивший от приготовленного на углях мяса. Это было богатое на вкус, насыщенное кассуле из фасоли, нута и тончайших кусочков того, что Н.Н. Кеттеринг счел колбасой. Положив в рот первый кусок, он понял, что это свинина, впрочем имевшая необычную, плотную текстуру, напоминающую мясо кальмара. Несомненное торжество вкуса над текстурой продукта.

Блюдо было съедено в полной тишине, и Кеттеринг чувствовал себя все более неловко, с каждым проглоченным куском он забывал об остальных частях своего тела, сконцентрировавшись лишь на ощущениях во рту. Он испытывал волнение, но одновременно и невероятное возбуждение от процесса.

Далее подали несколько мясных блюд, приготовленных из разных частей туши: окорока, огузка, лопатки.

Всякий раз он увлеченно пытался угадать, что перед ним. Ягнятина, говядина, оленина, свинина?

Может, страус?

Когда он решался спросить об этом присутствующих за столом, они лишь загадочно улыбались.

– Каждое блюдо уникально, ингредиенты должны оставаться тайной. Отведайте, и не пытайтесь анализировать.

К нему повернулся француз:

– Вы знакомы со строками вашего знаменитого поэта Поупа? «Не уловить нам смысл жизни существа, пытаясь выявить его, вскрывая тело».

Он сделал лучшее из того, что мог. Стоило ему поднести к губам следующий кусок, как один из многочисленных бокалов наполнялся вновь или повторно. Белые, красные, розовые цвета и всевозможные оттенки постепенно слились в большое пятно.

И вот перед ним появилось главное блюдо – жаркое на тлеющих веточках укропа, и он сразу понял по аромату, что это свинина. Вонзая вилку, он невольно задался вопросом: все ли дело в вине или он испытывает истинную радость от еды? Сейчас он был совершенно уверен, что перед ним лучшее жаркое, которое ему доводилось пробовать в жизни и, скорее всего, из тех, что предстоит еще испробовать.

Он был счастлив и в высшей степени доволен обедом. Повара начинали ему нравиться, и он решил, что в следующий раз даст им высшую оценку. Возможно, тогда они пригласят его снова…

Пусть даже в пятницу, тринадцатого.

Похоже, это не такое уж и плохое число.

– Эта лучшая свинина, которую мне доводилось пробовать! – воскликнул он, пережевывая хрустящую корочку.

– Да, это длинная свинья, – отозвался мужчина напротив.

Внезапно благостная атмосфера в столовой испарилась, будто опустили рубильник. Повисла неловкая тишина. Несколько голов повернулись к говорившему, затем повара стали переглядываться.

Н.Н. внезапно осознал, что все смотрят в его сторону и ждут реакции.

По телу пробежала дрожь. «Длинная свинья». Он понял, что это означает и кого так называют.

У него закружилась голова, и стало подташнивать. Подняв глаза, он посмотрел внимательно на каждого из двенадцати присутствующих. Двенадцать пар глаз смотрели на него холодно.

Определение «длинная свинья» использовали людоеды на островах Тихого океана и в Африке. Так называли белых людей, потому что их мясо по вкусу напоминало свинину.

Он резко встал. Стул за спиной повалился на пол, издав странный звук, похожий на выстрел.

– Мне пора идти, – произнес он.

Никто не сказал ни слова.

Он выбежал из зала, промчался по коридору с портретами и вскоре оказался у входной двери. Дернул ее, взявшись за ручку, но дверь не поддалась.

Она была заперта.

Ключа в замке не было.

Обернувшись, он увидел стоящего за спиной метрдотеля со сложенными на груди руками. Связка ключей висела на цепочке для часов на ремне.

– Вы еще не испробовали десерт, сэр. Будет невежливо уйти без десерта. Такого вы еще никогда не ели.

– Мне нужно идти, – твердил Кеттеринг. – Прошу вас, откройте дверь.

Его начинала душить паника.

– Боюсь, это невозможно, сэр. – Мужчина сделал шаг.

Н.Н. Кеттеринг никогда в жизни не наносил удар головой. Но сейчас он ударил метрдотеля.

Неловкая и неудачная попытка. Недостаточно склонившись, он ударил мужчину в лоб и разбил обе линзы очков. Без них он был почти слеп.

Однако действие произвело эффект и заставило метрдотеля упасть на колени и разразиться проклятиями.

Н.Н. схватил ключи и дернул изо всех сил, срывая связку с ремня. Повернувшись к двери, он попытался вставить сначала один ключ, затем другой, третий. Глянув через плечо, он заметил размытые силуэты гостей, бегущих к нему по коридору.

Переполняемый отчаянием, принялся заталкивать четвертый ключ в замочную скважину, и он подошел.

Дверь открылась, и он подался вперед, сбежал, ничего не видя перед собой, по ступенькам прямо на тротуар, а потом и на дорогу. Прямо перед двухэтажным автобусом, весившим одиннадцать с половиной тонн.

Он ударил Кеттеринга на скорости почти тридцати миль в час и отбросил в сторону. Затормозив, автобус наконец остановился. Тишина наступила невероятная, казалось, весь Лондон затих в одно мгновение.

Врачи, прибывшие на место происшествия уже через несколько минут, так и не узнали, как и Н.Н. Кеттеринг, что автобус шел по маршруту номер 13.

Через два дня Н.Н. на короткое время очнулся. Этих нескольких минут было достаточно, чтобы услышать разговор.

– Разыскали его родственников? – поинтересовался мужской голос.

Ответил ему женский:

– Нет, доктор, у нас не было времени заняться поисками.

– Состояние прежнее?

– К сожалению, доктор.

– Подержим его еще некоторое время на аппаратах жизнеобеспечения. Но не думаю, что ему станет лучше. Слишком существенные повреждения внутренних органов. Тяжесть комы по шкале Глазго три. У бедняги наверняка умер мозг. Мы ничего не можем сделать. Только ждать.

Голос мужчины был ему знаком, однако Н.Н. никак не мог вспомнить, где его слышал. И лишь в последнюю секунду, прежде чем впасть в забытье, понял, что это был голос метрдотеля.

Через два дня дежурный врач отделения интенсивной терапии делал обход и обратил внимание, что кровать под номером тринадцать пуста. Медсестра посмотрела на нее с тоской.

– Вы в порядке? – поинтересовался он.

– Каждый раз, когда мы теряем пациента, я чувствую себя неудачницей, – ответила она и посмотрела на пластырь на лбу доктора. – У вас что-то случилось? Поранились?

– Пустяки. – Он перевел взгляд на пустую кровать. – Никогда не забывайте, что сказано в клятве Гиппократа: «Не навреди». Верно?

Медсестра печально кивнула.

– Было бы неправильно поддерживать его и дальше. Только представьте, что это за жизнь.

– Вы правы, – кивнула женщина. – Надо благодарить Господа за помощь. Он превратился бы в овощ, если бы жил.

– Знаете, сестра, я никогда не любил это слово, «овощ». Куда лучше «кусок мяса», верно?

Всего два щелчка

Всего два щелчка мышью, и на экране появилось лицо Мишеля.

Маргарет прижала пальцы к экрану, ощущая желание прикоснуться к его лицу – словно с картин прерафаэитов, – к длинным волнистым волосам.

Джо был внизу, смотрел футбольный матч по «Скай». То, что она делает, нехорошо. Но как велико искушение! Ведь еще Сократ говорил: «Не исследующим жизнь не стоит жить». Дети разъехались, гнездо опустело, остались только она и Джо. Он был как скала, защищавший ее всю жизнь. Сильный, надежный, но такой скучный. Скала ей больше не нужна, но необходим рыцарь на белом коне. И чтобы добраться до него, достаточно двух щелчков.

Всего два щелчка, и лицо Маргарет будет перед ним. Пальцы Майкла легко порхали над клавиатурой ноутбука, словно лаская их с особой нежностью. Больше года они переписывались по электронной почте – точнее, ровно год, два месяца, три дня и девятнадцать часов, о чем напомнила ему сегодня Маргарет.