Долорес Редондо - Невидимый страж Страница 5

— Она довольно неплохо сохранилась с учетом того, что тело пять дней пролежало под дождем, — заметил один из криминалистов. — Вне всякого сомнения, мы обязаны этим холодной погоде. Всю неделю температура не поднималась выше шести градусов даже днем, а ночью она и вовсе несколько раз опускалась ниже ноля.

— Обратите внимание на положение рук, — произнес Хонан. — Ладони развернуты вверх, как у Айнои Элизасу.

— Новый год Карла встречала в коротком красном платье на бретельках и белом пиджаке из ткани, имитирующей плюш, который так и не нашли, — прочитала Амайя. — Убийца рассек одежду от выреза до подола, развернув в стороны нижнее белье и платье. В лобковой зоне отсутствовал лоскут кожи неправильной формы и кусок плоти приблизительно десять на десять сантиметров.

— Если убийца положил на лобок Карлы одно из этих чачингорри, это объясняет, почему животные кусали ее только там.

— А почему они не кусали Айною? — спросил Монтес.

— Не успели, — ответил доктор Сан-Мартин, входя в зал. — Инспектор, приношу извинения за опоздание, — добавил он, усаживаясь за стол и обращаясь к Амайе.

— Остальные не в счет, — пробормотал Монтес.

— Животные обычно спускаются на водопой на рассвете. В отличие от первой девушки, малышка успела пролежать там каких-то пару часов. Я принес отчет о вскрытии и множество новостей. Обе девочки умерли совершенно одинаковым образом. Их задушили обрывком бечевки, который был затянут с необычайной силой. Ни одна, ни вторая не защищались. Одежда обеих была разрезана каким-то очень острым предметом, который оставил поверхностные порезы на коже груди и живота. Лобковые волосы Айнои были сбриты, по всей видимости, тем же острым предметом и разбросаны вокруг тела. На лобке убийца оставил сладкое пирожное.

— Чачингорри, — уточнила Амайя, — типичный для этих мест десерт.

— На теле Карлы Хуарте не было обнаружено никаких пирожных. Тем не менее, инспектор, как вы и предвидели, осмотрев еще раз ее одежду, мы обнаружили следы сахара и муки, подобных тем, из которых было изготовлено пирожное, найденное на теле Айнои Элизасу.

— Возможно, девушка ела пирожное на десерт, и крошки остались на одежде, — предположил Хонан.

— Во всяком случае, дома она этого не делала, — сообщил Монтес. — Я это выяснил.

— Этого недостаточно, чтобы объединить эти убийства в одно дело, — заявила Амайя, бросая на стол ручку.

— Я думаю, у нас есть то, что вам необходимо, инспектор, — снова заговорил Сан-Мартин, заговорщически подмигнув своему помощнику.

— Чего же вы ждете, доктор Сан-Мартин, — воскликнула Амайя, вставая со стула.

— Меня, — ответил, входя в зал, комиссар. — Прошу вас, не вставайте. Доктор Сан-Мартин, расскажите им то, что вы сообщили мне.

Помощник доктора приколол на доску график с различными цветными линиями и цифровыми шкалами, явно представляющий собой какой-то сравнительный анализ. Сан-Мартин поднялся из-за стола и заговорил уверенным голосом человека, привыкшего к категоричности и определенности.

— Проведенная нами экспертиза позволяет утверждать, что обрывки бечевки, посредством которых были совершены эти убийства, являются идентичными. Хотя это и не является решающим доказательством. Речь идет об упаковочной бечевке, широко используемой в сельском хозяйстве, на стройке и в оптовой торговле. Она производится в Испании и продается в магазинах хозтоваров и крупных магазинах типа «Сделай сам» вроде Аки или Лерой Мерлин. — После этих слов доктор сделал довольно театральную паузу, улыбнулся и продолжал, посмотрев вначале на комиссара, а затем на Амайю. — Совершенно определенным является то, что оба обрывка были отрезаны от одного рулона.

Доктор продемонстрировал собравшимся полицейским фотографии высокого разрешения, на которых были изображены два обрывка одного куска бечевки, идеально совпадающие в месте разреза. Амайя медленно села, не сводя глаз с фотографий.

— Мы имеем дело с серийным убийцей, — прошептала она.

Гул сдержанного оживления пробежал по залу. Но голоса, звучавшие все громче, мгновенно стихли, когда слово взял комиссар.

— Инспектор Саласар, я слышал, что вы из Элисондо. Это так?

— Да, сеньор, там живут все мои родственники.

— Я думаю, что знание местности и некоторые аспекты этого дела в сочетании с вашей подготовкой и опытом говорят за то, чтобы именно вы возглавили это расследование. Кроме того, нам могут очень пригодиться ваше обучение в Квантико и практика в ФБР. Похоже, мы столкнулись с серийным убийцей, а в Штатах вы очень серьезно работали с лучшими в этой области специалистами. Методы составления психологического профиля, прецеденты… Одним словом, вы теперь начальство. Вам будет оказана вся необходимая помощь как здесь, так и в Элисондо.

Комиссар попрощался с подчиненными кивком головы и вышел из зала.

— Поздравляю, шеф, — произнес Хонан, протягивая Амайе руку и улыбаясь до ушей.

— Примите мои поздравления, инспектор Саласар, — присоединился к нему Сан-Мартин.

От Амайи не ускользнуло недовольство на лице Монтеса, который молча смотрел на нее, пока остальные полицейские подходили к ней, чтобы поздравить ее с назначением. Она как могла уворачивалась от дружеских похлопываний по спине.

— Выезжаем в Элисондо завтра утром. Я хочу присутствовать на отпевании и похоронах Айнои Элизасу. Как вам уже известно, у меня там родственники, так что я останусь там. А вы, — продолжала она, обращаясь к своей группе, — можете ездить туда каждый день, пока будет идти расследование. Это всего пятьдесят километров, и дорога хорошая.

Прежде чем выйти из зала, Монтес подошел к Амайе и с нескрываемым раздражением в голосе произнес:

— У меня только один вопрос: мне теперь называть вас шефом?

— Фермин, это смешно, речь идет о временном назначении и…

— Не усердствуйте, шеф. Я услышал комиссара, и я в вашем полном распоряжении, — произнес Монтес, вскинул руку к виску, пародируя военное приветствие, и вышел из зала.

5

Она в задумчивости шла по улицам старой Памплоны, постепенно приближаясь к своему дому, старому, но хорошо отреставрированному зданию на улице Меркадерес. В тридцатые годы в нем находилась фабрика зонтиков, и на стене до сих пор сохранился рекламный щит фабрики зонтиков Изагирре: «Качество и престиж у вас в руках». Джеймс утверждал, что выбрал этот дом исключительно из-за просторной и хорошо освещенной мастерской, идеально подходившей на роль студии скульптора. Но Амайя знала, что ее муж приобрел этот дом, расположенный на пути гона быков, по той же причине, которая привела его в Памплону. Как и тысячи других североамериканцев, он испытывал необузданную страсть к Сан-Фермину, Хемингуэю и этому городу, страсть, которая казалась Амайе почти инфантильной и которая оживала в его груди каждый год, как только начинался праздник.[5] К радости Амайи Джеймс не бегал от быков, но ежедневно проходил все восемьсот пятьдесят метров их пути, начиная от загонов Санто-Доминго, запоминая каждый поворот, каждое препятствие, каждый камень брусчатки до самой площади. Она обожала улыбку, появлявшуюся на его лице каждый год, когда приближалась фиеста. На свет божий извлекался чемодан с белой одеждой, и непременно приобретался очередной шарф, несмотря на то что у Джеймса скопилось не менее сотни этих шарфов. Когда она с ним познакомилась, он уже пару лет жил в Памплоне, в чудесной квартире в центре города и снимал студию возле самой ратуши. Когда они решили пожениться, Джеймс привел ее посмотреть на дом на улице Меркадерес, и он ей очень понравился, хотя и показался чересчур большим и дорогим. Это не составляло проблемы для Джеймса, который уже начинал обретать определенный авторитет в художественной среде, а кроме того, был родом из богатой семьи. Его родители владели фабрикой по изготовлению спецодежды, производимой по передовым технологиям. Они купили дом. Джеймс в бывшей мастерской оборудовал студию. Они решили завести детей, как только Амайя станет инспектором отдела по расследованию убийств.

Прошло четыре года. Амайя неуклонно продвигалась по службе. Каждый год наступал Сан-Фермин. С каждым годом Джеймс приобретал все больший вес в мире искусства. Но дети не появлялись. Амайя инстинктивно прижала руку к животу. В этом жесте была одновременно попытка защититься и страстное неудовлетворенное желание. Она ускорила шаги, обогнав группу румынских иммигрантов, которые что-то оживленно обсуждали на улице, и улыбнулась, заметив, что в мастерской Джеймса горит свет. Она посмотрела на часы. Была уже почти половина одиннадцатого, а он все еще работал. Отперев дверь, она положила ключи на старинный столик и направилась в мастерскую по коридору, в прошлом представлявшему собой главный вход в дом. Его пол до сих пор был вымощен закругленными каменными плитами, среди которых виднелась крышка люка, ведущего в подземный ход. В старину он использовался для хранения вина или масла. Джеймс обмывал какую-то фигуру из серого мрамора в наполненной мыльной водой раковине. При виде жены он улыбнулся.