Майкл Роботэм - Подозреваемый Страница 5

– Эй! Это нечестно! – Чарли хватает пригоршню листьев и заталкивает их мне за шиворот. Вскоре листья кружатся вокруг могилы. Плита Грейси полностью исчезает под нашим осенним приношением.

За моей спиной кто-то громко откашливается, и я слышу, как Чарли вскрикивает от неожиданности.

Сторож, подбоченясь, стоит на фоне бледного неба. На нем зеленая куртка и пара замызганных резиновых сапог, которые, кажется, ему велики.

– Не объясните ли, чем вы занимаетесь? – спрашивает он ровным голосом. Подходит поближе. У него плоское круглое лицо с широким лбом, лысина. Мне он напоминает паровозика Томаса из мультфильмов.

– Это долгая история, – говорю я слабым голосом.

– Вы оскверняете могилу.

Я фыркаю от этой смехотворной мысли:

– Я так не думаю.

– Вы полагаете, это смешно? Это акт вандализма. Это преступление. Это захламление…

– Опавшие листья не являются мусором с технической точки зрения.

– Не шутите со мной, – бормочет он.

Чарли решает вмешаться. На одном дыхании она выпаливает:

– Сегодня день рождения Грейси, но мы не можем устроить для нее праздник, потому что она умерла. Она не любит выходить из дома. Мы принесли ей листьев. Она любит подбрасывать их ногами. Не волнуйтесь: она не зомби и не мумия. Она не оживет. Она на небесах. Как вы думаете, на небесах есть деревья?

Сторож смотрит на нее в полном смятении и только через несколько мгновений понимает, что ее последний вопрос обращен к нему. Почти потеряв дар речи, он делает несколько неудачных попыток заговорить, но голос оставляет его. Полностью обезоруженный, он опускается на корточки, чтобы быть на одном уровне с ней.

– Как вас зовут, маленькая мисс?

– Чарли Луиза О'Лафлин. А вас?

– Мистер Грейвзенд.[2]

– Ужасно забавно.

– Думаю, да. – Он улыбается.

Затем смотрит на меня вовсе не таким теплым взглядом.

– Вы знаете, сколько лет я пытаюсь поймать мерзавца, который засыпает эту могилу листьями?

– Около пятнадцати? – предполагаю я.

– Я хотел сказать «тринадцать», но поверю вам на слово. Видите ли, я подсчитал, когда вы приезжаете. Я отмечал даты. Я почти поймал вас два года назад, но вы, видимо, приехали на другой машине.

– Моей жены.

– А в прошлом году (это было в субботу – мой выходной) я велел молодому Уайти выследить вас, но он думает, что у меня навязчивая идея. Говорит, что мне не стоит так заводиться из-за охапки листьев. – Сторож ковыряет носком сапога многострадальную могилу. – Но я серьезно отношусь к своим обязанностям. Сюда постоянно приходят люди и чего только не делают. Сажают дубы на могилах, оставляют детские игрушки. Если мы позволим такое творить, чем все это кончится?

– Должно быть, это тяжелая работа, – говорю я.

– Вы правы, черт побери. – Он бросает взгляд на Чарли. – Простите меня за сквернословие, маленькая мисс.

Она хихикает.

Взглянув через правое плечо сторожа, я замечаю на противоположном берегу канала голубые полицейские мигалки: две машины подъезжают к третьей, уже припаркованной на набережной. Их огни отражаются в темной воде и освещают стволы зимних деревьев, стоящих над могилами, словно часовые.

Несколько полицейских вглядываются в яму возле канала. Кажется, что они примерзли к земле, но вот один из них начинает огораживать участок, обматывая бело-голубую полицейскую ленту вокруг деревьев и столбов ограды.

Мистер Грейвзенд молчит, не зная, что предпринять теперь. В его планы входило поймать меня, но дальше они не простирались. Более того, он не ожидал обнаружить здесь Чарли.

Я вытягиваю термос из кармана куртки. В другом кармане у меня припасены металлические кружки.

– Мы как раз собирались выпить горячего шоколада. Присоединитесь?

– Можете взять мою чашку, – говорит Чарли. – Мы с папой будем пить из одной.

Он обдумывает предложение, прикидывая, можно ли расценить его как взятку.

– Итак, у меня два пути, – произносит он ясным, мягким голосом, – либо я арестовываю вас, либо пью ваш шоколад.

– Мама предупреждала, что нас арестуют, – пищит Чарли. – Она говорила, что мы сумасшедшие.

– Напрасно вы не послушались свою маму.

Я протягиваю сторожу кружку, другую отдаю Чарли.

– С днем рождения, тетя Грейси, – говорит она.

Мистер Грейвзенд бормочет что-то подходящее к случаю, все еще ошеломленный скоростью своей капитуляции.

В этот момент я замечаю две приближающиеся коробки, а под ними – черные леггинсы и сникерсы.

– Это мама. Она стояла на стреме, – комментирует Чарли.

– Она явно не сильна в этом деле, – отвечает мистер Грейвзенд.

Джулиана бросает коробки на землю и издает изумленный писк – совсем как Чарли.

– Не волнуйся, мама, на этот раз тебя не арестуют.

Сторож поднимает брови, а Джулиана беспомощно улыбается. Мы пускаем горячий шоколад по кругу и заводим светскую беседу. Мистер Грейвзенд сообщает нам о писателях, художниках и коммерсантах, похороненных на кладбище. В его устах они кажутся старыми добрыми друзьями, хотя большинство из них умерли лет сто назад.

Чарли подбрасывает ногами листья, но вдруг замирает. Она смотрит вниз, на канал. Зажгли прожекторы, а на берегу раскинули белую палатку. Время от времени видны вспышки фотоаппаратов.

– Что происходит? – спрашивает Чарли, желая спуститься поближе и посмотреть.

Джулиана подходит к ней и нежно обнимает, кладя руки дочери себе на плечи.

Чарли смотрит на меня, а затем на сторожа.

– Что они делают?

Никто ей не отвечает. Вместо этого мы молча смотрим на канал, подавленные неприятным предчувствием. В воздухе стало холоднее. Пахнет сыростью и распадом. Противный металлический скрежет в далеком порту кажется криком боли.

По каналу плывет лодка. Люди в желтых флюоресцирующих жилетах наклоняются за борт, просвечивая воду фонариками. Другие цепью медленно идут по берегу, опустив головы, осматривая дюйм за дюймом. То и дело кто-нибудь останавливается и нагибается. Другие ждут, чтобы не разрывать цепь.

– Они что-то потеряли? – спрашивает Чарли.

– Тшш, – шепчу я.

Лицо Джулианы осунулось и побледнело. Она смотрит на меня. Пора домой.

В этот момент к палатке подъезжает машина коронера. Задние дверцы распахиваются, и двое мужчин в спецовках вытаскивают складные носилки.

За моим правым плечом полицейская машина въезжает через ворота на кладбище с включенной мигалкой, но без сирены. За ней следует вторая.

Мистер Грейвзенд уже шагает к парковке и дому сторожа.

– Пойдемте, нам пора, – говорю я, выплескивая остатки холодного шоколада.

Чарли все еще ничего не понимает, но догадывается, что надо вести себя тихо.

Я открываю дверцу машины, и дочь проскальзывает внутрь, спасаясь от холода. Поверх крыши я вижу, как в восьмидесяти ярдах от нас сторож разговаривает с полицейскими. Руки указывают на канал. Появляются блокноты. Фиксируются детали.

Джулиана садится на место пассажира. Она хочет, чтобы вел я. Моя левая рука дрожит. Чтобы унять эту дрожь, я покрепче хватаюсь за рычаг передач. Когда мы проезжаем мимо полицейских машин, один из детективов поднимает взгляд. Это человек средних лет, с рябыми щеками и сломанным носом. На нем мятое серое пальто, а на лице его – циничное выражение, словно он делает все это в тысячный раз, а легче не становится.

Наши взгляды встречаются, и он смотрит прямо сквозь меня. В его глазах не видно ни света, ни улыбки, ни эмоций. Он выгибает бровь и склоняет голову набок. Но я уже проезжаю мимо, все еще сжимая рычаг в попытке найти вторую передачу.

Когда мы подъезжаем к выходу, Чарли выглядывает в заднее окно и спрашивает, приедем ли мы на следующий год.

3

По утрам я хожу на работу пешком через Риджентс-парк. В это время года, когда температура падает, я натягиваю на себя ботинки с нескользящей подошвой, шерстяной шарф и хмурое выражение лица. Забудьте о глобальном потеплении. По мере того как я старею, мир становится холоднее. Это факт.

Солнце, как бледно-желтый шар, плывет в сером небе, любители утренней пробежки минуют меня, наклонив головы, их кроссовки оставляют мокрые следы на асфальте. Предполагается, что садовники должны высаживать луковицы на зиму, но в их пустые тележки набирается вода. Я вижу, как сами они курят и играют в карты в своих служебных сарайчиках.

Проходя по мосту Примроуз-хилл, я смотрю на канал. Одинокая лодка пришвартована у набережной, туман клубится над рекой, как дым.

Что искали полицейские? Кого они нашли?

Вчера вечером я смотрел новости по телевизору, а сегодня утром слушал радио. Ничего. Я знаю, это всего лишь нездоровое любопытство, но какая-то часть меня чувствует, что я был свидетелем если не самого преступления, то хотя бы его последствий. Это похоже на криминальную хронику, когда полиция просит откликнуться всех, знающих хоть что-нибудь о каком-то человеке. Этим человеком всегда оказывается посторонний, а не те, кого мы знаем.