Александр Булахов - Молчание. Ужас тишины Страница 5

Груша резко сел на постели, достал из тумбочки яблоко и приложил его к правому глазу.

– И это всё, что вы хотели рассказать? Скукотища! Обычное дело для наших больниц. Помер и помер, чего тут страшного?

– Груша, ну чё ты, дай дослушать! – зашипел на Виталика Пузырь.

– Самое интересное впереди, – продолжил свой рассказ Фёдор Иванович. – Вот лежит он в морге, на цинковом столе, голый, только коробочка на шее…. Патологоанатом эту коробочку увидал, любопытно ему стало – что за вещица? Цепочку с мертвеца снял, и так коробчонку крутил, и эдак – не открывается. Ключик что ли нужен – непонятно. С досады взял он и разломал коробку к чёрту. А она пустая. Плюнул тот врач, повернулся было к трупу, но тут краем глаза увидал…

Старик сделал длинную паузу. Видимо, опытный был рассказчик.

– Чего он увидал? – наконец, вскрикнул любопытный Василий.

– А вот чего. Посыпался вдруг из коробчонки порошок, сыплется и светится, мелкий, как пыль – в воздухе облачком клубится и… Как живое вдруг подплыло это светящееся облачко к врачу – патологоанатому, да на руки ему и осыпься. Он, было, вздрогнул, но боли никакой нет – порошок и порошок. Хотел смахнуть… И вдруг видит: рука его на глазах начала трескаться и крошиться! Кусочками на пол падает и рассыпается в пыль.

– Вот это да! И что он так весь в пыль и превратился, да? – спросил Пузырь. – Я видел похожее в одном ужастике, там вампир был, его на солнце вытолкнули, и он, прям, сгорел весь и тоже в пыль превратился, только в чёрную, и просыпался весь на пол! А ещё…

– Захлопнись, малявка, – фыркнул на Даньку Вася. – А одежда? Часы? Тоже в пыль? Или как у человека-невидимки?

– Сначала исчезли пальцы, потом вся ладонь, за ней рука по локоть, следом плечо, – всё сильней и сильней заинтересовывал мальчишек своей историей старик. – И, главное всё это медленно так, не сразу, происходило. Накрыл бедолагу тёмный ужас. Выскочил он в коридор и закричал: «Помогите!» Но его никто не услышал….

7

Степановна, расположившаяся на кровати у самого окна в двенадцатой палате хирургического отделения, с большим аппетитом уплетала из железной банки сгущенное молоко. Это весёлая полная женщина не могла отказаться от такого удовольствия. И остановиться она тоже уже не могла. Сколько раз она говорила себе, что у неё есть сила воли, когда-нибудь она обязательно возьмётся за себя и жесточайшим образом расправится со своими лишними килограммами. Просто это «когда-нибудь» должно ещё чуть-чуть подождать. Вот запасы сгущенного молока в прикроватной тумбочке закончатся, тогда и будет время задуматься об этом.

– Девоньки, глядите, эта штука на стене растёт, да? Или мне кажется? – встревоженным голосом спросила Степановна, чей взгляд вдруг сфокусировался на стене.

Света, симпатичная девушка с длинными русыми волосами, закрыла книгу и положила её на тумбочку. Она внимательно посмотрела на «ледяную корочку» толщиной с полмиллиметра, которая занимала четверть самой дальней от входа стены. Рядом с «корочкой» стояли два включенных в розетку электрообогревателя.

Не нравилось Свете это странное ледяное образование на стене. Ой, как не нравилось. Мало того, что от него исходил ощутимый физический холод, ещё чувствовалось что-то неприятное, мерзкое – правда, это уже происходило на подсознательном уровне. Свете казалось, что «ледяная корочка» дышит, чуть-чуть увеличиваясь и сразу же уменьшаясь при этом.

– Степановна, мне такой сон про эту гадость снился… И про вас, между прочим. Если я расскажу, то вы меня убьёте, – сказала Света.

– Ты рассказывай, а я подумаю: убивать тебя или не убивать, – предложила невозмутимая Степановна.

– Степановна, вы лучше её сразу убейте, дуру такую. Вечно метёт, что ни попадя, – засмеялась Ира (ровесница Светки и та ещё модница). – Давайте, её вместе убьём, а? Спасём и себя, и свою психику.

Степановна медленно облизала ложку со сгущёнкой и улыбнулась:

– А пускай рассказывает. Меня в этой жизни ничем не запугаешь. Я столько всякого насмотрелась…. После третьих родов, девоньки, уже ничего не страшно.

– Короче, вы сами напросились! – зловеще произнесла Света. – А приснилось мне, что ночью из этой бяки вылезло что-то… Вернее, кто-то…. Такая типа горилла, только большая и дохлая уже, вонючая, гнилая, да как схватила вас за шею, придушила, как следует, и поволокла за ноги куда-то вглубь стены через эту же ледяную бяку.

– Вот же дурочка! В твоём возрасте не ужастики надо читать, а пособие по камасутре изучать, а то тебе ещё и не такое приснится.

Внезапно открылась дверь и в палату заглянула Алёна – дежурная медсестра хирургического отделения:

– Девчонки, бегом в столовую, – крикнула она. – Обед привезли.

8

Груша остановился напротив умывальника с зеркалом и стал рассматривать покрасневший правый глаз. Вася нетерпеливо крутился на одном месте, затем, не выдержав, подошёл к Груше.

– Пошли жрать! Сколько можно себя разглядывать? Прямо как девчонка.

– Слушай, такая фигня странная. Бред, в общем. Прикинь, только Иваныч начал рассказывать свою историю, у меня глаз задёргался, – зашептал Груша. – Я даже яблоко приложил, так сильно дёргался… А закончил рассказывать – и глаз сразу успокоился. Вот, думаю, чё это было?

– Такое у всех бывает, но не у всех проходит. Мужайся, твой случай неизлечим, – усмехнулся Вася и хлопнул Грушу по плечу. – Так ты идёшь жрать или нет?

9

В двенадцатой палате хирургического отделения Магамединов присел на корточки напротив стены, которая частично обледенела. Он осмотрел всю стену сверху донизу. Два обогревателя, стоящие возле этой стены и исправно работающие, никак не влияли на это обледенение. Ледяная корочка покрыла пятнадцать процентов площади стены. Максим Викторович потянулся к ней и почти дотронулся до неё, но его остановил Павел Петрович:

– Осторожно, эта гадость на коже оставляет ожоги. Вот, посмотри, какой у меня волдырь на пальце, – Николаев показал указательный палец левой руки.

– Впечатляет, – кивнул головой Магамединов и стал водить рукой на небольшом расстоянии от ледяной корки, – от этой корочки реально исходит холод, я его чувствую на расстоянии, – сделал своё первое заключение Максим Викторович, достал шариковую ручку и попробовал разломать ледяную пластинку, но у него ничего из этого не вышло.

– Смеёшься, что ли? Мы совковой лопатой скребли, и у нас ничего не вышло, а ты ручкой хочешь.

Магамединов наклонил обогреватель и прислонил его к ледяной корке. Что-то резко шикнуло в ответ, и ледяная корка увеличилась в два раза. Максим Викторович убрал обогреватель от стены и обернулся, чтобы высказать Николаеву кое-какие соображения. Но вместо Павла Петровича увидел невысокую сгорбленную девушку в чёрном платье с вороном на плече. Он рефлекторно отскочил от неё вбок на полметра, а она, смущённо улыбнувшись, заговорила неприятным прокуренным голосом:

– Кто-то стёр тебя из списка смертей. Видимо, у тебя появился сильный покровитель, определи его и наладь с ним связь.

Магамединов протянул руку, схватил девушку за платье и потянул её на себя. Ворон вспорхнул с её плеча и полетел к выходу из палаты.

– Кто ты такая? – спросил Максим Викторович.

– Я не такая, я такой. Что за шутки у тебя, Максим?

Заведующий терапевтическим отделением увидел, что держит не девушку за платье, а своего друга за лацкан пиджака.

– Бредятина какая-то! – изумленно пробормотал Магамединов.

– И я о том же, – согласился с ним Николаев.

10

Лифт остановился на втором этаже восьмиэтажного здания больницы. Из него в вестибюль терапии вышла Аллочка, старшая медсестра этого отделения, с разрисованной папкой «Дело» в руках, повернула в левое крыло и медленно зашагала по длинному коридору. Одна её походка чего стоила! Стройные, загорелые ноги, плотненькие полумесяцы её ягодиц сводили мужчин с ума. Они сразу же оборачивались, когда она проходила мимо них.

Аллочка прошла мимо своего кабинета и постучалась в каморку Погодина.

– Минуточку! Подождите, сейчас открою! – раздался из-за двери взволнованный голос Петра Алексеевича.

– Петя, это я, – громко, никого не стесняясь, произнесла старшая медсестра.

– Иду-иду, Аллочка! – крикнул Погодин.

Раздался скрежет ключа, и в проём дверей выглянул Погодин.

– Ты одна? – спросил он.

Аллочка легонько толкнула Погодина в каморку, и он отступил на шаг назад. Аллочка вошла вслед за ним в небольшую комнату без окон с письменным столом и большой длинной кроватью.

– Нет… Я взяла пару подружек, чтобы нам с тобой было веселей.

Аллочка закрыла за собой двери и кинула разрисованную папку на табуретку, стоящую в углу. Погодин грустно посмотрел на то, как обращаются с его творениями и спросил: