Патрик Бовен - Единственный, кто знает Страница 5

Разве что… теперь она стала взрослой и научилась самостоятельно справляться с чувствами. Она избавилась от сакральной власти отца вовсе не для того, чтобы поддаться манипулированию какого-то незнакомого психа.

Раздался звуковой сигнал: новое письмо.

Первый подарок.

Марион невольно отшатнулась от экрана монитора.

Уже?!

Вокруг нее кипела привычная редакционная деятельность.

Она открыла письмо.

На этот раз в нем не содержалось ни одной фразы — только прикрепленный видеофайл.

Марион нахмурилась. А что, если это вирус? Так часто бывает — с незнакомого адреса приходит зараженный файл… Кто-то решил повредить ее компьютер?

Ее пальцы нерешительно замерли над клавиатурой.

Открывать, не открывать?..

Наконец она все же кликнула по иконке. Загрузка файла началась.

20 %… 55 %… 95 %…

На экране монитора появилась фотография.

Масштаб был довольно мелкий, и рассмотреть все в подробностях не удавалось. Вдалеке виднелись яхта и стоящий на мостике человек. Из-за удаления было невозможно разглядеть черты его лица. В качестве подписи стояло имя — «Адриан Фог» — и дата — несколько месяцев назад.

Адриан Фог? Кто это?

Марион выбрала опцию «увеличить изображение». Лицо человека приблизилось, заняв почти весь экран монитора.

И тут она испытала настоящий шок.

Когда она узнала этого человека, на нее ледяной волной накатил ужас. Она поняла, что все защитные барьеры, воздвигаемые ею год за годом, оказались бесполезны. Что ее внутренняя плотина вот-вот рухнет.

На его лице не было ни единой морщины.

Его небрежная поза, его всегда немного покровительственная манера держаться, его незыблемая уверенность, что с вами ничего не случится, пока он рядом, его неотразимо обаятельная улыбка — все осталось прежним. Как будто они расстались всего пару минут назад…

Она судорожно вдохнула воздух, превозмогая спазм в горле, и вцепилась в край стола.

Марион не знала, кто такой Адриан Фог.

Но человека на фотографии она очень хорошо знала.

В другой жизни, в сотне световых лет от нынешней, полицейские службы нескольких стран долго разыскивали его, прежде чем наконец официально занести в списки людей, пропавших без вести.

Если быть точной, это произошло пятнадцать лет назад.

Он был человеком всей ее жизни.

Его звали Натан Чесс.

Глава 4

Раньше

— Чесс. Доктор Натан Чесс. Здравствуйте. — Человек протянул ей руку. — Я хирург-ортопед. Отвечаю за неотложную хирургическую помощь, когда начальник этой службы отсутствует. Иными словами — почти все время.

Марион пожала протянутую руку:

— Очень приятно.

— Взаимно.

Но по его лицу это было не слишком заметно.

— Ну что, идем?

Он сунул руки в карманы халата, развернулся и, даже не обернувшись к ней, двинулся по коридору. Высокий, черноволосый, с длинными белыми руками. Одежда его была помята, и он выглядел усталым. Марион заметила, что шнурок на одном из его ботинок развязался. Должно быть, Натан Чесс — сверхисполнительный или фанатично преданный своей работе человек — или и то и другое, — поскольку для заведующего отделением он был еще довольно молод, не старше тридцати лет.

Марион невольно вспомнила вампира Лестата, героя серии книг Энн Райс.

Ей пришлось почти бежать, чтобы успеть за доктором Чессом.

— Вы знаете Отель-Дье? — спросил он.

— Только по названию.

— Это самая старая из парижских больниц. Здесь, в башне, некогда располагалась тюрьма — сюда привозили на лечение заболевших заключенных из других тюрем. Вы об этом знали?

— Нет.

Он распахнул дверь на лестницу, поднялся, поздоровался с кем-то из коллег и вошел в обшарпанную комнату, вдоль стен которой тянулись металлические шкафы.

— Вот ваш шкаф, — сказал он, распахивая один из них.

— А что, он не запирается на ключ?

— Все ценные вещи вам лучше сохранять при себе. Кражи здесь не редкость.

— А кто ими занимается? Персонал?

— Персонал. Бомжи. Наркоманы. Все, кто сюда попадает. Даже ваши коллеги.

— Студенты-медики?

— Богачи здесь не работают. Если у вас с собой имеются вещи, которые вам дороги, храните их при себе. А лучше оставляйте дома.

Натан Чесс посмотрел на часы и подождал, пока Марион наденет халат. Она собрала волосы в хвост, перетянув их эластичной лентой, затем быстро рассовала по карманам необходимые вещи — записную книжку, ручку, молоточек для проверки рефлексов и стетоскоп.

Затем они снова спустились в приемную — тем же торопливым шагом, почти бегом.

— Я не потребую от вас ездить на вызовы, — сказал доктор Чесс. — Служба скорой помощи состоит из двух отделений: срочная медицинская помощь и срочная хирургическая. Все пострадавшие с травмами, ранами, другими повреждениями в результате несчастных случаев, автокатастроф — словом, все те, кому требуется срочная операция, — доставляются в отделение срочной хирургической помощи, где вам предстоит работать. Скоро вы сами во всем разберетесь. Но, так или иначе, времени у нас нет. На каком вы курсе?

— На втором.

— Это ваша первая стажировка?

— Да.

— Значит, вам еще не доводилось осматривать больного?

Она покраснела:

— Нет.

— Сколько вам лет?

— Двадцать, — ответила Марион.

— Маловато.

— Вполне достаточно.

Не останавливаясь, он бросил взгляд на бейджик, который выдали ей в секретариате:

— Марион Марш. Вы англичанка?

— Мой отец американец.

Он остановился:

— Откуда именно?

— Из Нью-Йорка. Моя мать была француженка.

— Была?

— Она умерла очень давно. Мне тогда было пять лет.

— В Америке вы не бывали?

— Нет. Но я свободно говорю на двух языках.

Натан Чесс снова зашагал — как будто с него сняли тяжелый груз.

— И как вам нравится здесь, во французской столице?

Странный вопрос. Можно подумать, она иностранка.

— Я родом из небольшого городка на юге. Поэтому, когда я приехала в Париж, в первую очередь меня поразили размеры…

— Название.

— Простите?..

— Название города.

— Экс-ан-Прованс.

— Я его знаю.

— Ах, вот как?

— Там есть французско-американский лицей. Приезжает много американских студентов по обмену. Иногда там читает лекции Джон Гришэм, американский писатель. Еще я помню знаменитую тамошнюю улицу — Курс Мирабо, так?

— Да, совершенно верно. — Марион позволила себе легкую улыбку.

В конце концов, этот человек может оказаться вовсе не таким страшным тираном, как о нем говорят. Марион вспомнила студенческую лотерею распределения, состоявшуюся две недели назад. Номером первым в результате розыгрыша оказалась буква «N», а предшествующая ей «М», соответственно, последней, так что на долю Марион, чья фамилия начиналась на эту букву, осталась лишь стажировка в службе скорой помощи, куда никто не жаждал попасть. По десятибалльной шкале студенческих предпочтений это место имело средним баллом «двойку» — иными словами, найти что-то худшее было затруднительно. Старшекурсники, говоря о нем, обычно приводили цитату из «Божественной комедии» Данте: «Оставь надежду, всяк сюда входящий» — надпись над вратами ада. Те, кому доводилось там работать, обычно добавляли: «Чесс — ненормальный!»

Они прошли под сводами внутренней галереи. Одна из ее сторон выходила в сад. В центре возвышалась статуя некоего ученого мужа, к которой было добавлено множество разноцветных гипсовых аксессуаров, включая фаллос огромных размеров.

— Это традиция, — объяснил доктор Чесс, заметив округлившиеся глаза Марион. — Новые интерны каждый семестр меняют облик этой статуи. Но поскольку вы пока лишь студентка-экстерн, можете в этом не участвовать.

Марион искоса взглянула на него, пытаясь понять, не шутит ли он. Нет, кажется, он говорил вполне серьезно…

— Могу я задать вам один личный вопрос? — наконец спросил Натан Чесс.

Ах, вот как, значит, все предшествующие вопросы, с его точки зрения, не были личными?.. У Марион возникло ощущение, будто она на допросе в полиции.

— Я вас слушаю.

— Почему вы решили продолжать учебу?

Марион удивилась.

На данный момент она даже не ставила перед собой такой вопрос. Она выдержала экзамен после первого курса[1], собиралась стать врачом. Нужно было быть полной идиоткой, чтобы после стольких усилий отказаться от первоначальных намерений.

Она спросила себя, не устраивает ли он ей некий проверочный тест. И решила ответить начистоту:

— На самом деле я колебалась.

— Колебались?

— Вообще-то сначала я хотела стать писательницей или журналисткой. Но отец был против. По его мнению, писательство — это несерьезное занятие.