Альфредо Конде - Тайна апостола Иакова Страница 5

А завершилось все в тот момент, когда Провидение сочло уместным преградить ей путь подставкой для зонтиков и край ее юбки зацепился за палец бронзового Купидона, почерневшего от забвения и табачного дыма, которым окутывали его целые поколения посетителей читального зала. Сей Купидон являл собой некий игривый предмет интерьера, никак не вписывавшийся в атмосферу этой территории умников, которую уж игривой-то никак до настоящего момента назвать было нельзя. Зато теперь игривости ей хватило с лихвой.

Итак, бронзовый перст известного шалунишки, выставленный вперед с совершенно определенными намерениями, крепко ухватил тщательно отглаженную, без единой морщинки целомудренную серую юбку в широкую складку, скрывавшую не слишком аппетитные изгибы тела несчастной дамы и тщательно оберегавшую ее ноги от посторонних взоров. В результате сеньорита Аида, директор библиотеки, пребывавшая при исполнении служебных обязанностей, оступилась, плашмя упала на пол, издала жалобное «ой!», судорожно прикрыла обнажившийся срам и, неожиданно изловчившись, вновь приняла вертикальное положение. И все это за какие-то секунды.

Встав на ноги, библиотекарша тут же обратилась к одному из стоявших поблизости студентов. Гордясь тем, как ловко ей удалось справиться с неловким положением, она спросила у него:

— Вы видели мою быстроту?

— Вашу срамоту?

— Мою быстроту!

— Да, но я никому об этом не расскажу.

Отовсюду стали раздаваться сдавленные смешки, обычно предваряющие всеобщий взрыв хохота. Однако Аида Пена сумела подавить сие безобразие в самом зародыше, повысив голос и вопросив визгливым тоном:

— Что вы сказали?

— Да что вы, сеньора, как я мог себе позволить… — робко пробормотал студент, показавшийся библиотекарше действительно полным придурком.

Между тем швабра, вырвавшаяся из рук дамы в момент падения, продолжила движение в свободном полете и случайно задела одну из лопастей вертолета, введя его таким образом в штопор.

Не создавая никакого шума, если не считать нарастающего гула возбужденной толпы студентов, летательный аппарат устремился вниз и благополучно приземлился на голову старшей дочери полномочного представителя центрального правительства в Галисии, удивительным образом выбрав ее среди десятка гораздо более удачно расположенных голов. Сей странный выбор сулил непредсказуемые и крайне серьезные последствия для того, кто с безопасного расстояния осуществлял управление вертолетом.

Приземление на достойнейший череп было весьма впечатляющим и вызвало радостное оживление среди присутствующих, которые встретили его шумными аплодисментами. Завершение инцидента можно было бы считать вполне благополучным, если бы не одно нежелательное сопутствующее обстоятельство: на лбу ошеломленной девушки образовалась рубленая рана, определенно требовавшая хирургического вмешательства.

Тем временем библиотекарша, не забывая краем глаза внимательно следить за сбитым летательным аппаратом, разразилась жалобными стенаниями по поводу якобы невыносимой боли от удара об угол стола, который она получила при падении.

Она продолжала стонать и жаловаться до тех пор, пока автор сего грандиозного аэропредставления не спустился с высот, откуда он управлял полетом воздушного судна. Сойдя с небес на грешную землю, он, вместо того чтобы позаботиться о самоотверженной библиотекарше, поднял с пола вертолетик и принялся расправлять его лопасти. После чего как ни в чем не бывало удалился. Он двигался неторопливо и флегматично, как какой-нибудь британский лорд. Однако, едва выйдя за дверь, он начал усиленно осенять себя крестным знамением, словно отгоняя нечисть.

В этот момент Аида Пена резко усилила интенсивность своих стенаний, давая тем самым понять, что она узнала человека, совершившего столь безрассудное действо. Это был сын любовницы главного комиссара полиции Сантьяго-де-Компостела.

Когда Андрес Салорио, пребывавший при исполнении служебных обязанностей и знакомившийся с отчетом о происшествии, дошел до этого места, он не знал: то ли продолжать улыбаться, то ли начинать потихоньку всхлипывать.

3

Компостела, суббота, 1 марта 2008 г., 13:00

Утро первого дня марта 2008 года было дождливым. Небо было серым, почти черным из-за огромных грозных туч, покрывавших его до самого горизонта. Не к добру это, подумал Андрес Салорио, когда, встав с постели, раздвинул шторы и увидел льющийся на землю дождь.

По прошествии нескольких часов дождь продолжал барабанить по крышам столь же настырно и размеренно, как и ранним утром, однако он так и не достиг той степени интенсивности, которую предвещали мрачные свинцовые тучи, по-прежнему грозно нависавшие над близлежащими горами.

Вместе с тем комиссар должен был признать, что, несмотря ни на что, день начался не так уж плохо. Гораздо лучше, чем такой же торжественный день ровно год назад. Сегодня, вопреки его опасениям, Эулохия, любимая женщина комиссара, встала в великолепном, правда, слегка возбужденном расположении духа. У нее был день рождения.

— Еще один! — пробормотала она себе под нос, но достаточно громко для того, чтобы он услышал ее и переспросил:

— Еще один что?

Однако, вопреки ее ожиданиям, он не стал ничего переспрашивать, а вместо этого радостно произнес:

— Поздравляю, родная.

Тогда она пошла в душ, напевая мелодию, показавшуюся комиссару несколько экзотической. Что-то о Карибах. Мелодия была слащавой и время от времени прорывалась сквозь довольные пофыркивания, с которыми Эулохия подставляла лицо под поток горячей воды, и легкие постанывания, сопровождавшие упражнения по растягиванию мышц, коим она имела обыкновение предаваться под струей воды, изливающейся из душевой насадки, напоминающей что угодно, но только не телефонную трубку; пожалуй, сравнение с насадкой огромной лейки было бы здесь более уместным.

Затем, немного побродив по комнате в полуголом виде, завернувшись в махровое полотенце, Эулохия оделась и собралась выйти на улицу.

Когда она уже взялась за ручку двери, Андрес напомнил ей, что она не позавтракала, и услышал в ответ:

— Вернусь через пару часов, и тогда вместе позавтракаем. Вот увидишь, тебе понравится.

— Буду ждать тебя в конторе! — успел крикнуть Андрес Салорио, когда она уже закрывала дверь, не уверенный, что его расслышали.

Спустя четверть часа комиссар подходил к месту своей службы. Да, была суббота, но ведь он был ответственным чиновником, и ему нравилось подавать пример подчиненным. Там, в своем кабинете он будет терпеливо ждать звонка Эулохии, а тем временем займется чтением газет и работой с документами.

О безобразии, которое сын Эулохии устроил в университетской библиотеке, он узнал, едва усевшись за стол.

Поборов первый спонтанный порыв, он решил, что сначала следует ознакомиться с прессой и только потом звонить полномочному представителю центрального правительства. Спустя десять минут после принятия столь трудного решения он с головой ушел в выполнение первой из поставленных задач, начисто забыв о второй. К тому же первая задача заняла у него несколько больше времени, чем он рассчитывал.

Двух часов, которые дала сама себе Эулохия, ей не понадобились. Она справилась с намеченными задачами за сорок пять минут.

Не успел комиссар просмотреть даже двух газет, как она стремительно ворвалась в полицейское управление, радостно, с улыбкой на лице поприветствовав агентов, охранявших вход в здание. И тут же взлетела на второй этаж, где располагались кабинеты начальства.

Аккуратно прикрыв дверь кабинета Андреса, Эулохия извлекла из сумки две банки черной икры (иранского происхождения, из Каспийского моря, маркирована тремя нулями) и поставила их на стол.

Затем вытащила из сумки две ложечки, одну — пластмассовую, другую — серебряную. Комиссару протянула пластмассовую, а себе взяла изысканную серебряную и, вооружившись ею словно копьем, приготовилась вонзить ее в содержимое банки, чтобы, несмотря на неурочное время, приступить к завтраку.

Комиссар, конечно, обратил внимание на то, что ложечка в руке Эулохии — та самая, которую он подарил ей по случаю прошлого дня рождения, но не успел ничего сказать. Она его опередила, произнеся с улыбкой:

— Давай открывай, мне не по силам.

Андрес Салорио повиновался. Вскрывая банки, он убедился в том, что они еще сохраняют температуру холодильной камеры. Увидев непонятные черные буквы на этикетке, он с некоторым беспокойством поинтересовался стоимостью баночек, подозревая, что вряд ли они сильно подешевели за последнее время, скорее наоборот.

— Семьсот пятьдесят евро каждая!

Именно такую сумму назвала Эулохия, и при этом ни один мускул не дрогнул на ее лице, овал которого, по мнению ее любовника, являл собой истинное совершенство.