Роберт Сойер - Вычисление Бога Страница 50

И, конечно, мы продолжали настаивать на том, что Вселенная кишит жизнью — что в Земле нет ничего особенного, что она, в действительности, заурядна, что планет вроде неё… ну, что их как той грязи, от которой мы и взяли название для нашей.

Но затем, в 1988-м, была открыта первая экзопланета, у звезды HD 114762. Конечно, тогда мы и знать не знали, что это планета; мы полагали, что это, наверное, коричневый карлик: в конце концов этот объект оказался в девять раз тяжелее Юпитера, летая по орбите, приближенной к HD114762 ближе, чем Меркурий к Солнцу. Но в 1995-м была открыта ещё одна экзопланета, на этот раз вполовину меньшая Юпитера, вращающаяся на орбите вокруг своей звезды, 51 Пегаса, также на меньшем расстоянии, чем Меркурий от Солнца. А потом мы находили новые экзопланеты, ещё и ещё — и все в звёздных системах, не похожих на нашу.

В нашей системе, Солнечной, газовые гиганты — Юпитер, Сатурн, Уран и Нептун — находятся на удалённых орбитах, а внутренние планеты маленькие и каменистые. Теперь мы из обычной звёздной системы превратились в аномалию. И при этом само устройство Солнечной системы, похоже, критически важно для развития и поддержания жизни. Без гравитационного воздействия со стороны нашей гигантской луны — практически сестры-планеты, образованной на ранних этапах формирования Земли, когда астероид врезался в ещё незастывший шар — вращение Земли было бы неустойчивым, а атмосфера сокрушительно плотной, наподобие атмосферы Венеры. А в отсутствие Юпитера, патрулирующего границы между внутренней и внешней частями Солнечной системы и сметающего своей чудовищной гравитацией своенравные кометы и астероиды, наша планета испытывала бы прямые попадания таких объектов куда чаще. Столкновение с болидом, очевидно, практически стёрло жизнь с лица планеты шестьдесят пять миллионов лет назад; мы бы не справились с более частыми бомбардировками.

Разумеется, родная Холлус звёздная система очевидно напоминала нашу, как и система вридов. Тем не менее такие звёздные системы, как Солнечная, экстраординарно редки; это исключение, а не правило. И клетки совсем не просты; они невероятно сложно устроены. И ископаемые останки, вызывающие одновременно и восхищение, и разочарование, наглядно показывают: эволюция движется скорее скачками, чем накоплением постепенных изменений.

Всю взрослую жизнь я прожил, будучи бескомпромиссным неодарвинистом. Меньше всего мне хотелось бы отречься от своих взглядов на смертном одре.

И всё же…

И всё же, как верит Холлус, быть может, в головоломке жизни кроется нечто большее.

Я знаю, эволюция реальна; я знаю это наверняка. Я видел окаменелости, знакомился с исследованиями ДНК, которые показывают, что наш генетический материал на 98,6 % совпадает с генетическим материалом шимпанзе, а потому у нас неизбежно должен быть общий предок.

Движется скачками…

…А может… квантовыми скачками?

Законы Ньютона семнадцатого столетия в основном правильны; они абсолютно применимы для огромного числа самых разных вычислений. Мы их не отбросили; скорее, сделали в двадцатом столетии частью новой, более всеобъемлющей физики — физики относительности и квантовой механики.

Теория эволюции — продукт девятнадцатого столетия, она была опубликована Дарвином в его книге, полное название которой «Происхождение видов путём естественного отбора, или Сохранение благоприятных рас в борьбе за жизнь». Но чем больше мы узнавали, тем менее адекватным представлялся нам естественный отбор в качестве механизма создания новых видов; даже наши лучшие попытки искусственной, разумной селекции, очевидно, не справились с этой задачей: все собаки по-прежнему принадлежат к виду Canis familiaris.

И сейчас мы оказались на рубеже двадцать первого столетия. Определённо, не кажется ли разумным представить, что идеи Дарвина, как до него идеи Исаака Ньютона, будут включены в нечто большее, в некую более полную теорию?

Проклятье!

Будь оно проклято.

Ненавижу, когда боль приходит вот так — внезапно пронзает меня, словно нож.

Я потянулся к беспорядочно заваленному всякой всячиной журнальному столику. Мои таблетки — где они? Где?

27

Ронда Вейр, невысокая, полная, с серебристыми волосами, была детективом полиции Торонто. Её телефон зазвонил в воскресенье, в 13:11. Она подняла трубку и сказала:

— Детектив Вейр.

— Здравствуйте, — произнёс на другом конце скрипучий мужской голос, заметно раздражённый. — Надеюсь, на этот раз я говорю с тем, кем нужно; меня несколько раз перенаправляли.

— Чем могу помочь? — спросила Ронда.

— Меня зовут Константин Калипедес, — ответил голос. — Я дежурный управляющий в гостинице «Лейкшор Инн» в Этобико. Наша горничная только что нашла в одной из комнат оружие.

— Какой оружие?

— Пистолет. И ещё она нашла пустой чехол для — как там его? — автомата.

— Гость уже выписался?

— Гости, во множественном числе. Нет. Номер зарезервирован за ними до полудня среды.

— Продиктуйте их имена.

— Первый — Дж. Д. Эуэлл, второй — К. Фолзи. У них машина с номерами из Арканзаса.

— Вы записали номер?

— Нет, они сами его записали на карточке регистрации, — сказал управляющий и продиктовал Ронде нужные буквы и цифры.

— Горничная закончила прибирать в номере?

— Нет. Как только она нашла пистолет, я велел ей прекратить уборку.

— Это правильно, — похвалила Ронда. — Продиктуйте ваш адрес.

Он продиктовал.

— Я приеду через… — сказала она и посмотрела на часы, в уме подсчитала время; в воскресный день пробок быть не должно, — через двадцать минут. Если эти Эуэлл или Фолзи вернутся, попробуйте их придержать, но не только не подвергаясь риску. Это понятно?

— Да.

— Я уже еду.

Гостиница «Лейкшор Инн», что неудивительно, располагалась на бульваре Лейкшор. Ронда Вейр с напарником, Хэнком Ли, припарковала ничем не примечательный автомобиль перед центральным входом. Они разделились: Хэнк стал проверять номера у машин с левой стороны, а Ронда — с правой. У шести автомобилей оказались американские номера — две машины были из штата Мичиган, две из Нью-Йорка, по одной из Миннесоты и Иллинойса. Ни у одной не было арканзасского номера. Накрапывал дождик; позднее он собирался полить сильнее. Воздух был пропитан резким запахом озона.

Константин Калипедес оказался пожилым греком с брюшком и седой щетиной бороды. Он провёл их по длинному коридору, оставив позади множество закрытых дверей, пока все трое не добрались до открытой. Там они нашли горничную, иммигрантку из Ост-Индии, и уже вчетвером направились к номеру 118. Калипедес достал было универсальный ключ, но Ронда не дала ему открыть дверь. Она открыла дверь сама, повернув ручку ключом, чтобы не смазать возможные отпечатки. Комната была довольно непрезентабельной — две картины в рамках висели косо, а в зеленовато-голубые обои отслаивались по стыкам. В комнате стояли две кровати двойного размера, рядом с одной была бутыль с кислородом, какой пользуются страдающие от апноэ — приступов ночного удушья. Обе постели были не застелены; очевидно, девушка нашла оружие, не успев за них взяться.

— Где пистолет? — спросила Ронда.

Горничная вошла в комнату и показала. Сейчас пистолет лежал на полу рядом с чемоданом.

— Мне пришлось передвинуть чемодан, чтобы добраться до розетки, — пояснила девушка. Её речь звучала с мягким акцентом. — Хотела включить пылесос. Должно быть, чемодан был закрыт неплотно, и пистолет выпал, — и, указав рукой, добавила: — а там, дальше, оказался деревянный ящик.

— Девятимиллиметровый «глок», — произнёс Хэнк, бросив взгляд на пистолет.

Ронда посмотрела на ящик. Внутри он был выложен пенистой резиной и был как раз подходящего размера, чтобы вместить самозарядный карабин «Intertec Tec-9», опасное оружие — в сущности, автомат длиной с предплечье. Держать пистолет в Канаде было само по себе незаконным, но куда сильнее беспокоило, что Фолзи и Эуэлл оставили его в номере, предпочтя ему «Tec-9» — оружие, из-за обоймы на 32 патрона запрещённое даже в США. Ронда выпрямилась, упёршись руками в бока, и медленно обвела комнату взглядом. Две пепельницы; номер для курящих. Модемные выходы, к которым можно подключиться, но ноутбука не видно. Она шагнула в ванную. Две опасные бритвы, флакон с пеной. Две зубные щётки, одна из которых сильно измочалена.

Вернувшись в комнату, она обратила внимание на Библию с чёрной обложкой, лежащую на одном из ночных столиков.

— Веские причины? — спросила Ронда у напарника.

— Я бы сказал, да, — ответил Хэнк.

— Что это значит? — спросил Калипедес, не сводящий с них глаз.

— Это означает, — объяснила Ронда, — что имеются достаточно веские причины полагать, что преступление либо было совершено, либо планируется, что даёт нам право провести обыск без ордера. Вы можете остаться и наблюдать — по правде, мы будем даже рады, если вы останетесь.