Брижит Обер - Карибский реквием Страница 51

– Что это?

– Не знаю. Но думаю, что это плохо.

– Плохо?

– Очень плохо. Готовьтесь к тому, что это может стать для вас потрясением.

– Но о чем вы говорите, ради бога? – прокричал Даг, разрывая бумагу.

Небольшой предмет, который находился в пакете, вывалился на стол с глухим стуком. Даг прищурился и склонился, чтобы лучше разглядеть.

Впервые в жизни он почувствовал, как у него на голове дыбом встали волосы. По всему телу побежали мурашки. Кажется, он закричал? Но сам он этого не слышал. Все его ощущения были сосредоточены на том, что находилось перед его глазами.

На деревянном столе лежал палец, аккуратно отсеченный у самого основания. На смуглой коже выделялся розовый лак ногтя.

Судорожно сжался желудок, по пищеводу взметнулась горячая волна желчи. Даг выпрямился, пытаясь подавить неукротимый позыв. Отец Леже стоял, окаменев, прижав ладонь ко рту, словно заглушая приступ рвоты. Даг осознал, что скрежещет зубами; он заставил себя дышать медленно и глубоко. Урок, усвоенный перед лицом огромных волн-убийц в Пуэрто-Эскондидо, в Мексике: жизненные соки должны свободно циркулировать. Страх – это кислота, которая разъедает энергетические датчики.

– Как вы? – спросил его аббат.

– Сейчас пройдет, – пробормотал он, опускаясь на старый диван и пытаясь вновь овладеть собой.

Но тут же рывком вскочил. Что-то острое впилось ему в задницу. Он поднес руку к левой ягодице и вытащил из заднего кармана связку ключей. Маленький ключик на брелоке в виде дельфина. Ключ Аниты Хуарес. Вурт на этом не остановится. Зачем ей был нужен этот ключ? Вурт будет резать ее на куски живую, как можно медленнее.

Его сердце опять бешено заколотилось, он сжал кулаки. Сердце должно его слушаться, мозг должен его слушаться, у него нет права на страх, на бессмысленные стенания. Главное сейчас – это размышлять, потому что если ему не удастся понять, где держат Луизу-Ключ. Неужели Анита Хуарес была из тех, кто имеет привычку таскать с собой ключ от дома, когда уходит на задание? Вряд ли. Тем более что документов при ней не оказалось. Нет, если ей что и было нужно, как всякому профессиональному убийце на задании, так это возможность забрать причитающиеся ей деньги. Камера хранения? Анонимная ячейка в банке? Слишком заметно. В ее сумке он нашел лишь три предмета – три предмета, которые, несомненно, как-то между собой связаны. Ключ с дельфином, закрытый купальник и журнал по подводному плаванию. Даг на мгновение прикрыл глаза, и внезапно его пронзила догадка.

– Клуб подводного плавания!

– Что?

– Ключ Аниты Хуарес. Это, разумеется, ключ от шкафчика в клубе подводного плавания.

Отец Леже внимательно взглянул на него.

– Но о чем вы говорите?

– Об этом ключе! Вот этом, с дельфином. И о журнале по подводному плаванию, который я нашел у нее в сумке вместе с купальником.

– Это что, какой-то ребус?

– Ad usum Delphini: для дофина! С самого начала мне подсовывают лишь разрозненную информацию, как эти книжки с вымаранными строчками, предназначенные для дофина, юного сына Людовика Четырнадцатого. Но настоящий текст постепенно проступает. Вы помните дело Джонсон? Дженифер тоже посещала клуб подводного плавания. Вы не видите здесь никакой связи?

– Ну… вы полагаете, убийца находит своих жертв в клубе подводного плавания?

– Очень даже может быть. Во всяком случае, это нечто такое, что имеет для него значение, и он вполне мог оставить деньги для Хуарес в ячейке одного из таких клубов. В ячейке, ключ от которой находится у нас. И где, вполне возможно, есть и еще что-нибудь любопытное.

– И мы взмахом волшебной палочки вычислим нужный нам клуб среди двух или трех тысяч таких клубов, расположенных на Карибах?

Не слушая священника, Даг принялся лихорадочно рыться в своем рюкзаке и наконец извлек оттуда помятый журнал. Все лучше, чем сидеть здесь и думать о том, что они сделали с Луизой и что, возможно, делают с ней как раз сейчас.

– Вот. «Апноэ 2000». На английском. Вся информация о подводной охоте, так-так, профессиональное снаряжение, так-так, список всех клубов, где практикуют подводное погружение с остановкой дыхания… С остановкой дыхания… Это требует смелости, выдержки, самообладания и желания победить среду, в которой ты – чужеродный элемент.

– Дагобер, мы теряем время, а Луиза нуждается в помощи, – вздохнул отец Леже, не отрывая глаз от зловещего кусочка плоти.

– Нет. Мы как раз начинаем тянуть за нитку, разматывая клубок. Двоих мальчишек, которые служили прикрытием Хуарес, утопили. Все сходится. Вы когда-нибудь занимались подводным плаванием с задержкой дыхания, отец мой?

– Немного, еще в молодости. Не как профессионал, просто…

– Взгляните на этот список и отметьте известные вам клубы. Выделите те, которые кажутся вам достаточно крупными, чтобы гарантировать клиентам анонимность.

Отец Леже возвел глаза к небесам, чтобы призвать их в свидетели, и взял журнал.

Васко смахнул невидимую пыль со своей футболки Версаче цвета морской волны, поменял золотые часы «Патек Филип» на спортивную модель «Брейтлинг».

– Что ты делаешь? – спросила его Шарлотта.

Она чувствовала легкое опьянение – за обедом она, похоже, перебрала. Васко в это время, нахмурив брови, с кем-то разговаривал по телефону, задавая собеседнику отрывистые вопросы. Она и сейчас продолжала пить, одна, облокотившись на перила на носу корабля, глядя, как небо заволакивают облака. Собирался дождь. Она любила дождь. Короткий, энергичный вечерний дождь. Она чувствовала себя старой и уставшей. Двадцать пять лет. Из них двадцать – борьба за выживание, за место под знойным карибским солнцем. Дождь был так нужен ее обожженной душе.

– Я узнал все, что хотел. Скажи Диасу, чтобы приготовил глиссер, – ответил Васко, натягивая жилет без рукавов, но со множеством карманов, который, как ей было известно, предназначался для особых случаев: с кровопусканием.

– Ты куда?

– Мне нужно кое-что сделать, querida. Я вернусь завтра, не беспокойся.

– Ты нашел Вурта? Где он?

– По моей информации, Вурту заплатили, чтобы он устранил твоего папашу и его девку.

– Что? Вот ублюдок!

– Не говори так о своем отце.

– Да я не о нем, а об этом мешке дерьма, о Вурте! Как вспомню, как он лез ко мне во время ужина, козел старый!

– Он лез к тебе? Черт, он у меня подавится своими яйцами!

– А мой отец знает, что за ним охотится Вурт?

– Нет. И я не знаю, как с ним связаться. Вот почему мне нужно идти. Прямо сейчас.

Шарлотта почувствовала озноб: весьма непривычное ощущение в этих жарких широтах.

– У меня плохое предчувствие.

– Не говори глупости.

Внезапно она испытала необыкновенный прилив нежности, какую чувствуют к старшему брату, неугомонному и обожаемому.

– Васко, я…

Она замолчала, не в силах произнести слова, которых никогда не слышала.

– Я знаю. Я тоже. До завтра.

Шершавой ладонью он коснулся ее щеки и закрыл за собой дверь каюты.

Она бросилась к графинчику с дайкири, но больше всего ей хотелось сейчас уткнуться лицом в плюшевого мишку, которого у нее никогда не было.

Фрэнсис Го, ругаясь, открыл дверь. Дождь лил как из ведра, он промок до нитки, но у порога вынужден был искать ключ, перерывая снизу доверху свой дипломат. Эта старая дура Мария-Тереза, наверное, все еще торчит у парикмахера. Он чувствовал себя совершенно разбитым. От двери он направился прямиком к бару, рассчитывая согреться стаканчиком рома. Го уже протянул руку к бутылке, когда его остановил запах горелого. Он почувствовал, как сжимается желудок и подкашиваются ноги. Он вынул из кобуры револьвер и медленно, чувствуя, что сердце вот-вот разорвется в груди, двинулся в сторону кухни, отчаянно надеясь, что это просто бытовой несчастный случай. Может, забытая на плите кастрюля. Но подгоревший металл пахнет иначе, и Го знал, он был совершенно уверен: это не несчастный случай. Это была смерть, и он шел ей навстречу. Дверь была приоткрыта. Он распахнул ее ударом ноги и мгновенно охватил взглядом все подробности.

Электрическая четырехконфорочная плита, которую он подарил жене на Рождество, была включена. Мария-Тереза, с широкой коричневой полоской грубого оберточного скотча, стянувшего рот, лежала на спине на кухонном столе. Стол был пододвинут к плите, и ее связанные проволокой руки лежали на раскаленных докрасна конфорках. Они и издавали этот запах горелой плоти. Ее грузное тело судорожно вздрагивало. Под столом растекалась широкая лужа мочи.

Го бросился к ней, чувствуя во рту нестерпимую горечь. Большие карие глаза жены безумно вращались в орбитах, кожа была мертвенно-серого цвета.

– Любимая… – пробормотал он, пытаясь развязать ее руки.

Но не успел. Его остановил сильный удар в спину, резкий толчок вперед, который бросил его на истерзанное тело жены. Одновременно он почувствовал, что его будто рассекли пополам… Не веря собственным ощущениям, он опустил глаза и увидел острие гарпуна, торчащее из груди. Гарпун… Это слово в течение нескольких мгновений прокладывало себе путь к его затуманенному сознанию, которое до сих пор не могло осмыслить то, что случилось с его женой. Гарпун пронзил ему грудь. Он хотел обернуться, но чья-то рука ударила его между лопаток, вбивая зазубренный наконечник еще глубже, и струя крови брызнула на цветастое платье Марии-Терезы.