Леонид Влодавец - Простреленный паспорт. Триптих С.Н.П., или история одного самоубийства Страница 54

— Мы с вами встречались в Крыму. Вы, кажется, работали на этюдах… Ваши «Алые паруса» у меня на почетном месте…

Боже правый! Это что же, «шоколадная Оля»?! Серега даже обалдел на секунду. Ну конечно, за десять лет люди меняются, но чтобы так?! Во-первых, Оля довольно сильно похудела и постройнела, не иначе у нее было время, чтобы заняться аэробикой. Во-вторых, теперь она не пережаривалась до шоколадного цвета, а дозировала ультрафиолет, и кожа ее имела золотисто-бронзовый цвет, как у западных кинозвезд, отдыхающих на Таити или на Гавайях.

— Знакомьтесь, это мой муж, Кирилл Евсеевич.

— Розенфельд, — вежливо и, как показалось, очень понимающе улыбнулся Сереге Кирилл Евсеевич. Акцент его показался Сереге необычным.

— Панаев Сергей Николаевич, — Серега пожал веснушчатую руку Розенфельда.

— Простите, вы не родственник… — начал Олин муж, но Серега поспешно отрекся:

— Нет, только однофамилец.

— Я буду торговаться за вашу «Истину», — сообщил Розенфельд. — Блестящая работа!

— Разве вы ее видели?

— Я видел слайды, Владислав Петрович показывал их Клингельману, Мацуяме и мне. Надеюсь, что и в натуре она не хуже.

— Простите, а вы тоже иностранец, как и они? — поинтересовался Серега.

Розенфельд улыбнулся и показал ослепительно фарфоровые зубы.

— Да. С 1970 года — я гражданин США и Израиля. До этого жил в Москве.

— Ну и как нашли прежнюю родину?

— Если откровенно, то хреновато… — понизив голос, будто побаивался чего-то, сообщил Кирилл Евсеевич. — Все намного хуже, чем при Брежневе. И продукты, и одежда. Народ обозлен. Я смотрю, и у вас в городе «Память»… Неприятно. У нас сейчас много говорят, что в России может быть новая гражданская война… Упаси Боже!

— Кирилл, оставь политику… — попросила Оля. — Сергей Николаевич — человек искусства. Расскажи ему об истории нашего знакомства!

— А ты считаешь, это его заинтересует?

— Наверняка.

— История, конечно, романтическая. Семь лет назад, уже после похорон Брежнева, я решил навестить Москву под Новый год. Дьявольски интересно быть иностранным гостем в родном городе, ей Богу! Идешь туда, куда русских не пускают, ешь то, что они не пьют… Тебе готовы продать за доллары даже Ивана Великого, если ты его сможешь унести! Девочки предлагают услуги так дешево, что и не поверишь. Нет, в Москве иностранцем быть просто прекрасно! Нас была небольшая группа, человек двадцать пять туристов. Съездили в Суздаль, покатались там на тройках, а потом, как раз тридцать первого, собирались встречать Новый год в «Национале». До Нового года где-то часа четыре. Решил забежать в «Российские вина», угостить коренных янки чем-нибудь экзотическим вроде «Солнцедара» или «Рубина». Перешел по подземному переходу, иду мимо магазина подарков, вижу — стоит женщина и голосует такси. Как раз я шел рядом, когда один притормозил. Я бы прошел мимо, но тут она очень громко, с мольбой крикнула: «Ну товарищ водитель, ну пожалуйста!» А он, эта скотина, отрывает ее руки от двери и орет: «В парк! В парк! Не повезу в Медведково!» Я вижу — она мерзнет, у нее какие-то свертки, сумки, в метро тяжело будет. Подошел, показал этому гаду десять долларов и говорю: «Вези!» — «О`кей, мистер!» Если б я был коренной янки, так небось дал бы ему десятку, а сам садиться не стал. Но я-то москвич, я знаю, что эта свинья может ее за первым углом высадить… Подвез точно до Полярной улицы, прямо к дому. Шоферу велел ждать — еще за десятку, а сам помог Олечке — я думаю, вы поняли, что это была она, — подняться наверх. У них там хрущоба без лифта, одна комнатка на двоих. Ужас! Я уезжал из трехкомнатной квартиры, которая казалась мне убогой, сейчас у меня восьмикомнатный дом — тоже довольно скромный. По американским меркам, конечно… Но там… В общем, я решил вытащить ее и малышку из нищеты. Все получилось довольно удачно, ей не мешали, через год она прилетела ко мне… Такой вот святочный рассказ…

— Кирилл такой торопыжка, — скромненько усмехнулась Ольга, — я-то думала, что он хотя бы расскажет, какую роль сыграли «Алые паруса»… Ты сам скажешь?

— О нет. Раз уж ты о них хочешь беседовать, то я умолкаю.

— Знаете, я в тот день забегалась, а Олечка у меня — ей тогда два годика было — все спрашивала про елочку. Я ее к соседке отвела, а сама побежала искать, нашла только искусственную в «Детском мире» и еще кой-чего купила… Конечно, хотелось побыстрее, у соседки ребенок болел, боялась, чтобы Олечка не заразилась. Ну, Кирилл мне помог. Поднимаемся с ним наверх, я его благодарю, не знаю, как назвать, товарищем или господином. А он говорит: «Зовите Кириллом». Смешно, правда? Олечку я забрала, уложила спать. Кирилл отпустил такси…

— Нет, скачала я увидел «Алые паруса». Я знаете ли, из двадцатилетних шестидесятников, у нас многие увлекались Грином, и для меня «Алые паруса» — символ тогдашних надежд, так сказать… Поразило вот что: бедная, я бы сказал, нищая квартирка — и профессиональная, явно очень дорогая картина на стене. Нечто вроде луча света в темном царстве. Какое-то окно в мир красок и светлых чувств. А вокруг страшный кавардак, нестираное белье, расшатанная мебель, ужас!

— Конечно! — заоправдывалась Ольга. — У меня же было сто двадцать вместе с пособием для одиночек… Жуть! Как мы три года так прожили — не знаю. Если бы не Кирилл… Просто чудо!

— Конечно, чудо. Это современный вариант «Алых парусов». Если бы я не увидел картину, то, наверное, не стал отпускать такси, а уехал бы пить в «Националь». Но я понял, что здесь, в этой клетушке, живут в ожидании счастливого чуда, как та самая Ассоль в своей треклятой деревушке. И я подумал, почему бы мне не стать благородным капитаном Греем? И стал…

Тут через динамики послышалось хрюканье, шипение, кто-то пробубнил: «Раз, два, три». Микрофон был установлен на лестнице, где уже стояли на нижних ступеньках Иван Федорович, Владик и два «берета» в спортивном — парень и девушка, державшие на подушечках ножницы. Все, кто находились в фойе, стали подходить к ступеням и окружать их полукольцом.

— Внимание! — бодро произнес Владик в микрофон. — Дамы и господа! Товарищи и гражданки! Наш «Вернисаж-аукцион» начинает свою работу. Слово для приветствия имеет наш радушный хозяин Иван Федорович…

— Друзья мои! — переждав поощрительные аплодисменты, начал заведующий. — Здесь в вашем лице я приветствую истинных друзей и поклонников искусства, советских и зарубежных. Сейчас, в это трудное, исторически-противоречивое и порой непредсказуемое время, когда мы отказались от многого, без чего раньше не могли жить, очень важно иметь нравственную опору, свое кредо, нечто вечное, во что можно верить. С моей точки зрения, такой опорой является красота красок и форм, то есть сфера изобразительных искусств. Особенно важно, чтобы не иссякало стремление к красоте у тех молодых, талантливых, но еще непризнанных художников, которые ищут свои пути в искусстве. Каждый участник нашего «Вернисаж-аукциона» в той или иной мере внесет свою лепту в дело помощи этим дарованиям. Сердечно благодарю всех тех, кто собрался здесь! Добро пожаловать!

— Право перерезать ленточку предоставляется нашим почетным гостям: первому секретарю городского комитета КПСС Нелли Матвеевне Степанковской и представителю компании «Интернейшнл Инжиниринг» в Москве мистеру Кэролу Розенфельду!

Кирилл-Кэрол и Степанковская взяли у «беретов» ножнички и разрезали пересекавшую проход алую ленточку, естественно, в двух местах. Отрезок ленты Кирилл перерезал пополам и половину вручил Нелли Матвеевне. Затем весь народ — человек двести, как прикинул Серега, — поднялся по ковру в зал. Однако, когда рассеялись по этажу, оказалось, что это не так уж и много.

Оля, ловко подхватив под руку мистера Розенфельда, поднималась по лестнице с уже явно нероссийским достоинством. Сергей шел рядом с ними.

— Вы нам расскажете о вашей «Истине»? — спросила Ольга.

— Если о картине надо рассказывать, заметил Кирилл, — это не картина.

— Нет, — спохватилась его супруга, — я не это имела в виду. Интересно знать, как он работал, как творил… Расскажете, Сергей Николаевич?

— Скучно получится, — сказал Сергей Николаевич, — ничего особенного. Вот сама картинка, глядите. Освещена хорошо, как мне кажется…

Да, освещение было поставлено мастерски, профессионально. Эффект исходящего из-за черной полосы таинственного света был усилен, женские фигуры стали выглядеть еще рельефнее, и ощущение кривизны пространства, о котором говорил Владик, тоже стало заметнее. Кирилл посмотрел справа, слева, фронтально — точь в точь как в свое время Владик, затем отошел подальше и, вздохнув, сказал:

— Не потяну. Если Клингельман или Мацуяма вцепятся — не потяну…

— У нас же есть свободных десять тысяч… — заглядывая мужу в глаза, напомнила Ольга.