Александр Бородыня - Зона поражения Страница 56

— У меня инструкция, — сказал он. — Вы, Анатолий Сергеевич, ведь знаете… Нас за маленькое отступление от буквы…

Ощутив за спиной какое-то движение, Сурин вдруг замолчал. Посмотрел на окно дежурки. Почему-то этот дурак Игнатенко глупо улыбался, прилепивши морду к стеклу, он все еще был без автомата. Шорох за спиной повторился. Сурин сделал два быстрых шага вперед, толкнул Туманова стволом и приказал:

— Лицом к машине. Руки на крышу!

Мотор машины приятно ровно гудел. Вокруг была прекрасная весенняя ночь, на руке тикали часы, в голове почти что не звенело, Сурин вобрал в себя всею грудью такой вкусный весенний воздух, совершенно не пахнущий смертью. Он подумал, что сейчас может случиться все, что угодно, и не испугался этой дурацкой мысли. Ладони Туманова легли на металл. Картонка пропуска выскользнула и спланировала, мелькнув красной полосой, куда-то в сторону, в темноту. Белые длинные пальцы Туманова были сомкнуты и лежали, как полосочки нарезанной бумаги.

За спиной ясно раздалось чье-то дыхание. Сурин хотел повернуться и не успел. Удар, нанесенный сзади, опрокинул его. Автомат выскользнул из рук. Сурин не смог больше проговорить ни одного слова. Затылок будто распахнулся, и внутрь головы хлынул колючий воздух. Падая, Сурин ударился лицом о левую горящую фару машины. Еще один глоток воздуха, и теплая чернота вокруг, мелькание алых пятен, звон.

Он уже не увидел, как метнулся внутри освещенной дежурки Игнатенко и как рука Туманова скользнула в карман плаща.

3

Почему-то Игнатенко было смешно. Немного не хватало музыки, но включить радио он не решился. Припав лицом к стеклу, Игнатенко хотел получше разглядеть нарушителя, но мешал свет фар.

«Вот надо дураку! — думал он. — На «Форде» сюда приехал. На «Форде»! Хрен ты теперь, дурак, уедешь. Придется тебе обратно пешком идти или на свинобус билет покупать!»

Ему было весело, и, только когда за спиною Сурина бесшумно выросла черная фигура, Игнатенко осознал, что происходит. Десантный автомат висел справа от шкафчика на одежном крючке, всего-то полтора шага от окна, но он не успел протянуть руку. Туманов выстрелил один раз. Потом наступила тишина. Туманов сел в машину и выключил двигатель.

Небольшого роста, наголо бритый человек, одетый в рваный ватник и черные брюки, пнув ногой неподвижное тело Сурина, обошел машину.

— Хорошо стреляешь, начальник. Ты его, как в тире ласточку замочил!

В руке зек держал что-то длинное. Туманов поморщился, когда увидел, что это. Окровавленный конец металлического прута неприятно подрагивал в воздухе.

— Можно выходить! — Туманов сглотнул горькую слюну. — Приехали!

В отличие от первого, второй зек был в хорошем кожаном плаще и все это время лежал, прикрытый пледом, на заднем сиденье. На толстых волосатых пальцах несколько массивных золотых колец. Голос — приятный бархатный баритон.

— А Фуля? — спросил он.

Он был так же наголо обрит. Щетина только начала пробиваться на черепе и на полных обвисших щеках. Туманов кинул ключи, и первый зек сразу открыл багажник.

— Приехали! Вылезай!

Человек в черной робе, пролежавший в багажнике около получаса, не сразу смог разогнуться. Он скрипел зубами и плевался, а когда все-таки вылез, то еле держался на ногах. Покачивался. Но именно он взял выпавший из рук Сурина автомат. В тусклом свете прожектора хорошо была видна щербатая улыбка зека.

— Нам нужно поторопиться, — сказал Туманов.

Он первым вошел в помещение дежурки. Быстро осмотрелся, перешагнул распростертое на полу мертвое тело и растворил по очереди все шкафчики. Худшие предположения подтвердились. Он сразу убедился, что защитный комбинезон всего один.

В стекле зияла звездообразная дыра- след от пули. Зек в кожаном плаще, заложив руки за спину, смотрел в окно. Клацая зубами, Фуля включил электроплитку и поставил чайник, другой зек вытащил и разложил на столе все имеющееся в наличие продовольствие: колбасу, хлеб, подсохшие кусочки нарезанного сыра, черные жирные маслины в пластмассовой плошечке из-под ананасового варенья. Тут же оказались открытая банка майонеза, банка пива, сахар в маленьком пакетике, початая пачка папирос, три пачки жевательной резинки и четыре полные рожка для автомата.

— Некогда жрать, — заметив эти приготовления, сказал Туманов. — Дело сделаем, потом пожрете!

— Ну да! — резко обернулся к нему зек. — Ты-то, наверное, сегодня уже пожрал! А знаешь, какой у меня голод? — Его синеватое лицо просто дрожало от возбуждения, он говорил с набитым ртом. — Кит, а может, замочить фраера, а? На хер он нам, такой красивый в белом плаще?

Ствол автомата поднялся на уровень груди Туманова. Ствол подпрыгивал. Зек продолжал жевать, пуская слюну.

— Скажи, падла, где Финик? — вдруг спросил он. — Где Голова? Скажи, ты их сам замочил?

Не обращая внимания на зека, Туманов вытащил из шкафчика комбинезон, бросил его на нары и стал расстегивать плащ. Зек по кличке Кит так и стоял возле окна, смотрел на улицу. Фуля потрогал мизинцем чайник.

— Как ледышка! — сказал он и, взяв со стола бутерброд с сыром, смачно откусил. — А может, и правда? — спросил он, обращаясь к Киту. — Может, замочить гада? Смотри, какой чистенький!..

— Погодим пока.

Мягкий баритон Кита прозвучал негромко, но Туманов от звука этого голоса ощутил холодок в собственной груди.

— А чего годить-то, чего годить?! Кит, пришьем его! Пришьем! Я сам его пришью! Скажи только! Скажи!

— Нет, — сказал Кит. — Пока нет. Он нам нужен.

Повернувшись, он все так же, не вынимая из-за спины рук, встал перед Тумановым.

— Анатолий Сергеевич, дайте мне план.

— Глупо! — сказал Туманов. — Во-первых, вы не сможете без меня выбраться даже из «десятки», а во-вторых… -

Он с трудом сдержал дрожь своего голоса. — Ну зачем вам план? Это не золото. Вы просто не сможете этим правильно распорядиться. Вы не сможете этого никому продать! Да и, кроме того, знаете, какой срок вы получите, если вас поймают?

— Смотри, Кит! — удивился Фуля. — Этот фраер нас еще сроком пугает? — Он с причмокиванием вытянул губы трубочкой и виляющей походкой приблизился к Туманову. — Ну-кась, повернись!

Грохот посыпавшихся на стену пуль оглушил Анатолия Сергеевича. Он даже не сообразил, что зек стреляет не в него, а над головой. Рикошетом сбило пустую жестяную кружку. Фуля включил приемник, и помещение дежурки заполнила музыка. Оглушенного Туманова ловко повернули и моментально связали руки за спиной.

— Трахнуть тебя, что ли! — Фуля весело похлопал по ягодицам щеголя. — Хочешь?

— Извините, Анатолий Сергеевич, — сказал мягкий баритон. — Но вы нам больше не нужны. Если только у нас возникнут какие-нибудь вопросы после того, как мы достанем контейнер.

4

Железный прут раскроил череп, но Сурин не умер от страшного удара. Он только надолго лишился сознания. Вынырнув из вязкой красно-черной вращающейся бездны, он в первую минуту не смог даже пошевелиться. К счастью, он лежал на боку и хлынувшая рвота не удушила его. Открывался только один глаз. Будто сквозь мятую целлофановую пленку он увидел раздваивающийся светофор и понял, что все еще лежит рядом с машиной. Чтобы пошевелить рукой, потребовалось такое усилие, что он чуть было опять не потерял сознание. Но дальше пошло легко. Присел, припал спиною к дверце машины. Ощупал голову. Пальцы провалились безболезненно глубоко в мягкое и теплое. Но почему-то это не испугало совсем. Повернулся в сторону светофора и увидел, что в глубине улицы покачивается белая фигура. Понял — это человек в защитном комбинезоне. Рядом еще один человек, в черном.

«Зеки! — подумал Сурин. — Это зеки!.. Но почему же зеки? Откуда? Что им делать в Припяти? Какой интерес? В основном они по деревням в «десятке» шуруют… Сюда-то им зачем забираться? Почему зек надел защитный комбинезон? — и вдруг припомнил: — Щеголь! Это он приехал на машине… Неужели он привез с собой беглых уголовников?..»

С того места, где он сидел на асфальте, конечно, можно было разглядеть окошко дежурки, но сидел Сурин очень низко, и что происходило там, внутри, увидеть, конечно, не мог. Только теперь он уловил далекий звук радио. Музыка кончилась, передавали сигналы точного времени. Оказалось, что в Киеве только одиннадцать часов вечера. Это значило, что вся разборка заняла каких-то тридцать минут.

Сурин приблизил к глазам свои ручные часы. Стоят. Ударил их при падении. Наплевать. Он попробовал отлепить спину от металлической подпорки, и это удалось. Подняться на ноги он, правда, не смог, с трудом преодолевая приступы тошноты, он, пополз, к светящемуся окну. Холодный влажный асфальт, в который Сурин упирался коленями и локтями, выскальзывал, превращался в масляную горку, спихивал назад. Потом рука наткнулась на что-то совсем холодное, острое. Прилег лицом вниз, немного отдохнул и только после этого посмотрел на свою находку. Взвесил в руке железный прут, который на конце был испачкан кровью.