Эрин Келли - Он сказал / Она сказала Страница 6

Я просидела в кресле несколько часов, все тело затекло. Поднявшись, чувствую, как ломит поясницу. Иду в туалет четвертый раз за утро. Сортирую там журналы на две стопки – женские и мужские. «Новый ученый», «Новый гуманист» и «Ночное небо» для Кита, «Новый госслужащий», «Волонтер», «Беременность и роды» для меня. Чтобы сохранить равновесие, сползаю вниз по лестнице задом наперед, параллельно поправляю картины на стене. Это фотографии затмений – глянцевые черные круги, окруженные языками белого пламени, больше похожие на произведения абстрактной живописи, нежели на снимки природного явления. Они висят в хронологическом порядке, подписей нет, но даже если я перевешу их, Кит без труда определит, какие именно я поменяла местами.

На комоде у входной двери – наша свадебная фотография в маленькой серебряной рамке. Светлый образ с привкусом горечи – два испуганных ребенка в одежде с чужого плеча стоят на ступенях в районе Ламбет. С Кита сняли бинты всего за день до свадьбы.

За стеной зашумели строители, там идет ремонт. Несколько лет подряд в доме слева ютились две разные семьи, а в прошлом году его купили Ронни и Шон. Теперь они сносят перегородки, которые поставили прежние жильцы, чтобы их троим детям было просторнее. Как все, кто переезжает сюда, они страшно недовольны, что дом в Крауч-Энд оказался им не по карману. Наш район Хэррингей прозвали «Стремянкой», потому что на карте улицы между Уайтмен-роуд и Грин-лейнс и впрямь похожи на поперечные перекладины лестницы. Уилберхэм-роуд – шестая снизу. Когда мы сказали Ронни и Шону, что живем здесь с 2001-го, Шон присвистнул: «Да вы, наверное, в деньгах купаетесь». Может, так бы оно и было, если бы все пошло по плану, однако Кит зарабатывал куда меньше, чем мы рассчитывали, а содержать особняк Эдвардианской эпохи удовольствие не из дешевых. Если бы мы не перекрыли крышу, то смогли бы смотреть на звезды, лежа в кровати. А потом мы узнали, что понадобится ЭКО. После трех неудачных попыток стало ясно, что придется перезаложить дом.

Кит ненавидит Ронни за то, что она сказала мне несколько недель спустя. Она была глубоко беременна, в коляске сидел другой малыш. Я помогла ей поднять коляску по ступеням.

«У вас там места полно, еще бы, без детей-то. Нам бы поменяться».

Я сдержалась. Дождалась, пока она войдет, а потом бросилась домой и впечаталась в Кита так сильно, что след от его зубов алел на моем лбу до конца дня. Я бросилась на диван и рыдала. Кит ругал Ронни – бестактная грубиянка, дура! – и хотел пойти разобраться с ней. (За меня он всегда переживал сильнее, чем за себя.) Я уговорила его остаться.

Я собрала сумку на случай экстренной необходимости, сунула заметки по родам в боковой карман. И доктор, и свекровь говорят, что они не понадобятся, но не приготовить сумку – значит искушать судьбу. Я не переживаю из-за родов. На тридцать седьмой неделе мне предстоит кесарево сечение. Что меня беспокоит, так это новые отношения, которые возникнут после. Я стану матерью двоим детям, а мы станем родителями. Не представляю, как это будет – мы с Китом уже не вдвоем. Всю жизнь я делила с кем-нибудь на двоих – сначала я и мама, потом я и отец, затем череда близких друзей в школе, в колледже я и Лин, а теперь я и Кит. Конечно, между нами порой незримо присутствует Бесс. Я вспоминаю о ней каждый раз, когда вижу или нащупываю шрам Кита – глубокую борозду с бугорками.

Звенит дверной звонок. Почти каждый день почтальон приносит мне посылки для других. Я работаю дома, поэтому соседи по Уилберхэм-роуд постоянно просят принять их заказы. Мне не трудно. По крайней мере, теперь, когда я жду ребенка. Против громоздких вещей я никогда не возражала. Когда-то у нас в холле почти целую неделю простоял комплект садовой мебели для 32-го дома. Боль причиняли только детские вещи – Ронни постоянно приходили посылки из магазинов. Пакеты с крошечной одежкой были злой насмешкой, визгливый голос в голове твердил: «Выбрось их, выбрось их, выбрось их».

Холл, открывающийся сразу же после входной двери, – мое любимое место во всем доме. Пол выложен старинной плиткой с витиеватыми узорами – на «E-Bay» такая стоит тысячи фунтов, а входная дверь – настоящее произведение искусства с четырьмя подсвеченными окошками. Через цветное стекло я разбираю, что это не почтальон, а Мак. У него теперь довольно своеобразный профиль. Он начал отращивать бороду еще до того, как она вошла в моду, и теперь стал похож на писателя Д. Г. Лоуренса. В сравнении с пышным рыжим облаком на лице Мака бородка Кита смотрится как легкая небритость.

– Чем обязана? – снимаю цепочку и распахиваю дверь.

На Маке тяжелые ботинки и твидовые брюки на подтяжках, натянутых поверх рубашки с коротким рукавом. В руках у него большой коричневый бумажный пакет, похожий на те, куда американцы складывают покупки в магазине – как показывают по телику, только на этом логотип «Кофе/Кость». Это я придумала написать именно так, через косую черту.

– Кофе без кофеина для кальция, хлеб грубого помола, на десерт пара кексов. А еще свежевыжатый сок. – Он вынимает четыре пластиковых стакана с дырочками в крышке под соломинку – фиолетовый, желтый, оранжевый и зеленый; судя по оттенку, внутри болотная жижа.

– Что это за фигня? Эктоплазма?

– Конопля и пырей. – Он расставляет их на кухонном столе. – А вот и гвоздь программы.

Это бульон из мозговой косточки, на самом деле вкусный и наваристый. Весь район его обожает.

– Присматривать за тобой так, как Кит, я не смогу, но уж накормить обязан.

– Ну, что ты, не стоило… – Рот наполняется слюной, и я понимаю, что и вправду еще ничего не ела. – Проходи.

– Извини, я побежал. Жди меня примерно в это время каждый день, пока Кит в отъезде. Если что-то нужно, ты скажи, ладно? Как ты вообще?

– Думала, что заработаю приступ панической атаки, когда он уезжал, но вроде все прошло. Справилась.

Мак отступает на шаг.

– Может, Лин позвонить?

Все ясно. Если надо принести лекарств или что-то сделать для будущих малышей – это он пожалуйста. Все бросит и примчится. Однако эмоции – по бабской части. Мак совсем не изменился.

– Нет, не надо.

Лин работает в соцзащите. Наверняка стучится в дверь какой-нибудь запущенной квартирки с переводчиком на буксире, а то и с полицией. Чтобы я решилась ее отвлечь, должно стрястись что-то серьезное.

– Ну ладно, мне пора. – Он неуклюже наклонился и чмокнул меня в щеку. – Вечером сижу с детьми, а завтра заскочу.

Лин с Маком давно не вместе – расстались примерно тогда, когда у нас с Китом закрутилась вся эта история. Но, расставшись, они ладят куда лучше, чем прежде, да так, что Лин умудрилась забеременеть еще раз. Их девчонки, Джуно и Пайпер, живут на два дома – в районе нашей же «Стремянки», их разделяют четыре улицы. Если считать нас с Китом, то на три. У них тут даже есть своя комната, по крайней мере пока.

Я выливаю бульон в раковину и возвращаюсь к себе. На столике в прихожей стоит светящийся глобус – детская игрушка, в которую я влюбилась на благотворительной распродаже. Провожу пальцем по маршруту Кита, пролегающему через суровое Северное море. Я могу закрыть весь путь до точки, где затмение будет полным, подушечкой большого пальца. Фарерские острова такие крошечные, даже мизинец накроет. Слишком крошечные, чтобы там спрятаться.

По рукам побежали мурашки. Стоит только подумать о Бесс, как я теряю почву под ногами. Тяну вниз рукава свитера и раскручиваю глобус, пока океаны и материки не сливаются воедино.

Глава 5

ЛОРА

10 августа 1999-го

Команда прибыла в пункт назначения где-то под Хелстоном. Местные полицейские в куртках со светоотражающими полосками оглядели нас с головы до ног. На обочине дороги стоял фургон. Лин, склонив голову, оперлась о борт, пытаясь согреться в лучах солнца, еле пробивающегося сквозь туманную дымку. На куске картона, лежащем у ее ног, значилось: «Тяжелая палатка? Подбросим до Лизарда за 2 фунта».

Она открыла глаза и улыбнулась, услышав мой голос:

– Надо же, нас ждет персональный водитель!

– Автобусы дальше не пускают, до лагеря еще несколько миль. А деньги нам не лишние.

Она распахнула дверь, и разношерстные незнакомцы один за одним полезли в фургон, оставляя монетки на ее вытянутой ладони. На исходе века границы между субкультурами расплылись. Панки и готы смешались с клубными девицами, прицепившими к спине крылышки феи, и опрятными юнцами из Эссекса в дизайнерских джинсах. Они свалили в угол свернутые спальные мешки, и воздух в салоне наполнился душным ароматом травы. Те, кому не досталось места, развалились на грязном полу в проходе, крайне довольные тем, что после девяти часов в поезде наконец можно было спокойно покурить.

Я забралась на соседнее с Лин сиденье и задрала ноги на приборную панель.

– Как там Кит? Злится из-за погоды?

Лин закатила глаза.

– Никогда не видела, чтобы люди так психовали. У нас с Маком уже сил нет объяснять, что затмение все равно состоится, и фестиваль тоже. Так что у него всего два варианта – успокоиться и веселиться или дальше всех доставать.