Калеб Карр - Ангел тьмы Страница 6

Я не ошибся, предположив, что после скверного года в доме на 17-й улице Сайрус с радостью согласится на все, лишь бы покончить с рутиной. В какие-то секунды он вновь облачился в свой легкий твидовый костюм, накрахмаленную сорочку и галстук, а когда мы уже двигались к выходу, нахлобучил на голову любимый старый котелок. Уже вдвоем мы выслушали мисс Говард: необходимо доставить мистера Мура в № 808 по Бродвею, где ее возвращения дожидается некая леди в большом смятении. Ее дело, объявила мисс Говард, суть «не только криминального свойства — не исключено, что оно может иметь и международный резонанс». Ничего сверх вышесказанного она сообщить нам не пожелала, во всяком случае — сейчас; впрочем, более этого ни меня, ни Сайруса не интересовало — нам хотелось как-то действовать, и оба мы по личному опыту знали: с такой проводницей именно это нам и предстоит. Длительные разъяснения могут обождать. Мы едва ли не пронеслись через фойе, вылетели во дворик, обнесенный чугунной оградой, где Сайрус — вечно он осторожничает — убедился, что дом надежно заперт, после чего по тропинке мы проследовали к калитке и двинулись на запад по тротуару 17-й улицы, пока не свернули к северу по Третьей авеню.

Не было смысла выводить лошадей и ландо из маленького каретного сарая по соседству, равно как и ни к чему было тратить время, пытаясь поймать кэб, ибо от Грамерси-парка, 34, где после смерти бабушки с начала года обосновался мистер Мур, нас отделяло всего четыре с небольшим квартала. Пока мы, перемещаясь от одного круга света дугового фонаря, коими была уставлена Третья, к другому, шагали мимо простых трех-и четырехэтажных строений, время от времени проходя под широкими навесами то бакалейной, то овощной лавок, мисс Говард, вверив Сайрусу свою левую, а мне правую руки, непринужденно болтала обо всех незначительных проявлениях ночной жизни, встречавшихся по пути, откровенно пытаясь тем самым унять возбуждение, говоря ни о чем в особенности. В ответ и я, и Сайрус больше отмалчивались; не успели мы толком сообразить, как свернули на 12-ю улицу и достигли громады бурого песчаника за № 34 по Грамерси-парк; квадратные эркеры и окна в башенках отдельных квартир до сих пор сияли газовым и электрическим светом. Это был один из самых старых жилых домов в городе, и также один из первых, именовавшихся «жилыми товариществами», что подразумевало совместное владение домом всеми его жильцами. После внезапной кончины бабушки мистер Мур одно время подумывал переселиться в какой-нибудь фешенебельный дом ближе к северу, вроде «Дакоты», но в итоге, мне кажется, так и не решился удаляться от мест, знакомых ему с юности. Утратив второго из двух своих оставшихся родственников, с которыми был по-настоящему близок (первый, его брат, много лет назад выпал за борт парохода, до бесчувствия накачавшись морфием и алкоголем), мистер Мур отчаянно пытался сохранить за собой дом бабушки на Вашингтон-сквер, но та четко указала в своем завещании: особняк должен быть продан, а выручка поделена между ее склочными аристократами-наследниками. Столь неожиданное и всецелое одиночество само по себе оказалось для мистера Мура достаточно обескураживающим и без переезда в неведомые дали: в результате он вернулся в Грамерси-парк — места, где рос и познавал неприглядные стороны жизни, еще подростком шныряя по закоулкам вокруг Газового Завода на востоке.

Поднимаясь по ступеням к колоннам из бурого мрамора, обрамлявшим цветные витражи парадного входа, я не упускал из виду тенистый участок деревьев, изгородей и дорожек у нас за спиной — два квартала в ширину, один в длину, — который и был Грамерси-парком. О, пусть его окружали богатые особняки и частные клубы, наподобие «Игроков», а вдобавок еще и чугунная решетка высотой в шесть, а то и семь футов: любой хулиган с Газового Завода, если таковой действительно имел право именовать себя хулиганом, с легкостью мог перемахнуть через ограждение и, затаившись в зарослях, безнаказанно выскочить на ничего не подозревающего прохожего. И пока не увидал фараона, совершавшего обход, я не решился отвернуться от этой темной массы и присоединиться к Сайрусу и мисс Говард, остановившимся у дверей.

В такой час они были надежно заперты, однако в раме имелась маленькая электрическая кнопка. Мисс Говард поднесла к ней палец, и мы отчетливо услышали где-то внутри звонок. Вскоре в цветном стекле я заметил небольшую фигуру — она медленно приближалась к двери, и через несколько секунд мы стояли лицом к липу с пожилым джентльменом в полосатой жилетке и черных брюках; выглядел он так, точно его лет десять назад забыли похоронить. И без того сморщенное лицо его при виде нас скуксилось еще больше.

— Ей-богу, мисс Говард, это совершенно супротив пристойности, — сипло прокряхтел он. — Совершенно супротив. Ежели мистеру Муру угодно не отзываться на свой звонок, стало быть, я убежден…

— Все в порядке, Стивенсон, — холодно обрезала его Сара. — Я телефонировала мистеру Муру заранее, и он пригласил нас с друзьями навестить его. А что до вашего звонка, то он определенно неисправен. Мистер Мур сообщил мне, где хранит свой запасной ключ от парадного на случай, если такое произойдет вновь.

Старая развалина одарила нас с Сайрусом долгим надменным взглядом.

— Да неужели? — пробормотал он. — Что ж, коль так, уверен, что с меня снимается ответственность, буде случится что-либо неподобающее. Совершенно супротив, однако… — Он обернулся к дверям лифта за спиной. — Стало быть, вам лучше зайти.

Мы проследовали за привратником: сперва он раздвинул внешнюю деревянную створку роскошно отделанного лифта, затем внутреннюю — железную решетку. Примостившись на миниатюрный пуфик, обитый бархатом, в надежде сим поддеть вредного старика (к слову сказать, успешно), я принялся разглядывать полировку панелей красного дерева и латуни, попутно дивясь, какому несчастному приходится полжизни поддерживать всю эту роскошь в порядке. Если все это работа самого старикана, то надлежит признать — у него есть веский повод для сварливости. Закрыв решетку и затворив дверцу, он натянул пару поношенных и нечистых кожаных перчаток и резко и сильно рванул смазанный трос лифта — тот в углу тянулся из пола вверх и уходил в потолок, — приведя тем самым эту штуковину в движение. Мы начали плавно подниматься к пятому этажу, где мистер Мур занимал апартаменты, выходившие окнами на парк к северу от здания.

Вновь лязгнула решетка, скрипнула дверь, и мы с Сайрусом устремились за мисс Говард по коридору, выкрашенному бежевым; там и сям стены прерывались деревянными дверьми, отполированными едва ли не сильнее лифтовой кабинки. Добравшись до квартиры мистера Мура, мисс Говард постучала и сделала вид, словно дожидается, пока ей откроют. Обернувшись к привратнику, продолжавшему внимательно наблюдать за нами, она сказала:

— Уже поздно, Стивенсон. Не смеем вас больше задерживать.

Тот неохотно кивнул, закрыл лифт и уехал обратно вниз.

Как только он исчез, мисс Говард приложилась ухом к двери, потом глянула на меня — в ее зеленых глазах плясал азарт.

— Ладно, Стиви, — прошептала она. — Твой черед.

Пусть и обращенный к стезе праведной с тех пор, как я впервые ступил на порог дома доктора Крайцлера двумя годами ранее, я по-прежнему не расставался с некоторыми из своих старых орудий труда: время от времени они могли пригодиться. Среди них был и мой небольшой набор отмычек, при помощи коих я живо справился с весьма примитивными кулачками в дверном замке мистера Мура. С легким щелчком дверь приоткрылась, и мисс Говард довольно просияла.

— Тебе правда стоит меня как-нибудь этому выучить, — прошептала она, беззвучно похлопав меня по спине и слегка толкнув дверь. — Ну, вот и мы.

Мистер Мур обставил свое жилище всей мебелью покойной бабушки, которую ему дозволило изъять семейство, дополнив ее некоторым количеством элементов английского провинциального интерьера, подобранных с помощью доктора Крайцлера. Так что место производило двойственное впечатление: с одной стороны, здорово смахивало на гнездышко престарелой леди, с другой — на заскорузлую холостяцкую нору. Квартира состояла примерно из семи комнат, скомпонованных таким безумным манером, каковым никому бы не пришло в голову располагать помещения в обычном доме. Бесшумным гуськом пробрались мы через темный центральный зал, стараясь не сходить с дорожки; на полпути нам стали попадаться предметы мужского и женского гардероба. Завидев это, мисс Говард помрачнела, и ее суровость лишь усиливалась по мере того, как мы приближались к двери спальни, из-за которой раздавались хихиканье и смех. Вся подобравшись перед дверью, она уже сжала кулак и вознамерилась от души постучать, но дверь вдруг отворилась сама и оттуда выпорхнула женщина.

И это была — сейчас-то уж я могу судить об этом с куда большим знанием дела, нежели тогда, — действительно женщина. Кроме длинных золотистых волос, доходивших до талии и покрывала, служившего ей единственным одеянием, кое она придерживала сбоку одной рукой, у этой особы имелась великолепная пара ножек, начинавшаяся изящными лодыжками и заканчивавшаяся, казалось, где-то под потолком, — а потолки в этом доме были высоченными, скажу я вам. Уже выйдя из спальни, она продолжала хихикать, а изнутри до нас донесся голос мистера Мура, умолявший ее вернуться.