Жан-Кристоф Гранже - Мизерере Страница 6

От того, что он увидел, у него окончательно перехватило дыхание. Три гектара лужайки, настоящее футбольное поле, парящее над Парижем. Уличный свет снизу окутывал его фантастическим сиянием, превращая храм майя в светящийся космический корабль. И по этому полю все бежал и бежал человек, словно метафизический символ, олицетворение человеческого одиночества перед лицом Вселенной. Кровь стучала в висках, легкие горели, но Касдан позволил себе еще одно поэтическое сравнение. Вся эта сцена напоминала картину Ди Кирико. Пустой пейзаж. Бесконечные линии. Вездесущее небытие.

Касдан снова бросился в погоню, задыхаясь, почти теряя сознание. Теперь у него кололо в боку, ныли колени. Он пересек необъятную поверхность, зеркало ночи, чувствуя под подошвами упругую траву. Человечек по-прежнему бежал впереди…

Вдруг он остановился. Над крышей возвышался стеклянный гриб. Он наклонился, приподнял панель, отразившую лунный свет, и исчез.

Беглец нырнул в глубины водопроводной станции Монсури.

6

Армянин добрался до оставшегося открытым отверстия. Вот еще одно подтверждение: беглецу знакомы эти места. Стеклянный люк ему удалось открыть в рекордное время. Может, у него есть ключи? Бред какой-то. Зажимая рукой колющий бок, Касдан стал спускаться по ведущей прямо во тьму лестнице.

Винтовая. Перила железные. И уже ощущается сырость. На нижних ступеньках он застыл, давая себе время освоиться с темнотой. Он знал, где находится. Как-то по телевизору показывали документальный фильм об этой станции. Здесь сосредоточена треть парижской питьевой воды. Тысячи гектолитров, отведенных из многих родников и рек, защищенные от воздействия тепла и нечистот, ждут, пока парижане используют их для питья, душа, мытья посуды…

Касдан ожидал увидеть цистерны, закрытые емкости. Но вода плескалась у него под ногами просто так, ничем не прикрытая. Необъятная зеленая поверхность, утыканная сотнями красных столбов, едва различимых в полумраке. Сейчас, ночью, уровень воды достигал максимальной отметки. Не самое подходящее время для купания. Он достал фонарик и направил свет на поверхность бассейна. В глубине ему удалось различить номера у подножия столбов, словно древние мозаики, ушедшие под воду. Е34, Е39, Е42…

Касдан прислушался. В недрах пещеры ни звука, не считая легких всплесков и глубокого невнятного отзвука, издаваемого водой. Где его беглец? Либо уже далеко отсюда, бежит по проходу, о котором он и не подозревает, либо, напротив, совсем близко, в каком-нибудь укрытии — тогда он его отыщет…

Он поводил фонариком, чтобы лучше осмотреться. Оказывается, он на огибающем верх резервуара балконе, который справа и слева переходит в сводчатый коридор. Решив повернуть направо, он нырнул в галерею. По стенам стекала вода. На полу собирались лужицы. Левая стена местами доходила только до пояса, открывая вид на воду. Жидкая зеленоватая масса, прозрачная и недвижная. Столбы, соединяясь наверху, превращались в множество стрельчатых арок, будто в древнем монастыре, образуя бесконечную перспективу. Зеленая вода и красные колонны напоминали мавританские узоры, яркие цвета эмалей. Альгамбра для троглодитов.

Лампа высветила кое-что еще. В правой стене, прямо в камне, был выдолблен целый ряд аквариумов. Внутри над устланным камешками дном плавали форели. Бывший полицейский вспомнил фильм. Раньше этих форелей помещали прямо в воду, чтобы проверить ее чистоту. От малейшего загрязнения рыба дохла. Сейчас у хранителей подземных вод появились другие методы тестирования, но форелей оставили. Видимо, чтобы сохранить атмосферу.

И по-прежнему ни звука. В конце концов он затеряется в этих коридорах. В голову пришло очередное сравнение. Лабиринт Минотавра. В водяном исполнении. Он вообразил морское чудище, которое подстерегает добычу и затем пожирает ее в глубине неподвижных вод…

Послышался кашель.

Звук был такой короткий и неожиданный, что Касдан решил — ему померещилось. Он выключил лампу. Пронизывающий холод, как ни странно, шел ему на пользу. С каждой минутой его тело приходило в норму.

И снова кашель.

Тот, кого он искал, прячется где-то здесь и дрожит от холода. Касдан вслепую пошел дальше, стараясь повыше поднимать ноги. Шум раздался в нескольких десятках метров от него.

Опять кашель.

Осталась всего пара шагов.

Касдан улыбнулся. Этот тихий болезненный кашель выдавал слабость противника. Уязвимость, хорошо вязавшуюся с фигуркой, которую он видел бегущей вдоль решетки парка.

— Выбирайся из норы. — Его голос звучал успокаивающе. — Я не сделаю тебе ничего плохого.

Молчание. Водяные всплески. Хлюпанье под ногами, погружавшимися в слякоть. Запах залитого водой подвала, от которого у него защекотало в носу. Справа в аквариумах — равнодушные форели. Слева — бесконечные сводчатые галереи. Касдан сменил тон:

— Выходи, я вооружен.

После короткой паузы послышалось:

— Я здесь…

Касдан включил фонарик и двинулся на голос. Под обшарпанным сводом скорчился человек. Армянин посветил ему в лицо, чтобы подкрепить свою угрозу. Тот забился в нишу. Касдан слышал, как громко стучат его зубы. Скорее от страха, чем от хо-лода. Не торопясь, он рассматривал поверженную добычу с головы до ног, водя лучом фонарика.

Индиец.

Молодой человек с темной кожей и еще более темными волосами.

Правда, глаза у парня были зеленые. Радужки неестественно светлые, словно он носит контактные линзы. Эта прозрачность странным образом гармонировала с огромным бассейном у них за спиной. Касдан подумал о креольских и голландских полукровках, которые встречаются на Карибских островах.

— Ты кто?

— Не бейте меня…

Касдан схватил парня за руку и вытащил из укрытия. Одним рывком поставил его на ноги. Не больше шестидесяти насквозь промокших килограммов.

— ТЫ КТО?

— Меня звать… — Он закашлялся, затем продолжал: — Меня звать Насерудин Саракрамата. Но все называют меня Насером.

— Ну ты даешь. Ты откуда?

— С острова Маврикий.

От экзотики никуда не денешься. Легавый-армянин допрашивает маврикийца насчет регента-чилийца. Прямо не расследование, a «world kitchen»[2] какая-то.

— Что ты забыл в квартире Гетца?

— Хотел забрать свои вещи.

— Свои вещи?

Мимолетная улыбка возникла на розовых губах индийца. Улыбка, которую Касдану тут же захотелось стереть ударом кулака. Он начинал догадываться, о чем пойдет речь.

— Я друг Вилли. То есть Вильгельма.

Касдан выпустил его.

— Объясни.

Молодой человек неприятно извивался. Приходя в себя, он обретал привычные манеры.

— Его друг… Короче, его бойфренд.

Касдан не выносил гомиков — всех вообще, а пассивных особенно. Он посмотрел на пленника. Тонкая фигура. Хрупкие запястья и пальцы, унизанные кольцами и браслетами. Джинсы с заниженной талией. Все эти детали только подтверждали первое впечатление.

Мысленно армянин перетасовал карты, чтобы начать новую игру. У Вильгельма Гетца была причина держать личную жизнь в тайне. Педик старой закалки. Скрывающий свои сексуальные предпочтения как постыдный секрет.

— Рассказывай.

— Что… что вы хотите знать?

— Все. Для начала.

7

— Я познакомился с Вилли в префектуре полиции. Мы стояли в очереди за документами. За видом на жительство.

За годы службы в полиции Касдан привык верить таким историям. Чем. она нелепее, тем больше шансов, что человек не врет.

— Мы оба — политические беженцы.

— Ты — беженец?

— После победы Маврикийского социалистического движения и прихода к власти Анируда Джагнота я…

— Твои документы.

Маврикиец ощупал куртку и вытащил бумажник. Касдан выхватил его у него из рук. Фотографии островов, Гетца и смазливых парней. Презервативы. Армянин подавил тошноту. Он боролся с душившими его отвращением и бешенством, готовыми вырваться наружу.

Наконец он нашел вид на жительство и паспорт. Касдан сунул их в карман, а остальное швырнул мальчишке в лицо.

— Конфисковано.

— Но…

— Заткнись. Когда вы познакомились?

— В две тысячи четвертом. Мы посмотрели друг на друга. И… Ну, в общем, мы друг друга поняли.

Он говорил гнусаво, с каким-то тягучим акцентом, полуиндийским, полукреольским.

— Давно в Париже?

— С две тысячи третьего.

— Жил у Гетца?

— Я ночевал у него три раза в неделю. Но мы созванивались каждый день.

— Другие мужчины у тебя есть?

— Нет.

— Лучше не заливай.

Гомик томно изогнулся. Все в нем дышало женственностью. У Касдана сдавали нервы. Настоящая аллергия на голубых.

— Ну да, я встречаюсь и с другими.

— Они тебе платят?

Экзотическая птица промолчала. Касдан посветил ему лампой прямо в лицо. Темная кошачья мордочка с выступающими челюстями. Короткий нос с круглыми маленькими ноздрями, расположенными очень близко к спинке носа, словно дырки от пирсинга. Чувственные губы, более светлые, чем кожа. И светлые глаза, такие заметные на медном лице, под припухлыми, как у боксера, веками. Для любителей этот золотистый паренек — просто лакомый кусочек.