Zima - EBOLA. Восставшие Страница 6

Картинка сменилась, на экране возник Центр Эпидемиологии Стокгольма. Пресс-секретарь международной комиссии, запинаясь и без конца поправляя очки, что-то лепетал про вакцину, антитела. Некоторое время Дэн пристально разглядывал этого престарелого хмыря, которому попросту нечего сообщить миру, а затем медленно попятился назад.

Добравшись до магазина, он сгреб все, что было на полках и складе. На недоуменный взгляд продавца, Данила пояснил, что все это необходимо для проживания на острове. Смекнув, что перед ним тот самый ненормальный москвич, отшельником поселившийся неподалеку, продавец начал предлагать все подряд. Данила не торгуясь, скупил все.

Для транспортировки покупок пришлось сделать несколько ходок. Через 2 часа погреб был полон под завязку. Набив кухонные шкафы и чердак продовольствием, Дэн решил, что, пожалуй, на ближайшие 5 лет, голод ему не страшен. Далее наступил черед инструментов. В том же магазине, помимо продуктов, Данила скупил все гвозди, проволоку, опустошил строительные и хозяйственные прилавки. Отвертки, молотки, плоскогубцы, пила, ручная дрель и три топора также пополнили коллекцию. Что касается оружия, то этого в доме было предостаточно.

Закончив с запасами, мужчина приступил к строительству забора. Наконец-то руки дошли до столбов и бетонной смеси, томившихся на острове с прошлой осени. До позднего вечера он выкапывал ямы. Дело шло медленнее, чем он предполагал и к тому моменту, как солнце скрылось за горизонтом, он успел обойти только половину острова. Наконец-то распрямив спину, мужчина обвел взглядом свои владения, испытывая жгучую смесь боли и восторга. Руки были стерты в кровь, спина болела, каждая мышца его тела ныла и стонала. Но удовлетворение от укрепления своего жилища с лихвой окупало физические страдания.

Окунувшись в озере, Дэн зашел в дом и включил радио.

7 июня

«Сегодня привезли трехлетнего малыша. Я дежурила в неотложке, а потому была первой, кто его увидел. Сначала у мальчика началась кровавая рвота. Затем пошла кровь из ушей, глаз, носа, начала лопаться кожа. Все происходило настолько стремительно, что его едва успели переместить в специальный бокс. Но, не смотря на все усилия, спустя час малыш скончался.

Отец сказал, что это первый случай столь стремительного течения лихорадки.

Мать умершего малыша скончалась к вечеру.

Укушенная медсестра тоже сегодня умерла, как и пациент, заразивший ее. На их место тут же поступили новые зараженные…

Хочется верить, что стокгольмская комиссия уже на пороге ответов. Только бы успеть!

Не могу, умерший малыш до сих пор стоит перед глазами. У него были светлые волосы и ямочки на щеках. Я все еще вижу испуганное детское личико. Он даже не понял, что произошло. Едва начавшись, его жизнь так стремительно оборвалась…»

16 июня

«Прости, что давно не писала. Даже не знаю, с чего начать. Столько всего произошло…

Начну с главного. Количество жертв чудовищно. В первые дни поступало два-три зараженных. Поначалу их изолировали в специальные палаты. У дверей больниц дежурили журналисты в поисках новых страшных кадров и подробностей, которые бы смогли напугать зрителей еще больше. Все это поначалу казалось очень захватывающим и мы, студенты, чувствовали себя героями блок-бастера. Этакой action – будущие доктора, рискуя жизнями, под объективами камер сражаются с лихорадкой… В другой ситуации я бы рассмеялась над нашей глупостью, но только не теперь… Кажется с тех пор прошло полжизни. Эйфория уступила место ужасу. Количество зараженных в Москве – два миллиона, в России – сорок, данные по миру разняться от 600 миллионов до миллиарда.

Из магазинов исчезли все продукты и средства первой необходимости – свечи, спички, соль, мука, крупы, консервы, оружие… не обошлось и без мародерства.

Но первыми опустели аптеки. Сначала люди выстраивались в очередь за медицинскими масками, антисептическими и противовирусными препаратами. Дайте что-нибудь против Эбола! – требовали покупатели. Проблема была в том, что ничего против Эбола в аптеках не было. Вскоре с прилавков исчезли все лекарства. Даже обычные бинты и зеленка стали дефицитом. Наивные, люди думали, что смогут оградиться от вируса зеленкой!

В Москве введен комендантский час. Повсюду военные с автоматами. Теперь они главные. После восьми вечера покидать свои дома запрещено. Офисы, школы, детские сады, институты закрыты. На улицах почти нет машин. Только пожарные, полиция и скорая помощь.

Мэрия распорядилась переоборудовать под лазареты Лужники и Олимпийский. Теперь тысячи больных лежат на стадионах, выстраиваясь в бесконечные шеренги. Их воспаленные, обезвоженные тела напоминают кровоточащие язвы. Многие умирают, так и не дождавшись помощи. Больных уже никто не лечит, а мертвых едва успевают убрать. И самое ужасное, доктора тоже умирают. Распластанные на соседних койках с бывшими пациентами они мучаются от внезапных кровотечений, обезвоживания и удушающего кашля. И в конечном итоге все умирают страшной мучительной смертью. А потом их сжигают. Городские крематории работают день и ночь, пытаясь уничтожить все трупы. Но они явно не справляются. Грузовики ежечасно подвозят новых жертв эпидемии и сваливают их у дверей. Женщины, дети, старики, мужчины – все в одной куче… как в старых хрониках про нацистские лагеря.

Сегодня днем, вне себя от суточного дежурства и усталости, я поднялась на трибуну и взглянула на происходящее сверху. Боже! Я никогда не забуду увиденное. Тысячи обреченных людей, метались в агонии от боли и страха, они двигались, стонали, кричали… они рыдали кровавыми слезами, моля о смерти. Их покрытые набухшими язвами тела корчились от боли и кровотечений, изрыгая свои же внутренности. Словно кто-то медленно скручивал их, наблюдая, как сочится потемневшая кровь, и все, что до этого было органами, до последней капли вытекает на бетонный пол. Это продолжалось до тех пор, пока люди, изуродованные, вывернутые наизнанку, не превращались в бездыханное отребье… В этот момент я поняла, если и ад существует – он выглядит именно так.

Мне хотелось кинуться прочь из этого кошмара. Убежать, скрыться и больше никогда не видеть кровавой рвоты, гнойных язв и трупов. Не знаю, как удержалась…».

21 июня

«Сегодня умерла Анна. Она была моей лучшей подругой… ее укусил зараженный… так больно, что не могу даже писать об этом….

Далее неразборчиво.

Профессор был прав. Глупые студенты, мы не понимали, навстречу чему рвемся. Мы шли добровольцами, грезя самоотверженностью и спасенными человеческими жизнями, не подозревая, что тем самым подписываем себе смертный приговор. На эту минуту большинство моих друзей мертвы. Второй год обучения на медицинском факультете оказался для них последним. Я не знаю, как бы поступил Степан, его друзья, согласилась ли пойти добровольцем Анна, знай наперед, чем все обернется.

………….

Мне так страшно. Смерть повсюду. В больнице, за окнами, на лестничной площадке. Количество жертв чудовищно. И оно продолжает расти.

Я поставила себе укол фенобарбитала. Проклятые слезы. Никак не могу остановиться, все время думаю о подруге».

30 июня

«Лазареты заблокировали. Просто забили все двери и окна гвоздями, оставив зараженных умирать внутри. Больше не имеет смысла делать вид, будто их лечат. Спасения нет, даже облегчить боль нечем, все лекарства закончились. Успокоительных препаратов, способных сдержать их агрессию, тоже нет. Остались лишь военные резервные запасы медикаментов, но папа сказал, что без особого распоряжения они не имеют права к ним прикасаться.

Вот уже почти неделю мы с мамой сидим дома. Обрадовался только Кирик. Наверно, ему надоело целыми днями слоняться по дому одному. Отец с коллегами все еще бьются над спасительной сывороткой. По его словам, есть небольшой прогресс, но до успеха еще далеко. Их команда надеется только на себя. Международная комиссия в Стокгольме прекратила свою работу. Ученые умерли раньше, чем нашли вакцину.

Город теперь в изоляции, как и прочие мегаполисы мира. Больше никто не уезжает и не въезжает. Тот, кто не успел покинуть город, прячутся по своим домам. Каждая семья, каждый дом превратился в коробочку. Наглухо закрытую коробочку, куда никого не впускают.

Единственным окошком в мир стал для нас телевизор. Сегодня сказали, что крематории закрылись. Городские жители, подогреваемые СМИ подняли бунт, требуя прекратить сожжение. Полная женщина в клетчатой рубашке кричала в камеру, что вместе с дымом мы вдыхаем вирус. Возможно, в чем-то она права. Кроме того, с каждым днем количество мертвых продолжает расти, и городские крематории не справляются. В подтверждение, на экране возникла гора мертвых брошенных тел».