Джеймс Паттерсон - Мэри, Мэри Страница 6

— Это доктор Алекс Кросс, — сообщил Пейдж.

— Ну и что? — отозвался полицейский.

Я не возразил ни слова. «Ну и что?», по-моему, самый правильный ответ.

Охранники пропустили нас, но перед этим я успел заметить одну вещь, которая здорово подействовала мне на нервы. Рыжую шевелюру Джеймса Траскотта, стоявшего в толпе других репортеров. Его коллега с фотокамерой — та самая женщина в черном — тоже находилась здесь. Траскотт меня увидел и быстро кивнул в мою сторону. Его губы расплылись в улыбке. Потом он застрочил что-то в своем блокноте.

А женщина бросилась фотографировать — меня.

Глава 13

Я тихо выругался, и мы с Пейджем зашагали по длинной, вымощенной белым камнем аллее к большому дому. Это было роскошное двухэтажное строение в испанском стиле — настоящий особняк. Главный фасад тонул в густой зелени, но я прикинул, что площадь здания составляет тысяч двадцать квадратных футов, если не более. Кому нужно столько места для жилья? В моем доме в Вашингтоне меньше трех тысяч, и комнат хватает для всех.

По второму этажу тянулась гирлянда балконов. Часть из них выходила на центральную аллею, где за желтой лентой полицейского ограждения стоял черный лимузин.

Именно здесь убили Антонию Шифман и Бруно Капалетти.

Все пространство вокруг машины было окружено плотным кольцом охраны с одним узким проходом посередине. Двое полицейских проверяли документы у всех, кто пытался пройти внутрь.

Оперативники в белых комбинезонах, вооружившись портативными микроскопами и вакуумными пакетами для улик, со всех сторон облепили автомобиль. Фотографы-криминалисты регулярно щелкали «Полароидами» и цифровыми камерами.

Еще одна опергруппа рассыпалась вокруг дома и прочесывала местность, исследуя каждый сантиметр почвы. Зрелище впечатляющее, но довольно мрачное. Считается, что лучший криминальный отдел в мире находится в Токио. Но если брать местную полицию, только Нью-Йорк и Лос-Анджелес могут составить конкуренцию мощным ресурсам ФБР.

— Похоже, нам повезло, — заметил Пейдж. — Медики уже закончили.

Он показал на судмедэксперта — плотную седую женщину, которая стояла возле лимузина и говорила что-то в диктофон.

Значит, тела еще не увезли. Меня это удивило и одновременно обрадовало. Чем меньше перемен произошло на месте преступления, тем больше информации я смогу собрать для Бернса. И для президента. И для его жены. Может, именно поэтому тела оставили в машине? Мертвецы ждали меня.

Я обратился к Пейджу:

— Скажи ребятам из полиции, чтобы больше ничего не трогали. Пусть все останется как есть. И постарайся убрать отсюда лишних людей. Только самый необходимый персонал. Сбор отпечатков пальцем, образцов тканей… Всех остальных долой.

Пейдж замялся, прежде чем выполнить приказ. Он еще не видел меня в деле. Я не любил командовать людьми, но сейчас у меня не было выхода. Я не мог заниматься своей работой в таком хаосе.

— Да, и передай копам кое-что еще! — бросил я ему вдогонку.

Пейдж остановился.

— Что?

— Теперь я здесь босс.

Глава 14

В моих ушах все еще звучал голос Бернса: «Просто посмотри, что там и как… А к вечеру будешь ужинать с семьей…»

Он действительно думал, что я смогу съесть хоть кусочек после этого?

От вони, стоявшей в лимузине, выворачивало наизнанку. Опыт научил меня одной полезной вещи — надо продержаться примерно три минуты, пока не притупится чувствительность рецепторов. А дальше все будет в порядке. Всего три минуты, чтобы прийти в себя и вспомнить, что я снова взялся за расследование убийств.

Я внутренне собрался и сосредоточил внимание на деталях преступления.

Прежде всего меня поразила подробность, которую я не ожидал увидеть, хотя уже слышал о ней раньше.

Лицо Антонии Шифман стало практически неузнаваемым. Левую часть полностью снесло выстрелом, очевидно, сделанным с близкого расстояния. То, что осталось — правый глаз, щека и рот, — превратилось в кровавое месиво. Судя по всему, убийца был в ярости, но его гнев обрушился на Антонию Шифман, а не на ее шофера.

Одежда актрисы осталась нетронутой. Никаких признаков сексуального насилия. Никакой крови и пены в ноздрях и уголках рта — свидетельство того, что она умерла почти мгновенно. Кто мог совершить такое зверское убийство? Почему жертвой стала именно Антония Шифман? О ней хорошо писали в прессе, она считалась прекрасным человеком. У этой женщины не было врагов — так утверждали все. Тогда чем объяснить эту резню? Эту жуткую бойню у собственного дома?

За моим плечом вырос агент Пейдж:

— Как вы думаете, с чем связаны эти порезы? Может, намек на пластическую хирургию?

Молодой агент пропустил мимо ушей мои тонкие и грубые намеки на желание остаться одному, но у меня не хватило духу осадить его как следует.

— Вряд ли, — ответил я. — Я не хочу гадать на пустом месте. Мы узнаем больше после вскрытия. А теперь, Пейдж, будь так добр — дай мне поработать.

Изуродованное лицо актрисы покрывала корка сухой крови. Дикое варварство. И о чем мне теперь докладывать президенту? Как сообщить, что случилось с его другом?

Водитель Бруно Капалетти все еще сидел за рулем. Пуля прошла сквозь левый висок и разнесла большую часть головы. Пятно крови на соседнем кресле было смазано, вероятно, самим убитым, но скорее всего преступником, стрелявшим в Антонию Шифман с переднего сиденья. В куртке шофера нашли немного кокаина. Связано ли это с убийством? Наверное, нет, но я ничего не мог сказать наверняка.

Наконец я вылез наружу и глотнул свежего воздуха.

— Странная неувязка, — пробурчал я себе под нос.

— Аккуратность и неряшливость? — уточнил Пейдж. — Спонтанность — и полный контроль?

Я покосился на агента и усмехнулся. Его проницательность немного удивила меня.

— Все верно. Именно так.

Убийца хладнокровно застрелил шофера в машине. Но то, как он стрелял в Антонию Шифман, и особенно порезы на лице актрисы свидетельствовали об импульсивной, неуравновешенной натуре.

Не обошлось и без визитной карточки. Дверца лимузина была облеплена детскими наклейками — пестрыми бумажками, изображавшими радугу и единорогов. То же самое обнаружили на месте преступления на прошлой неделе. На каждой картинке красовалась одна прописная буква: два раза А и один раз — Б. Что бы это значило?

Пейдж уже рассказал мне о первом убийстве. Шесть дней назад в одном из кинотеатров Уэствуда застрелили женщину, связанную с кинобизнесом, — преуспевающего продюсера Патрис Беннет. В тот раз она была единственной жертвой, и дело обошлось без резни. Но буквы на наклейках оказались те же самые — А и Б.

Преступник явно хотел оставить свой знак. Он не импровизировал, но его приемы менялись. Я бы даже сказал — шли по восходящей.

— Что вы думаете? — обратился ко мне Пейдж. — Не против, что я спрашиваю? Или мне лучше помолчать?

Не успел я ответить, как к нам подошел второй агент. Невероятно, но девушка выглядела еще более загорелой, чем Пейдж. Очевидно, их производили в одном инкубаторе.

— В «Лос-Анджелес таймс» пришло еще одно электронное письмо, — доложила она. — Тому же редактору, Арнольду Гринеру, и от той же Мэри Смит.

— Газета уже сообщила об этих письмах? — спросил я. Агенты покачали головами. — Хорошо. Будем копать в эту сторону. И не забудьте про детские наклейки. Узнайте все, что сумеете. Особенно про буквы А и Б.

Я взглянул на часы. Половина шестого. Еще час уйдет на дом Шифман, потом надо будет поговорить с Арнольдом Гринером. До конца дня придется заглянуть в местную полицию. А вокруг рыщет этот чертов Джеймс Траскотт. Дома в Вашингтоне я часто оставался без еды. Нана и дети к этому уже привыкли, и Джамилла меня, наверное, тоже извинит, однако радоваться нечему. Я упустил отличный шанс избавиться от дурной привычки — пропускать ужины со своей семьей.

Но поворачивать обратно поздно. Я позвонил в отель Нане, затем связался с Джамиллой. Потом подумал о несчастных семьях Шифман и Беннет и снова занялся своей работой.

Часть вторая

Я люблю Эл-Эй

Глава 15

— Объясните, почему я. Зачем она присылает их ко мне? В этом нет никакого смысла. Вы согласны? Надеюсь, вам уже удалось что-нибудь выяснить? Эти убийства ужасны, просто ужасны. Весь Голливуд сходит от них с ума. Поверьте, тайна Мэри Смит скоро выплывет наружу.

Во время нашей встречи Арнольд Гринер постоянно забрасывал меня этими и подобными вопросами. Мы сидели посреди редакции «Лос-Анджелес таймс», в прозрачном кабинете, похожем на большой аквариум в форме буквы L. Остальной зал занимало открытое пространство, разбитое на рабочие отсеки.

Иногда кто-нибудь из сотрудников приподнимал голову над перегородкой, бросал взгляд в нашу сторону и снова нырял вниз. Гринер с усмешкой называл эти маневры мышиной разведкой.