Дмитрий Сафонов - Башня Страница 6

Бирюков хорошо знал ее хозяйку – невысокую женщину средних лет. Про таких французы говорят: «Некрасива, но чертовски мила».

Женщина жила одна. Точнее, с сыном. Бирюков никогда не видел ее с мужчиной. Впрочем, он не особенно-то и удивлялся. Если бы у женщины был муж, наверное, он бы купил ей машину поприличнее. И вообще…

За те полгода, что стояла Башня, Игорь успел убедиться, что большие дружные семьи здесь скорее исключение, нежели правило. Квартира в Башне означала определенный (а именно, очень высокий) уровень материального достатка, который, видимо, был каким-то образом связан с неустроенностью личной жизни.

«Бог дает всем поровну», – философски изрекал Рожков, ютившийся в двухкомнатной «хрущовке» с женой, тещей и двумя детьми. Игорь, конечно, с ним соглашался… Но в глубине души надеялся, что его личный кредит у Господа окажется не столь ограниченным.

Он прошел вперед, по привычке выглядывая вишневую «десятку». Он каждый раз подмигивал ей, как старой доброй знакомой.

Миновав три миллиона долларов и немного не доходя до «десятки», Игорь почувствовал смутную тревогу. Было что-то такое, что заставило его насторожиться.

В первый момент он даже не понял, что именно, лишь подойдя вплотную, увидел, как над бетонным полом поднимается легкая белая пыльца, словно чье-то овеществленное дыхание дрожит невысоко над полом, а потом снова медленно оседает.

Бирюков присмотрелся повнимательнее. В полу тянулась узкая извилистая трещина. Она начиналась примерно в полуметре от капота «десятки» и скрывалась под машиной.

Игорь опустился на колени. Мысли о тихом и спокойном дежурстве исчезли, словно испарились. Конечно, эта трещина была не такая уж и большая, но…

Проблема заключалась в том, что ее вовсе не должно было быть.

Бирюков прикинул: в нее можно было вставить спичку. Одну спичку, но не более. Наверное, это не так уж и страшно. Ведь бетон может иногда давать трещины, как это, например, когда-то случилось с метромостом «Воробьевы горы».

Но сейчас метромост волновал его меньше всего.

Игорь пошарил по карманам и выудил оттуда пятирублевую монету. Наверное, монета в Башне смотрелась не меньшей редкостью, чем вишневая «десятка»: здесь мелочь не считали. Она могла оказаться в кармане только у охранника да еще, может быть, у хозяйки этой «десятки».

Бирюков попытался прочертить в полу небольшую поперечную зарубку, чтобы отметить конец трещины. Конечно, Дубенский потребует вести наблюдение: смотреть – не увеличилась ли, не стала ли больше, хотя бы на сантиметр.

Наконец ему удалось сделать маленькую зарубку; Игорь осмотрел монету и увидел, что ее ребро немного стерлось. Неудивительно, ведь Башню строили на совесть, и бетон заливали самый лучший. Самый прочный.

От этого трещина показалась ему еще более пугающей. Бирюков резко поднялся на ноги и отошел от машины на два шага.

Он помедлил всего мгновение, прикидывая, стоит ли сообщить обо всем по рации прямо сейчас или все-таки подняться в будку и связаться с центральным пультом по внутренней телефонной связи.

«Наверное, Ковалев не одобрит, если я выйду в эфир. Рации настроены на единую волну, мои слова услышат все восемнадцать охранников смены. Скажет – незачем было поднимать панику».

Он немного успокоился и решил не паниковать.

«В конце концов, она никуда не денется. И за то время, что я буду ходить, она вряд ли станет больше…»

Он хотел дать себе небольшую отсрочку. Если сообщить прямо сейчас, то дежурный управляющий свяжется с хозяйкой машины – женщиной из сто сорок второй квартиры, попросит ее отогнать «десятку» на свободное место, вызовет бригаду рабочих…

Воскресная смена не оправдывала его надежд.

«И все из-за какой-то ерунды! Да, наверное, не стоит так уж…»

Словно в ответ на его мысли, из тонкой черной змейки вырвалась белая бетонная пыль, словно узкое блестящее лезвие. В следующий момент раздался громкий треск, и Бирюков увидел, как черта на полу раздвигается, будто рана, и ее острый конец прыгает прямо к его ногам.

Бирюков потянул из кармана рубашки рацию. Сомнений больше не было: трещина действительно была очень опасной.

Впечатление было такое, словно сбывались слова Рожкова – «когда-нибудь эта „десятка“ провалится от стыда сквозь землю». Но раньше эта шутка казалась забавной, потому что была просто шуткой, а сейчас…

Он попятился назад, пытаясь одновременно нащупать кнопку вызова.

Вдруг вишневая машина истошно завыла сиреной сигнализации; словно чувствовала, что произойдет дальше.

Будто в замедленном кино, Игорь увидел, как во все стороны от основной трещины (теперь она уже не была такой узкой, в нее спокойно можно было вставить палец, хотя Бирюков ни за что на свете не стал бы этого делать) поползли другие, помельче. Они расширялись и росли прямо на глазах. «Десятка» покачнулась на амортизаторах и мигнула светом фар. Затем раздался оглушительный хруст, и в лицо охраннику ударила плотная волна горячего воздуха, смешанная с какой-то тягучей и отвратительной вонью.

Игорь почувствовал, как пол (в прямом смысле этого слова) уходит у него из-под ног. Бетонный массив обрушился; «десятка», потеряв опору сразу под всеми четырьмя колесами, на секунду застыла, а потом отвесно рухнула в провал.

Бирюков в последний момент успел раскинуть руки – это его и спасло, иначе он полетел бы следом. Рация перевернулась в воздухе и, дважды ударившись о край ямы, упала на крышу машины, отскочила от нее и исчезла в черной пустоте.

Со стороны Бирюков напоминал человека, провалившегося в полынью, из которой торчали только голова и руки. Он попытался за что-нибудь уцепиться, чтобы подтянуться и вылезти. Но пальцы скользили по шероховатому бетону, как по гладкому стеклу. Руки начинали слабеть.

– Э-э-э-й! Кто-нибудь! Помогите! Помогите!

Прямо перед ним зиял огромный провал, спина чувствовала острые края треснувшего пола. Если бы он упал по-другому, лицом к гаражу, а спиной к яме…

«Если бы…» Сейчас не стоило тратить время на всякие «если». Это никак не могло помочь. Игорь ощущал, как бетон за его спиной начинает медленно крошиться, так легко и податливо, словно это была обыкновенная земля.

Он попытался угадать, услышит ли его крики Валентин. Конечно, надеяться на это не приходилось: их разделял целый ярус подземного гаража.

«Но… Он же может увидеть меня на мониторе».

Игорь осторожно скосил глаза в сторону; камера, укрепленная на ближайшем столбе опоры, медленно поворачивалась. На несколько секунд он появится в поле ее зрения. Первым отчаянным желанием было помахать рукой… Или сделать что-нибудь еще… Хотя Бирюков понимал, что, стоит Рожкову только бросить взгляд на экран, он сразу все поймет. «Ну не слепой же он? Как можно не заметить ТАКОЙ дыры в полу?» Впрочем, и эта надежда была слабой: зачем лишний раз пялиться на монитор, когда там твой напарник? Мысль о том, что системы видеонаблюдения тоже могли выйти из строя, не приходила ему в голову. Это было так же невероятно, как и внезапно провалившийся пол.

Как это могло случиться? КАК, позвольте полюбопытствовать?

Он осторожно подтянул ноги и нащупал сбоку какой-то выступ. «Если медленно… очень аккуратно перенести на него тяжесть тела, то можно будет потихоньку перевернуться». Это был шанс, и, наверное, неплохой. Во всяком случае, это лучше, чем просто висеть над черной дырой, раскинув руки, и ждать помощи неизвестно откуда.

Игорь еще раз ощупал торчавший выступ каблуком. Он напряг плечи и, осторожно помогая себе ногой, попробовал подтянуться. В какой-то момент ему показалось, что уже все. Он почти вылез. Сейчас он только отожмется на руках и сядет на край ямы.

Но яма вдруг ожила. В ней словно заворочалось какое-то кошмарное чудовище, которое не хотело отпускать добычу. Пол задрожал, и эта дрожь передалась телу Игоря. Он хорошо ощущал ее и понимал, что она означает.

Бирюков закричал – отчаянно, из последних сил, срывая голос. Его крик потонул в оглушительном грохоте, и пугающее дно жадного жерла стремительно понеслось на него.

Он упал на капот «десятки» и почувствовал, как мягко сработали амортизаторы, приняв на себя груз его восьмидесяти килограммов. Игорь присел и коснулся капота руками, но постарался тут же распрямиться и встать на ноги.

Нога в черном начищенном ботинке, слегка припорошенном бетонной пылью, поскользнулась и сорвалась. Бирюков замахал руками, пытаясь удержать равновесие, но почувствовал, что сползает по капоту все ближе и ближе к стене ямы. В следующую секунду от ее края оторвалась огромная глыба и, пролетев три метра, с размаху припечатала тело охранника к машине. В груди, придавленной страшной тяжестью, что-то хрустнуло, и Бирюкову показалось, будто весь воздух в его легких в одно мгновение заменили на обжигающий кипяток. Последнее, что он успел увидеть, – это поток вязкой крови, хлынувшей изо рта. На вишневой краске кровь смотрелась почти не страшно. Он ощутил соленый вкус, заполнивший рот, и умер.