Сергей Журавлев - Ниже – только вверх. Книга 1. Гремучая смесь Страница 6

– Ну, это нам судить, что имеет отношение, а что не имеет, – вспылил дознаватель. – У нас складывается впечатление, что вы, Феликс Сергеевич, не желаете помогать следствию. Себе проблемы создаете? Тогда вот вам вторая версия следствия. По ней именно вы создали наркотрафик, и три килограмма были первой партией. Кстати, первые результаты аудиторской проверки показали, что не так уж хороши дела на ваших фирмах. Знаете, дебет с кредитом не сходится.

Следствие при любом раскладе даст результат. И по первой версии, и по второй есть обвинительное заключение. Только по первой вы пройдете как свидетель и, возможно, на днях поедете домой. А по второй версии вы домой попадете лет через пятнадцать. Так что выбирайте. Помогите найти вашу жену, сообщите о счетах, про которые мы еще не знаем, и спите спокойно дома.

– Мне надо подумать. Хотя, заверяю вас, обо всех счетах знают в бухгалтерии. А где находится жена, мне и самому знать интересно.

– Ну, думайте. Круг наших интересов мы обозначили. Только думайте быстрее. Отведите подследственного назад в камеру!

Перед оклеветавшим единожды, пусть даже недруга, закроются ворота чести

В камере все оставалось по-прежнему: два зека играли в нарды, трое спали, Григорий читал книгу, а Машка лежал под шконкой.

– Привет, Сергеич. Помог следствию посадить себя надолго?

– Не знаю, Григорий, чего они хотят. Говорят, что могут мне помочь. Но мне кажется, им глубоко насрать, кого сажать. Ищут жену. А жена здесь при чем? Она далека от моих проблем. Копается в земле, ищет кельтские артефакты. Тихая женщина.

– Не скажи. Может, им и все равно кого сажать, а вот тебе это должно быть не безразлично. Или ты будешь гнить на зоне, хотя, по твоим словам, ты ничего не сделал, или другой человек, которого ты даже не знаешь.

– На что ты намекаешь? Хочешь, чтобы я сдал свою жену? Да ты что, она была со мной последние двадцать лет! Нет. Ее предать не смогу. Так же, как и она меня. К тому же мне не известно, где она.

Пока Григорий молчал, Феликс мысленно рассуждал:

«Конечно, я предполагал, где может находиться моя суженая. Вспомнилось мне одно местечко, куда мы летали с ней вдвоем без нашего пилота. Когда у меня появились деньги, а потом и время, воплотил в жизнь свою детскую мечту стать пилотом. А потом яхтсменом. И стал. Если ее не нашли ни живой, ни мертвой, значит ей это надо. Она у меня умная. Всегда жила, руководствуясь интуицией. Почувствовала беду, даже не беду, а ее тень – и исчезла. Есть в моей памяти один телефонный номер. И этот номер на этом острове. Если она там, трубку возьмет. Кроме меня, туда никто не позвонит. Она об этом знает. Но это потом. Сначала нужно отсюда выйти. А потом и жену спасать».

– Феликс, жизнь такая штука: сегодня ты Бога за бороду держишь, а завтра он тобой зад подтирает, – вновь заговорил Григорий. – У тебя еще будет время в этом убедиться. Вот, к примеру, та же Машка. На воле был чиновником, бумаги подписывал, деньги за это получал. Потом начал подписывать выборочно. А затем стал деньги брать, но подпись не ставил. Посчитал себя крутым. Охрану завел, чтобы она его от им же кинутых защищала. Так охрана его и сдала. Кто-то заплатил больше, чем он. И судили его за изнасилование малолетки. Охрана свидетельствовала. И никакие связи не помогли. У тех, кого он кинул, связей оказалось больше. Ну а когда к нам попал, ерепенился, пока Митяй ему зубы не повыбивал, чтобы прикус был нежный. И ничего страшного. Привык. Человек ко всему привыкает. Даже к смерти… Я привыкал месяца два. Когда приказывал пятого убить, уже не нервничал. Вот и сегодня шестого к нам приведут. Не хочешь поучаствовать? Ты убиваешь, а тебе за это ничего не будет. Да, нет? Смотрю я, ты не убивец. Может, и стрелял на охоте в кабана или оленя, так то издалека. Другое дело, когда ты его бьешь или режешь и чувствуешь страх жертвы, понимающей, что ты ее смерть, и жить ей осталось на два удара сердца. Не появилось желание? – Григорий взглянул на часы. – Ну, тогда сиди и смотри. Только не дергайся, иначе сам под замес попадешь. Тебя не обманули, ты попал в пресс-хату.

Открылась дверь камеры. Надзиратель втолкнул внутрь мужчину лет тридцати с баулом и матрасом.

– Мир вашему дому, каторжане. Кто смотрящий хаты? Я Вова Курский с пересылки. Что это за тюрьма? Меня не процинковали. Выдернули – и сюда. В «воронке» один ехал, и спросить было некого.

Григорий ответил не поднимаясь:

– Ну, здравствуй, Вова Курский, давно тебя ждали. А вот и комитет для встречи…

Со шконок поднялось четверо. Двое встали по бокам от Вовы. Митяй подошел, протягивая руку для рукопожатия. Вошедший поставил баул и протянул свою. Ее тут же заломили. Со второй сделали то же. Митяй ударил Курского по ушам, потом кулаком по затылку. К этому моменту руки у новенького были стянуты полотенцем за спиной. Оглушенного, его подтащили к Григорию.

– Переверните на спину, чтобы я лицо его видел. Зря ты, Митяй, его так сильно по ушам ударил. Он должен услышать, за что ему будут горло резать. Ничего попросить нельзя! Еще косяк, и будешь на месте Курского. Пусть очнется. Скоро ужин, а тут работа подвалила.

Митяй, путаясь и оправдываясь за плохо сделанную работу, набрал в кружку воды и вылил на голову Вовы. Пришлось повторить обливание еще пару раз, прежде чем оглушенный открыл глаза.

Григорий достал телефон, набрал номер и дождался ответа.

– Он вас слушает, – сказал и перевел телефон на громкую связь.

– Здравствуй, Вова Курский. Суд тебе дал «десятку» за убийство моей жены. Но есть другой суд. Я твой суд! Ты мертв, но про это пока не знаешь.

Григорий убрал телефон и продолжил:

– Ничего личного, Вова. Рот ему заткните, не люблю вой. Режьте на дальняке. И простыню с туалета уберите, всегда вас контролировать надо… В последний раз, прежде чем горло перерезать, отрезали уши и нос, а это не похоже на самоубийство. – Достав из пачки печенье, Григорий стал жевать, наблюдая за действом.

Вову оттащили к туалету, положили голову над дырой, обгаженной испражнениями. Двое держали Курского за руки, третий оттянул голову, а Митяй достал ложку и стал водить отточенным краем по горлу…

Все происходило как-то обыденно, как на охоте, когда егеря разделывали подвешенного за ноги дикого поросенка, а остальные пили по первой крови и закусывали деликатесами.

Тело Вовы забилось в конвульсиях, но арестанты держали его крепко, стараясь не испачкаться кровью. Феликс был вынужден смотреть на казнь, обливаясь холодным потом.

«Десять минут назад человек улыбался, во что-то верил… И вот он труп, лежащий лицом в дерьме. В дерьме! В дерьме! В дерьме!..» – Он с трудом подавил приступ тошноты. Его руки дрожали.

– Митяй, руки развяжите и зовите вертухая. Скажите, что новичок не вынес тягот жизни, раскаялся и покинул нас, – распорядился смотрящий, обвел камеру тяжелым взглядом и, увидев испарину на лице Феликса, улыбнулся:

– Ну что, Сергеич, считаете ли вы романы Пауло Коэльо феминистическими, или не стоит обращать внимание на мнение критиков? Думаю, вы не смогли не заметить наличие у меня телефона? Желаете кому-нибудь позвонить? Или пока не готовы?

Пришли надзиратели и забрали с собой Митяя и Курского. И снова зеки играли в нарды, Машка кому-то чесал пятки. Григорий убрал телефон, потеряв всякий интерес к Феликсу.

Для тела жизнь важней всего, тем более, в гробу карманов нет

Принесли ужин. Феликсу не елось. Ему думалось. Смерть стимулирует ум.

«За меня взялись всерьез. Могли и убить. И убили б, если бы захотели. Они поступили хитрее: подставили под наркотики, посадили в тюрьму, а в тюрьме в пресс-камеру. Здесь легче инсценировать самоубийство, причем неоднократно. Явно ведут какую-то игру… Самое главное – разобраться, кому это выгодно и чего хотят от меня. Надо выбираться отсюда. А то, когда им надоест со мной играть, поступит команда, и я окажусь, как бедолага Курский, самоубийцей с перерезанным горлом».

Положив на стол ложку и так и не притронувшись к баланде, он обратился к старшему хаты:

– Григорий Михайлович, предложение воспользоваться вашим телефоном остается в силе?

– Конечно, Феликс.

– Он подсоединен к Интернету?

– Решили посмотреть, что про вас пишут в Гугле?

Саенко вошел в Интернет. Послал по E-mail послание: «Вернись – все прощу» и отдал телефон смотрящему. Он точно знал, что через несколько плавающих i-PI сообщение будет доставлено на почтовый ящик жены. И определить куда, практически невозможно. У него в концерне работают неплохие программисты. Подобные ситуации прогнозировались. Стал бы Саенко миллионером, если бы не был готовым и к тюрьме, и к суме. Особенно в России.

Впервые за последние сутки он спал крепко, зная, что с ним ничего не случится. Крепко, но недолго. Проснулся от толчка в плечо.

– Проснись, тебя к телефону.