Поль-Франсуа Уссон - Кристаль Страница 6

— Может, все-таки стоило надеть на колеса цепи?.. — в который раз безрадостно проговорила Анжела.

Этот риторический вопрос был заглушён возбужденным гвалтом девушек, тревожными завываниями мотора автобуса и комментариями Имира, чей голос грохотал как из бочки. Вращая мощный кожаный руль буквально одним пальцем, он время от времени указывал за окно, где почти ничего нельзя было разглядеть за снежной завесой, и давал короткие пояснения:

— …Nasjonalgalleriet!.. Munch-museet!.. Karl-Johans gate!

Такое уже было в детстве, когда они с отцом однажды возвращались из очередной поездки в «горячую точку». Застигнутый метелью, их «додж» начал чихать и трястись, тычась мордочкой в непроницаемую снежную пелену. Только тогда отец, видимо осознав, что они вот-вот свалятся в кювет, соблаговолил надеть цепи на колеса.

— Может, стоило надеть цепи?.. — машинально повторила Анжела.

— О, такому автобусу ничего не страшно! — воскликнул Альбер. — Машина-зверь! Я знаю его конструкцию наизусть — у меня есть макет. Правда, это макет прошлогодней модели… Так забавно быть внутри! Значит, сначала мотор был впереди, а потом они сделали его сзади. Или нет, вру. На самом деле…

— Не волнуйся, крестная, наш шофер, судя по всему, умеет ездить по льду.

«По льду? Жозетта сказала по льду?» — мысленно ужаснулась Анжела. Она взглянула на юную крестницу, стоящую перед ней в проходе между креслами. Такое бесстрашие повергло Анжелу в изумление.

— Он здесь полностью в своей стихии. Примерно как я, когда вскидываю свой жезл…

— Так высоко в небе…

— Так высоко в небе?.. Мне всегда нравилось, как мама произносит эту фразу. Она мне сказала, что услышала ее от тебя, когда вы обе были мажоретками…

— Когда-нибудь я тебе об этом расскажу.

— Обещаешь?

О господи, до чего въедливая девчонка! Вся в мамашу…

Внезапно Жозетта склонилась к ее уху и прошептала:

— Вот увидишь, мы победим! Это точно!

— Поживем — увидим, дорогуша.

Она заметила, что щеки крестницы порозовели. Ну и ладно. По крайней мере, сейчас Анжела обращала уже меньше внимания на дорогу. Она почти не замечала ледяные арабески на стеклах и то, как заносит автобус. Даже слабый, но неотвязный запах рыбы, ощущавшийся внутри салона, ее больше не раздражал.

Испытывая блаженство, Анжела подумала: «Он меня везет. Он возит маленьких детей в своем автобусе, он спасает их из снежных бурь и увозит в безопасное место. И я для него тоже как ребенок. Он меня согрел. В его глазах была такая надежность… Я чувствую себя рядом с ним необыкновенно уютно. Этот старый автобус — как огромный ватный кокон, и мне совсем не хочется из него выходить. Все хорошо, что хорошо кончается. Никаких больше фотографий, никаких тяжеленных камер, которые таскаешь на себе как вериги… Безымянная шерпа,[5] я карабкаюсь по мгновениям чужих жизней… А ведь единственная фотография, которая имеет ценность, — моя… А я?.. Что на меня нашло?.. Я сижу, такая прямая, так торжественно застывшая, на заднем сиденье, утопив руки между кресел… Надо же, я больше не дрожу…»

Ветровое стекло автобуса казалось непроницаемым из-за вихрившегося снаружи снега. Среди этой белизны внимание Анжелы привлекло что-то вроде небольшого просвета; это оказалось зеркало заднего вида, под которым болтался на шнуре улыбающийся игрушечный лось. Время от времени, когда Имир полностью сосредоточивался на дороге, Анжелу не оставляло ощущение, что он украдкой наблюдает за ней в это зеркало.

После неизвестно скольких километров пути Анжела подышала на запотевшее стекло и посмотрела наружу. Снег перестал. Они ехали по улицам Осло. Город с его скоплениями разноцветных кукольных домиков показался ей каким-то искусственным. Из-за долгой поездки она погрузилась в сонное оцепенение. Анжела немного отодвинулась от окна, но продолжала смотреть в круглую лунку. Она увидела какое-то длинное здание, ярко освещенное и сияющее в ненастоящей ночи. Через минуту она поняла, что именно здесь им и предстоит жить: это был тот самый отель «Европа» с одноименным рестораном — типовой, безликий и холодно-равнодушный. Такие отели есть везде, неважно, какая у них вывеска и флаг. Внутри обязательно будут огромный холл, отличающийся показной роскошью, с ярким безвкусным ковром на полу; псевдоантичные статуи, выставляющие напоказ свою гипсовую наготу; перегородки из экзотического дерева между столиками в кафетерии… Анжела уже представила свой номер — безупречную комнату для крепкого скандинавского сна. Слишком маленькая ванна с пластиковой занавеской. Каждый день, словно по волшебству, новые аккуратные кусочки мыла, крошечные тюбики зубной пасты и шампуня, еще какие-то приятные мелочи…

Войдя в холл несколько минут спустя, Анжела, не удержавшись, воскликнула:

— Таити!

И этот возглас разнесся под высокими сводами холла.

Ее соотечественницы с тревогой переглянулись, опасаясь, что с фотографом случится новый приступ.

Стоя перед сверкающей стойкой администратора, Анжела словно бы уменьшалась в росте на сантиметр каждый раз, как повторяла все тише и тише:

— Таити…

Директор отеля, высокий скелетообразный тип, гостеприимный, как тюремные ворота, с неискренней дежурной улыбкой произнес что-то заискивающее, обращаясь к ней.

— Он приносит извинения за оплошность сотрудников аэропорта, — перевел Имир, — и обещает, что твой багаж будет здесь через два дня. Не позже!

Группа мажореток теснилась у стойки, получая магнитные пропуска от номеров. Объявление о том, что девушки могут отправиться в сауну, если пожелают, вызвало всеобщий энтузиазм. Анжела в мрачном расположении духа отошла от них и направилась к теплой райской искусственной реке, протекавшей среди настоящих тропических растений. На белом песке под кокосовой пальмой сиротливо стояла ее сумка.

— Анжела!

Ну что еще? Она повернулась, пытаясь держать себя в руках.

Ей нужны силы. Сила.

Ее близкие друзья знали, что она может «взбрыкнуть» в самый неподходящий момент. Но здесь ее никто не знал. Даже ее крестница удивлялась, глядя на нее.

Гигант-полиглот, почти комически согнувшись, протягивал Анжеле драгоценные футляры с камерами.

— Анжела?..

— Спасибо, вы очень любезны, — сухо сказала она, забирая у него футляры.

И, чувствуя спиной его взгляд, торопливыми шагами направилась по ковру с ярким психоделическим узором прямо к лифту. Двери лифта сомкнулись за ней — и перед ним.

Глава 2

Адриана, капитан итальянской команды, заперлась в ванной комнате.

— Ты зачем закрылась? Чтобы пописать? Какая там отделка? Я тоже хочу взглянуть! — быстро говорила Грациэлла, ее соседка, в восхищении рассматривая убранство номера.

Здесь было даже красивее, чем на фотографиях в проспекте. В маленьком провинциальном городке, откуда приехали итальянские мажоретки, был один-единственный отель с покосившимися, расшатанными ставнями, недалеко от вокзала. Грациэлла снова нетерпеливо постучала в дверь.

— Сейчас…

Тон Адрианы встревожил ее подругу. Всего лишь несколько минут назад Адриана ворвалась в номер с видом завоевательницы, а сейчас говорила тихим, даже каким-то испуганным голосом.

Поднявшись с «трона», она застыла, неотрывно глядя на зеркало и даже забыв натянуть трусики. На зеркале были нарисованы золотой краской два неровных треугольника, соединенных между собой так, что казались крыльями бабочки. Адриана провела пальцем вдоль контура рисунка. Краска уже высохла. Точно такой же краской, словно состоящей из мелких золотых блесток, было написано послание, которое она нашла в своем конверте с рекламными буклетами.

Она быстро стерла рисунок комком туалетной бумаги. Странная бабочка исчезла. Потом Адриана провела кончиками пальцев по слову «ТЫ», убеждая себя, что это обещание адресовано ей. Да, это не может быть никто иной, кроме нее.

Директор, удовлетворенно подсчитывая выручку от размещения столь многочисленных постоялиц, бесшумно проходил по коридорам, тенью скользя вдоль стен и иногда останавливаясь у какой-нибудь двери, из-за которой доносились возбужденные голоса.

Участницы соревнований, прибывшие из южных стран, были расселены на нижних этажах; те, что приехали из северных краев, — на верхних этажах. Лишь японки вызвали у директора некоторые затруднения. Будучи натурой картезианской, он вместе с тем был обуреваем противоречиями. Служащим отеля «Европа», на головы которых он неожиданно свалился непонятно откуда, было нелегко к нему приноровиться. Неспособный быстро принимать решения, он подолгу раздумывал перед растущей грудой вопросов, а потом выбирал тот или иной вариант действий наудачу и требовал неукоснительного воплощения его в жизнь. Наконец он решил поселить жительниц Страны восходящего солнца в номерах, выходящих окнами на восток, хотя увидеть восходящее солнце нельзя было вот уже месяц. Довольный, он направился по лестнице вниз.