Дэвид Розенфелт - Первая степень Страница 6

Она кивнула, вполне понимая и уважая значение этого слова. Меня мучило, что я не могу с ней поделиться, но у меня не было выбора.

В нашей системе правосудия едва ли найдется что-либо столь же важное для защитника, как соглашение адвоката с клиентом о неразглашении. Если бы подозреваемый не мог быть до конца честным со своим адвокатом, не боясь, что его слова всплывут в ходе следствия, это бы серьезно уменьшило его шансы на хорошую защиту. Никогда в жизни я не нарушал соглашения и никогда не нарушу.

Самое смешное, что если бы я взялся за дело Стайнза, то мог включить Лори в расследование в качестве своего детектива и рассказать ей все про жутковатое признание Стайнза. Но я ему отказал, так что при всем желании не мог найти повода, чтобы нанять детектива.

Кроме того, не факт, что Стайнз действительно убил Дорси. Ложные признания, как ни удивительно, обычная вещь. Хотя, конечно, их делают в основном в полиции, а не в кабинете юриста. И такие люди чаще всего психи и (или) неудачники. Стайнз совсем не походил на неудачника. Что еще важнее, он знал состав горючей смеси и по памяти пересказал его.

Этот парень убийца.

Лори оставила эту тему, хотя и видела, что меня что-то беспокоит. Мы были странной, ненормальной парочкой, поэтому решили заняться тем, что обычно делали после ужина, – сыграть в скрэббл.

Для меня играть в скрэббл с Лори – серьезное испытание. Мы взяли бокалы с вином и переместились на пол, и я почти все время пялился на нее, не в силах отвести глаз. Ее небрежная красота словно не требовала никаких усилий, потому что была не оболочкой, а самой сутью Лори. Я видел ее после изматывающего бега, после душа, после занятий любовью, после ночи сна и после бессонной ночи, после слез, после долгого дня в офисе и даже после драки с каким-то субъектом, который попытался к ней приставать. Так что могу авторитетно засвидетельствовать – Лори всегда бесподобна, и нет такой ситуации, которая отняла бы у нее хоть кусочек очарования.

Итак, вместо того, чтобы смотреть на свои фишки, я любовался Лори. Она бессовестно пользовалась этим, к тому же вовсю жульничала, выдумывая слова, каких не бывает. У Лори напрочь отсутствует мораль при игре в скрэббл; победа нужна ей любой ценой, а о правилах пусть беспокоится противник.

Обычно я проигрываю, уступая около пятидесяти очков, но сегодня неожиданно оказался впереди на семнадцать. Мы сыграли уже примерно три четверти партии, и это значило, что она просто выжидает и не станет делать ход, пока не придумает какое-нибудь особенное слово. Если понадобится, она будет все взвешивать и мучиться над решением до августа месяца и скорее повесится, чем сделает неудачный ход.

Около десяти минут прошло в молчании, и я почти задремал, когда Лори наконец придумала свое слово. Оно сулило ей тройную норму очков, всего сорок восемь, и если я не сумею ответить, победа за Лори.

Слово было… «клептоманить».

За какие коврижки я должен спускать ей это? Правда, Лори становится очень агрессивной, если я вообще оказываю какое-либо сопротивление.

– Клептоманить? – сказал я очень осторожно. – Лори, дорогая, боюсь, такого слова нет.

– Конечно, есть! Клептоманить. Это то, что делают клептоманы.

– Кпептоманы воруют, дорогая, – сказал я.

Лори выпрямилась.

– Знаешь, это те никчемные неудачники, которых ты представляешь в суде, воруют. А настоящие психи клептоманят.

Я принялся искать словарь, и мы отложили игру. Словаря нигде не было.

– Ягодка моя, ты не знаешь, куда запропастился словарь?

– Я уже искала его, но он пропал, – резко сказала она. – Должно быть, кто-то его склептоманил.

После этого игра стремительно пошла дальше, я начал делать ходы слишком быстро, а Лори думала все дольше и в конце концов разбила меня в пух и прах, выиграв шестьдесят семь очков.

Ладно, игру я продул, зато теперь мы можем идти в постель, а делить постель с Лори гораздо приятнее, чем играть с ней в слова. Делить постель с Лори гораздо лучше, чем играть в слова с кем бы то ни было.

Я проснулся в шесть тридцать утра и включил телевизор, чтобы посмотреть местные новости. Лори еще спала, но телевизор ее не разбудит. Ее бы не разбудил даже грохот от падения гигантского астероида по соседству с моим домом.

В местных новостях почти никогда не бывает ничего существенного. Уличное движение, погода, плоские шуточки ведущих, затянутые репортажи, а потом опять движение и погода. Сегодняшние новости не были исключением. Шел дождь, и несчастный репортер, который обычно читает сводки погоды, маялся под зонтом на углу какой-то улицы. Он предсказывал, что погода сегодня будет дождливая. Все эти деньги, которые идут на обучение метеорологов, явно тратятся впустую.

Лори открыла глаза около семи и огорошила меня, небрежно заметив:

– А ты разве не собирался в тренажерный зал сегодня утром?

В последнее время я набрал несколько фунтов, так что наметилось брюшко. И что еще хуже, это не укрылось от Лориных глаз. Пришлось объявить, что я начну ходить в тренажерный зал. Для первоначального забега в здоровый образ жизни я решил присоединиться к Винсу Сандерсу, сегодня как раз первое занятие. У меня это начисто вылетело из головы, хотя если бы и помнил, я бы сделал вид, что забыл, – тащиться куда-то совершенно не хотелось.

Но деваться было некуда, так что я встал, выгулял Тару, потом побросал в сумку что под руку попало и пошел. Если из этой затеи ничего не выйдет, мне остается только пойти к таксидермисту и предать себя в его руки.

Винс – редактор отдела городской хроники в «Берген рекорд»; шумиху, которая привела Уилли Миллера за решетку, раздул молоденький репортер из его отдела. Винс тогда здорово помог мне, и с тех пору нас довольно дружеские отношения. Винс холостяк и фанат булочек с повидлом; его брюхо – наглядное тому доказательство.

В тренажерный зал я опоздал на десять минут. Опоздал бы и больше, но у них была парковка с обслуживанием. Винс слегка поворчал на меня за опоздание.

– Ты сюда пришел, чтобы работать над собой или чтобы опаздывать? – набросился он на меня.

Я просто пожал плечами и извинился. Он подлетел и повел меня внутрь.

Заведение оказалось навороченным и суперсовременным, с новейшими тренажерами, бутиком модной одежды для спорта, модной парикмахерской и закусочным двориком, который мог принять у себя выпускной бал.

Именно в закусочную мы и отправились для начала. Винс заказал большой фруктовый десерт со взбитыми сливками, сладкую булочку с бананом и орехами и фруктовый салат. Я взял апельсиновый сок, и к тому моменту, как я допил его, Винс уже съел все до крошки. Он заказал лепешку с изюмом и еще один десерт и взял все это с собой, когда мы направились на тренировку.

– Куда мы идем? – спросил я.

– На дорожку. Это лучшая тренировка, какая только может быть.

– Почему это?

Он вздохнул, удивляясь моему невежеству в области фитнеса.

– Потому что это приближается к условиям реальной жизни. Я хожу в жизни, поэтому хожу и на дорожке.

– Если суть в том, чтобы имитировать то, что делаешь в реальной жизни, почему бы тебе не пойти на тренажер по поеданию булочек?

Он фыркнул.

– Поверь мне, если бы такой был, я бы пошел именно туда.

Мы пришли на дорожку, и вскоре я обнаружил, что самое главное – это приготовления. Приготовления Винса выглядели следующим образом: первым делом он подсоединил стереонаушники к устройствам, позволявшим ему слышать звук с больших плазменных телевизоров. Затем приладил эти наушники так, чтобы они не съехали с его головы, даже если он вдруг действительно решит позаниматься. После этого он отрегулировал дорожку на нужную скорость и подъем, которые точнее всего было бы назвать «медленно и без наклона». Затем он аккуратно повесил свое полотенце на перила – на случай, если он вдруг вспотеет. Думаю, это никак ему не угрожало.

Я настроил свой тренажер на более высокую скорость и более крутой наклон – на нагрузку не слишком высокую, но достаточную для того, чтобы тренировка имела какой-то смысл. Пять минут спустя Винс сошел со своей дорожки, объясняя, что «эта хреновая аэробика, конечно, полезна, но перенапрягаться не стоит». Поскольку я был здесь впервые, я последовал за ним в раздевалку, где мы приняли ванну с гидромассажем, – предполагалось, что она должна унять боль в наших натруженных мышцах.

Хотя Винса нельзя было назвать спортсменом, газетчиком он был что надо. Его самое ценное качество заключалось в том, что он всегда знал всю подноготную любого события в тех кругах, куда имел доступ. Если дело касалось северного Нью-Джерси, он знал, что происходит, кто в этом замешан и у кого будут проблемы.

– Ты когда-нибудь слышал о парне по имени Джеффри Стайнз? – спросил я.