Дмитрий Сафонов - Эпидемия Страница 6

"Прокатиться на метро, почувствовать эту суетливую толчею, запах пота и мокрой одежды, посмотреть на людские лица… Ей-Богу, я бы расплакался от умиления, если бы кто-нибудь отдавил мне ногу в час пик!".

Но то, что происходило сейчас, наводило на мысль, что лучше бы он и вовсе лишился ног.

"Как это могло случиться? Как? Ведь у всякого следствия должна быть причина! Но я ее не заметил! Еще немного – и я поверю, что этот долбаный вирус может просачиваться сквозь стекло!".

Впрочем, вопрос, КАК он заразился, теперь уже не имел большого значения.

Приходилось принять это, как свершившийся факт – он действительно болен. "Все начинается, как обычный грипп… Те же симптомы, но только более выраженные, – так, кажется, говорил Ильин. – Но дальше… О-о-о, эта штука посерьезнее гриппа!".

Правда, оставалась вероятность, что действие прибора поможет ему справиться с вирусом. "Такой эксперимент мы не проводили", – мрачно подумал Кудрявцев.

На какое-то мгновение в сердце вспыхнула слабая надежда – она ведь такая живучая тварь! – что все это: и слабость, и головная боль, и ломота в суставах, – все это просто следствие самовнушения.

"У женщин, страстно желающих иметь детей, могут прекратиться месячные, и развиться так называемая ложная беременность. А у меня – почти то же самое, но только наоборот. Я боюсь заболеть, поэтому и придумываю себе несуществующие симптомы…".

Он снова посмотрел в иллюминатор. Две черные "Волги" были уже совсем близко, и даже если он убедил самого себя в том, что болен, то как быть с этими ребятами? Неужели они тоже поддались внушению?

"Нет, они откуда-то ЗНАЮТ, что я болен. Они в этом не сомневаются. Потому и загнали самолет на край взлетного поля. Потому и автобуса нет. Нас никто не собирается встречать. Значит..?".

Ответ напрашивался сам собой: значит, их отсюда не выпустят. Более того – попытаются сделать так, чтобы никто из пассажиров не попал в город. Во всяком случае, если бы ответственность за принимаемые решения лежала лично на нем, он бы так и поступил.

"Черт! Может, они не знают, что у меня – ЧИП? Ведь это в корне все меняет!".

Кудрявцев посмотрел на стюардессу, неподвижно сидевшую на откидном стульчике. Три белых пятна – лицо и колени. Больше он не видел ничего, никаких деталей.

– Иди к командиру корабля, скажи, что я хочу поговорить с людьми, которые подъехали на машинах, – он достал из внутреннего кармана удостоверение в красной кожаной обложке. – Видишь? Сотрудник… Кудрявцев Николай Владимирович. Поняла? Запомни! Мне ничего от вас не нужно, я просто хочу с ними поговорить.

Он убрал удостоверение обратно в карман и поправил галстук.

– Это мои коллеги, ясно?

– Угу… – девушка кивнула, но Николаю показалось, что она ему не поверила.

Он положил чемоданчик на сиденье и присел перед ней на корточки.

– Ну, пожалуйста. Я не опасен. Я же тебе не угрожаю…

Он сам не верил в то, что говорил; наверное, поэтому его слова звучали не столь убедительно. Он был ОЧЕНЬ опасен, и, если называть вещи своими именами, то эта несчастная девушка была уже обречена. В тот момент, когда он выдохнул на нее, ее личный таймер начал обратный отсчет последних часов жизни.

– Иди, милая, иди… – он ободряюще потрепал бортпроводницу по круглой белой коленке, думая в эту секунду совершенно о другом: насколько эффективен ЧИП-66 в первые часы ПОСЛЕ заражения?

"Он лежит рядом с сердцем. Сердце прокачивает весь объем крови, содержащейся в организме. Значит, сигнал постоянно действует на вирус…".

Слабое утешение. Если вирус (хотя бы один!) уже успел встроиться в клетку, то он будет реплицироваться в активной форме… Стало быть…

"А если еще не успел?".

Стюардесса встала и, покачиваясь, пошла к кабине пилотов.

– Передай – Кудрявцев Николай Владимирович. Запомни!

Он проводил взглядом девушку, исчезнувшую за шторкой, и снова прильнул к иллюминатору. Машины встали метрах в пятидесяти от самолета и застыли на краю бетонной полосы. Из них никто не выходил.

Дородный мужчина с багровым лицом беспокойно ерзал в кресле. Тучность его фигуры удивительным образом сочеталась с быстротой и резкостью движений.

Толстяк сидел ближе всех; он оглянулся, перегнулся через подлокотник и, понизив голос, спросил черноволосого:

– Послушайте, что здесь происходит?

Кудрявцев на мгновение оторвался от окошка.

– Операция спецслужб, – строго сказал он. И добавил, обращаясь ко всем, кто мог его слышать. – Наберитесь немного терпения. Сейчас это все закончится.

Ко всему, что имеет приставку «спец-», в России относятся с большим уважением. Толстяк понимающе закивал, больше никто не произнес ни слова.

Стал накрапывать мелкий дождик. Время от времени "дворники" автомобилей взмахивали, как по команде, очищая лобовые стекла.

"Две машины. Пока две машины. Они еще не готовы. Вряд ли кто-нибудь из них рискнет пойти со мной на физический контакт. Значит, они будут тянуть время. Это в их интересах. А что в моих интересах?".

Николай, не торопясь, обдумал все возможные варианты и нашел только один ответ. "Выбраться отсюда! Выжить!".

Седоволосый мужчина крутил в руках маленькую черную коробочку.

– Вот здесь, товарищ генерал, – референт показал на кнопку включения.

Седоволосый посмотрел на него так неодобрительно, что референт поспешно отдернул руку.

– Надеюсь, они ничего не напутали, и это нам поможет, – сказал генерал, включил прибор и положил его в нагрудный карман. – Какие новости?

– Медицинские бригады приближаются к "Домодедово". Люди на поле спрашивают, что им делать?

Генерал усмехнулся.

– Ничего. Ждать. Тянуть время.

Он и сам пока не слишком понимал, чего требует ситуация. В московском аэропорту стоит лайнер с пятьюдесятью восемью инфицированными на борту? Бред! И что прикажете с ними делать? Взрывать самолет и жечь трупы напалмом? Или погрузить людей в автобусы и развезти по больницам?

Конечно, лучше всего ничего не делать. Запечатать этот проклятый самолет и оставить все, как есть, на три дня. А там уже медики в спецснаряжении вынесут из салона холодные тела и подвергнут их обработке.

Но замалчивать три дня подряд подобный инцидент тоже невозможно. И почему все это случилось именно в Москве?

Седоволосый встал, подошел к шкафчику и достал оттуда легкий бежевый плащ. Он выглядел скромно, даже простенько; строгая линия, консервативный крой, но подкладка в разноцветную клетку и лейбл говорили о том, что вещица эта совсем не дешевая. Референту, например, такой плащ был не по карману.

– Где мы можем разместить пятьдесят восемь человек? – спросил седоволосый.

– Госпитали, инфекционные больницы… Места найдутся.

– Да, но их еще надо доставить туда. Надо предупредить медицинский персонал, обеспечить режим секретности и так далее.

Референт пожал плечами. У него не такие уж и большие звезды на погонах, чтобы принимать решения. Выполнять указания – еще куда ни шло.

Они спустились по лестнице на первый этаж и вышли во внутренний двор Лубянки. Там их поджидала черная "Волга", как две капли воды похожая на своих сестричек, стоявших на взлетной дорожке "Домодедова".

Референт открыл заднюю дверь; генерал удобно устроился на сиденье. Молодой человек сел впереди, ворота открылись, и машина, включив сирену, резко взяла с места.

Через несколько минут зазвонил радиотелефон. Референт снял трубку, покивал, затем, прикрыв мембрану ладонью, обратился к седоволосому:

– Товарищ генерал, Кудрявцев сам ищет контакта!

– Хм… – генерал почесал подбородок. – Когда мы сможем войти в самолет, не рискуя своими людьми?

– Минут через двадцать.

– Ладно. Переключайте на меня.

Николай стоял в проходе и ждал. Из машин по-прежнему никто не выходил. Дождик усилился, и взмахи стеклоочистителей стали чаще, но так и не потеряли синхронности.

Внезапно синяя шторка отодвинулась, и показалась стюардесса.

– Вы можете пройти в кабину пилотов?

– Конечно.

Кудрявцев попытался улыбнуться стюардессе, одернул пиджак и медленно пошел по проходу.

В кабине пилотов его встретили четыре пары напряженных глаз: командира корабля, второго пилота, бортинженера и радиста.

– Это из-за вас такая суматоха? – недружелюбно спросил командир.

Кудрявцев пожал плечами.

– Получается, так.

– Слушайте, у меня сорок шесть пассажиров на борту, и я несу за них отвественность. Я не хочу, чтобы из-за ваших шпионских игр с ними что-нибудь случилось.

– Это от меня не зависит, – развел руками Николай.

– А от кого? Почему нас не подпускают к терминалу? Что вообще происходит?

– Боюсь, я не могу вам все объяснить. Служебная тайна. И, кстати, вы не могли бы ненадолго выйти? Пусть останется кто-нибудь один, кто поможет мне разобраться во всех этих рычажках и кнопках.

Командир усмехнулся.

– А вы не теряетесь!