Голубая Луна - Гамильтон Лорел Кей Страница 6

– Он боится не только меня, ma petite. Ты Истребитель. Тобой пугают вампирьих деток – если они будут глупыми, то придешь ты и проткнешь их прямо в гробиках.

– Сам придумал? – поинтересовалась я.

Он покачал головой.

– Нет, ma petite,ты действительно лучшая страшилка для вампиров.

– Если увижу Колина, постараюсь не испугать его еще больше.

– Так и иначе, ma petite, ты его увидишь. Или он сам назначит встречу, когда поймет, что ты не желаешь ему вреда, или будет рядом, когда они нападут.

– Мы должны вытащить Ричарда до полной луны. У нас всего пять дней. У нас не было времени тянуть.

– Кого ты пытаешься убедить, ma petite,меня или себя?

Я потеряла самообладание. Это было глупо. Непростительно. У меня был норов, но обычно я справлялась с ним лучше.

– Мне очень жаль, – сказала я.

Жан-Клод очень неэлегантно фыркнул.

– Ну да, теперь ей очень жаль.

Он набрал номер.

– Скажу, чтобы Ашер и остальные собирались.

– Ашер? – переспросила я. – Он со мной не поедет.

– Поедет.

Я открыла рот, чтобы начать протестовать. Он указал на меня длинным бледным пальцем.

– Я знаю Колина и его людей. Тебе нужна свита, которая производит впечатления больше, чем пугает, но если случится худшее, они должны справиться и защитить тебя и самих себя. Я сам выберу, кто поедет, а кто останется.

– Так не честно!

– Нет времени для честности, ma petite. Твой драгоценный Ричард сидит за решеткой, а луна растет.

Он опустил руку на бедро.

– Если захочешь взять с собой кого-нибудь из своих леопардов, возражать не буду. В отъезде Ашеру и Дамиану понадобится еда. Охотиться на территории Колина они не смогут. Это будет расценено, как проявление враждебности.

– Хочешь, чтобы я взяла с собой добровольцев из верлеопардов в качестве самопередвигающихся съестных припасов?

– Я дам тебе с собой еще несколько вервольфов, – ответил он невозмутимо.

– Кроме того, что я Нимир-ра у леопардов, я еще и лупа в стае. Ты должен распоряжаться волками через меня.

Ричард сделал меня лупой вервольфов, когда мы встречались. Лупа – это зачастую просто другое слово для определения подружки главного волка, причем обычно это вервольф, а не человек. А верлеопарды отошли ко мне, так сказать, по дефолту. Я убила их последнего вожака, и поняла, что всем вокруг только дай волю их пообижать. Слабые оборотни без доминанта, который берет их под защиту, заканчивают как мясо для любого. В определенной степени в том, что их пинали, была и моя вина, так что я взяла их под свою защиту. А моя защита, так как леопардом я не была, представляла из себя мою угрозу. Угрозу, что я убью любого, кто их тронет. Должно быть, наши местные монстры в это свято уверовали, так как леопардов послушно оставили в покое. Вот так – достаточно серебряных пуль в достаточное количество монстров, и у вас появляется определенная репутация.

Жан-Клод приложил трубку к уху.

– Дойдет до того, что в Сент-Луисе нельзя будет оскорбить монстра и не ответить потом за это перед тобой, ma petite.

Если бы я не знала его лучше, я бы решила, что Жан-Клод на меня зол.

Думаю, в этом я его винить не могла.

3

Частный реактивный самолёт был похож на белое вытянутое яйцо с плавниками. Ладно, он был длиннее яйца, и больше заострен на концах, но всё равно казался хрупким, как яйцо. Я не говорила, что у меня своя маленькая фобия относительно полетов? В таком удобном, всем таком раскладном и комфортабельном кресле я села очень прямо, приведя спинку в вертикальное положение, пристегнулась и вцепилась ногтями в мягкие подлокотники. Специально отвернув кресло от своего круглого окна – одного из множества других, я не могла видеть, что там снаружи. К несчастью, самолёт был настолько узкий, что я все равно видела кусочки пушистых облаков на фоне ясного синего неба через иллюминаторы на другой стороне. А когда мимо окна пролетают облака, забыть о том, что под ногами у вас тысячи футов высоты, а от вечности отделяет только тонкий лист железа, довольно трудно.

В кресло рядом со мной плюхнулся Джейсон, и я еле заметно охнула. Он рассмеялся.

– Не могу поверить, что ты боишься летать.

Оттолкнувшись ногами, он медленно крутился в кресле, как ребёнок за офисным столом у папы в кабинете. Его светлые густые волосы были подстрижены чуть выше плеч, без чёлки. А глаза были такие же бледно-голубые, как небо, в котором мы летели. Он был моего роста, пять футов, три дюйма, размеры небольшие, особенно для мужчины, но, казалось, он никогда не жаловался. На нем была безразмерная футболка и почти белые вылинявшие джинсы. На ногах были кроссовки для бега трусцой долларов за двести, хотя я точно знала, что бегом он не занимается.

Этим летом ему исполнился двадцать один. После чего он поставил меня в известность, что по гороскопу он Близнец, а по закону – совершеннолетний и делать теперь может все. «Все» для Джейсона включало в себя многое. Он был вервольфом, но в настоящее время жил у Жан-Клода – играл роль утреннего аперитива и вечерней закуски для вампиров. В крови оборотней больше заряда, больше силы. Ее можно выпить меньше, чем человеческой, а почувствовать себя намного лучше, по крайней мере, так говорят.

Он выпрыгнул из кресла и опустился передо мной на колени.

– Брось, Анита. Чего тут бояться?

– Джейсон, отстань. Это фобия. В ней нет никакой логики. Уговорить меня у тебя не получится, так что просто уйди.

Он, как по волшебству, вдруг оказался на ногах.

– Мы в абсолютной безопасности!

И он начал прыгать по самолёту.

– Видишь, надежно!

Я завопила.

–Зейн!

Зейн тут же очутился возле меня. Он был приблизительно шести футов росту, но такой длинный и тощий, будто ему не хватило мяса, чтобы обтянуть все кости. А волосы были окрашены в вызывающе-яркий желтый цвет, как у неоновых лютиков, выбриты по бокам , а сверху уложены в маленькие жесткие шипы. На нем были черные виниловые штаны, как вторая блестящая и скользкая кожа, и такая же жилетка на голое тело. Наряд завершали лакированные чёрные сапоги.

– Вызывали? – поинтересовался он таким низким голосом, что его было почти больно слышать.

Если оборотень проводит много времени в животной форме, то некоторые физические изменения становятся постоянными. Так что раскатистый голос Зейна и изящные верхние и нижние клыки среди вполне человеческих зубов говорили о том, что он слишком много пребывает в форме леопарда. Голос ещё мог сойти за человеческий, но клыки – клыки выдавали его с головой.

– Убери от меня Джейсона, пожалуйста, – попросила я сквозь зубы.

Зейн посмотрел на него сверху вниз.

Джейсон не сдвинулся ни на йоту.

Зейн сделал последние разделяющие их два шага. И они остались стоять вплотную друг к другу, не отрывая глаз. И внезапно по коже расползлось ощущение энергии, которая определенно говорила, что перед вами не люди.

Черт. Я не хотела завязывать драку.

Зейн наклонил голову, и из закрытого рта послышалось низкое рычание.

–Мальчики, расслабьтесь, – сказала я.

Зейн послушался и запечатлел на губах Джейсона смачный влажный поцелуй.

Джейсон отшатнулся и рассмеялся:

– Ну, ты и бисексуальный сукин сын!

– Хоть горшком назови, – самодовольно ответил Зейн.

Джейсон ухмыльнулся и стал бродить по самолёту, хотя бродить особо было негде. Да, и ещё я страдала легкой клаустрофобией. Появилась она после несчастного случая во время дайвинга, ещё в колледже, а усилилась, когда я имела счастье проснуться в одном гробу с вампиром, которого недолюбливала. Я выбралась, но с тех пор люблю замкнутые пространства всё меньше и меньше.

Зейн скользнул на место возле меня. Вырезана жилетка была так глубоко, открывая почти всю бледную узкую грудь, что серебряное кольцо в соске выглядывало наружу.

Он похлопал меня по колену, и я не стала возражать. Он всегда дотрагивался до людей, в этом не было ничего личного. Многие оборотни живут в мире прикосновений – будто они больше звери, чем люди, и физические границы у них шире, но Зейн превратил обыденное прикосновений почти в искусство. Я, наконец, поняла, что, дотрагиваясь до кого-нибудь, он чувствует себя в безопасности. Он пытался играть доминирующего хищника, но он им не был. И под маской уверенного в себе задиры, он это знал. Он начинал нервничать, если попадал в ситуации, где ему приходилось быть одному, буквально – где он не мог никого потрогать. Так что ему я позволяла себя касаться, но остальные за это могли от меня получить.