Марк Вайнгартнер - Месть Крестного отца Страница 65

Джерачи помнил достаточно подробностей о делах семьи Корлеоне и мог управлять своим восстанием на расстоянии, через Момо Бароне. Таракан сказал, что Эдди Парадиз пристально наблюдает за ним и из телефонных будок не назвонишься, поэтому пришлось установить безопасную линию в доме его матери в Бэй-Ридж. Поскольку Момо заходил к ней каждый день, подозрений не возникнет. Самый крупный удар, повлекший за собой и другие, имел место на кладбище, где покоился Вито Корлеоне. В близлежащем мавзолее (над дверью значилась надпись «ДАНТЕ») в склепах хранились наличные. Это была копилка Майкла Корлеоне. Двое людей — один из них устроился под вымышленным именем ночным сторожем — сломали стену кладбищенским экскаватором и скрылись с деньгами. Сторож вернулся в Агридженто работать на семейной винокурне. Сообщник мог бы запросто продолжить печь пиццу в Кливленд-Хайтс, но слишком открыто хвастал вырученными деньгами, а это, на взгляд Джерачи, было равносильно самоубийству.

В Нью-Йорке Шарлотта не пыталась разделить интерес мужа к джазу, но теперь они жили в Новом Орлеане, и она всегда верила в простую истину: «Приехав в Рим, веди себя как римляне». Они вместе ходили на концерты дважды или трижды в неделю, и Нику было забавно наблюдать, в какой восторг приходит жена от манер официантов, от лучших столиков в заведении и бесплатных напитков в подарок от грозных незнакомцев. Это тоже пробудило воспоминания о тех временах, когда они только начали встречаться. Шарлотта слишком усердно пыталась отбросить тревогу по поводу «оставленных на произвол судьбы» дочерей (так и выразилась) и веселилась. Девочки были в безопасности. Скоро они станут самостоятельными.

Однажды, после нескольких недель совместного проживания в Новом Орлеане, супруги отправились на озеро Понтчартрейн и взяли там напрокат яхту. Яхта носила название лучшего альбома джазового пианиста, подсевшего на героин. Теперь она принадлежала одному из двоюродных братьев Карло Трамонти. Шарлотта разделась до бикини и загорала на передней палубе, развязав ленточки на спине, и Ник наконец осмелился спросить, хранила ли она ему верность во время долгой разлуки.

— Да, — ответила Шарлотта, будто то был несерьезный вопрос.

Джерачи сам не понял, поверил ли ей, но не имел ни малейшего повода считать иначе. Через милю Шарлотта наконец приподнялась и оперлась на локти, чтобы Ник видел грудь — именно так она поступала, когда они были моложе, — и задала тот же вопрос. Хранил ли он верность?

Джерачи сказал «да».

По сути, так оно и было. Не по факту, а по сути. Ник задумался, что заставляет его, ее и множество других людей в здравом уме задавать вопросы, на которые в ответ можно услышать только «да».

Раньше над Джерачи смеялись за то, что он не пользуется проститутками и не заводит любовницу, но разве можно преуспеть в жизни, если быть как все? Он так и отвечал. Ник любил жену. Посмотрите на нее. Сногсшибательная красавица. Не женщина — мечта. Ему хватало Шарлотты. Супружеская верность не была в тягость. Друзья не одобряли, утверждали, будто он слеплен из другого теста, не как все мужчины. Может, так и есть. Откуда ему, к черту, знать? Никто не в силах изменить себя. Человек обречен оставаться самим собой.

— Ни разу? — спросила Шарлотта.

Джерачи поставил лодку на якорь.

— Я люблю тебя. Спускайся в каюту.

— Буду стараться. — Она ухватила мужа за напрягшийся член и повела вниз.

Глава 24

Ранним утром на частную полосу в пустыне Аризона приземлился самолет с Альбертом Нери и его племянником. Именно эту полосу используют киношники, приезжая в Старый Тусон снимать вестерны. Чартерный самолет прилетел из Лас-Вегаса, и пилот был уверен, что везет киногруппу. По виду сложно судить. По приказу Нери все надели ветровки, спортивные рубашки и легкие кожаные туфли — ни дать ни взять любители гольфа, забывшие прихватить мячи и клюшки. Не заправленная рубашка Томми скрывала револьвер. Пилот без умолку трещал о звездах, которые побывали у него на борту, Аль и Томми молча слушали.

— Ни пуха ни пера, — сказал он, когда пассажиры спускались на землю.

— Спасибо за полет, — поблагодарил Аль.

— Там, где я вырос, — вставил Томми, — говорят «in culo alia bale па».

Аль бросил на племянника укоризненный взгляд.

— Никогда не слышал, — пожал плечами пилот. — Что это значит?

Это означало «пошел ты киту в жопу», но Томми уловил недовольство дяди.

— То же самое, что «ни пуха ни пера». Приблизительно.

— На каком языке?

— Увидимся в шесть, — вмешался Аль, уводя Томми.

Мексиканец в пункте проката машин поинтересовался, из какой они съемочной группы. Нери не ответили. Мексиканец уверил, что не продает информацию желтой прессе.

— Хороший у тебя тут бизнес, — похвалил Аль Нери.

Меньше говори, и люди быстро тебя забудут. Будешь молчать как рыба — запомнят. Научи человека колоритному сленгу — неминуемо засветишься. У Томми были свои достоинства, но ум среди них не числился.

— Я видел вас в кино, — сказал мексиканец. — Об одном городишке, там шерифа играет известный актер, как же его имя… И главная героиня — блондинка с большими сиськами. На кончике языка крутится.

Аль протянул деньги.

— Вы обознались.

Томми сел за руль, повернул на дорогу в современный Тусон. Справа до горизонта громоздились брошенные самолеты, по большей части боевые, со Второй мировой. Томми включил радио. «Кто станет прыгать, — пел Бак Оуэнс, — если ты скажешь «лягушка»?»

— Выруби это телячье дерьмо, — велел Альберт.

Томми хихикнул и послушался.

— Что смешного?

— Ничего.

— Я задал тебе вопрос. Что смешного?

— Парень поет: «Кто станет прыгать, если ты скажешь «лягушка»?», и тут ты говоришь мне вырубить радио.

— И при чем здесь лягушка?

— Ни при чем.

— Если хочешь слушать радио, слушай. Только не такое дерьмо.

— Забудь. — Томми уставился в пыльную дорогу. — Тут больше ничего не ловится.

Племянник уже третий раз ехал в Тусон встретиться с Фаусто Джерачи.

— Тебе так нравится эта гадость? — спросил Аль.

— Я просто включил музыку для фона. — Томми рассеянно коснулся пистолета на бедре. Вероятно, бессознательно. Аль знал: так многие делают. Есть и полицейские, кто ощупывает ствол каждые тридцать секунд. Сам Аль не взял оружия. Его тяжелый стальной электрический фонарь лежал в маленьком чемоданчике.

Томми снова погладил пистолет. То был новый девятимиллиметровый «вальтер», красавчик, на взгляд Альберта. Здравомыслящий человек не станет убивать из такого оружия, чтобы потом его выкинуть. Аль воспользовался бы дешевым дробовиком, годным только для стрельбы с близкого расстояния, однако он изо всех сил старался не контролировать каждый шаг племянника. Не хотел походить на отца, который частенько колотил Альберта за то, что тот не придерживается его сумасбродных противоречивых правил. Со старшей сестрой Альберта, матерью Томми, отец был не менее жесток: говорил, она все делает неправильно, и вбивал свои слова кулаками. Так что черт с револьвером. Главное, не выйти по нему на владельца. Если все пойдет как надо — вообще стрелять не придется. В противном случае попрощается с пушкой. Впрочем, это всего лишь пистолет. Добросовестные немцы в компании «Вальтер» сделают еще.

Брошенные самолеты были разрисованы поблекшими грудастыми девицами в чулках, или купальниках, или в том и другом сразу.

— Ты точно знаешь, куда ехать? — спросил Аль.

— Расслабься.

— Давай свернем у аэропорта, сократим путь.

— Мы же из него едем.

— Мы едем со взлетной полосы. Аэропорт находится…

— Я в курсе, где аэропорт.

— Конечно. — Аль достал из кармана складную карту и проследил дорогу.

Как и каждое утро, Фаусто Джерачи вернулся домой, отвезя жену Кончиту на работу на консервный завод в другой части города, сел в старом рваном халате в плетеное кресло во внутреннем дворе и закурил «Честерфилд-кингс», глядя на бассейн.

— Почему он не купит ей машину? — спросил Аль. — Она не умеет водить?

Они с Томми припарковались на соседней улице, откуда виден двор.

— Умеет, но Фаусто предпочитает отвозить ее сам. Я же говорил, он помешан на вождении.

Каждое воскресенье Фаусто Джерачи отправлялся в безлюдное место и гонял на скорости больше ста миль в час. Аль собирался выяснить у него зачем.

— Жена-мексиканка. Почему она не бросит работу? Ведь замужем теперь. Этот пердун сидит на такой куче наших денег, не представляю, зачем ей трудиться.

— Наверное, нравится. Откуда мне знать? Она мексиканка. Непонятно, как они мыслят.

Аль достал бинокль.

— Что я тебе говорил? Типичный stronzo veccfiio,[24] дожидающийся смерти.