Стивен Бут - Вкус крови Страница 7

– А кстати, для чего здесь играет музыка? – поинтересовался Купер.

– А от нее клиенты расслабляются, – ответил сержант, и Бену послышалась в его словах попытка оправдаться.

– Неужели?

– Так мне объяснили.

Сержант замолчал, и какое-то время они молча слушали Вивальди. Кеннеди как раз перешел к «Лету».

– Это идея инспектора, – пояснил дежурный.

– Ах вот как, – кивнул Купер. – Она что, опять была на курсах?

– Опять? Да она из них не вылезает! Назовите хоть одну неделю, когда она не учится. На этот раз курс назывался «Проведение аудита социально-психологической обстановки среди вверенного вам персонала». Что, черт возьми, это должно обозначать на нормальном языке? Попомните мои слова, скоро мы начнем развешивать здесь зеркала и расставлять пальмы в кадушках. А потом начнем переносить двери и двигать мебель, чтобы облегчить поток энергии или что-то в этом роде.

– Фэншуй[18], – подсказал Купер.

– Простите?

– Это называется фэншуй.

– А мне уже показалось, что вы простудились, стоя под снегом, и теперь чихаете, – признался сержант.

– Он влияет на поток энергии, – пояснил Бен. – Китайская штука.

– Ну конечно, – кивнул его коллега, тупо посмотрев на него. – Как же я сам не догадался…

Он был слишком высок ростом для стойки, за которой работал, поэтому ему приходилось неловко нагибаться, чтобы сделать запись в книге задержанных. Если комиссия по безопасности и охране здоровья не проведет здесь оценку безопасности рабочих мест, то через пару лет, когда сержант будет передвигаться, как Квазимодо[19], Управлению придется выплачивать ему денежную компенсацию. Правда, к тому времени у него в ушах будут назойливо звучать звуки скрипки Найджела Кеннеди, а не колокола собора Парижской Богоматери.

Купер почувствовал, как в кармане у него завибрировал пейджер. За последние полчаса это было уже пятое сообщение. Они стали заваливать его информацией о других происшествиях, еще когда он конвоировал задержанного по засыпанным снегом улицам Идендейла.

– Все эти новые выкрутасы… Какой от них прок? – продолжал сержант. – Иногда у меня не хватает времени вздохнуть свободно. Настоящий сумасшедший дом, и я говорю не только о клиентах.

Из двери за спиной сержанта вышел дежурный констебль и протянул Бену записку:

«Констебль Купер, немедленно явитесь к сержанту Фрай. Срочно».

Детектив с неохотой отказался от плана, который вынашивал последние полчаса. Он надеялся, что сможет поменять мокрые носки на сухие, а потом обыскать стол Гэвина Марфина в поисках еды.

– Кстати, я вам сейчас ничего не говорил, – заметил сержант. – Я просто обожаю свою нынешнюю работу, правда.

Когда пассажиры, прибывшие рейсом 840 компании «Эйр Канада», добрались до выхода из терминала № 1, их уже ждал там высокий светловолосый мужчина с бородой. Он за руку поздоровался с подошедшей к нему женщиной, но у них у обоих было такое выражение лица, как будто они сожалеют, что вокруг них так много людей. Услышав его сильный местный акцент, Элисон Моррисси улыбнулась, как будто только теперь поняла, что добралась до Англии.

– Вы все-таки приехали, – произнесла она.

– Не мог позволить вам прилететь и не увидеть рядом ни одного знакомого лица, – ответил встречающий.

– Очень мило с вашей стороны.

На какое-то время они замолчали. Толпа пассажиров обтекала Элисон с двух сторон, а она стояла и смотрела на незнакомые названия магазинов в аэропорту: «WHSmith»[20], «Virgin»[21], «Boots the Chemist»[22]. На мгновение эта женщина превратилась в девочку-школьницу, которая, склонив голову, внимательно прислушивается к объявлениям по радио.

– Нам придется прогуляться до парковки, – сказал мужчина, не спуская с нее глаз. – С вами всё в порядке? Вы очень бледная.

– Нет-нет, все нормально.

Бородач погрузил багаж на тележку и стал толкать ее к выходу. Моррисси нагнулась, чтобы растереть ноги, хотя она и так повторяла эту процедуру, как молитву, все время, пока они летели над Атлантическим океаном.

– Погода стоит не очень хорошая, – пояснил мужчина, – хотя полагаю, что в Канаде вы привыкли к снегу.

– Фрэнк, я живу в пригороде Торонто. И в радиусе сотен миль там нет ни медведей гризли, ни дровосеков[23].

Было видно, что Элисон немного не в своей тарелке и слегка дезориентирована. Но она сильно встряхнулась и вновь стала уверенной в себе дамой двадцати пяти лет.

– Встреча с местной полицией назначена? – спросила она.

– Конечно. Не беспокойтесь, все организовано.

– Извините, Фрэнк. Просто неожиданно пришло в голову. Это ведь больше чем поездка в чужую страну, – для меня это путешествие в прошлое.

– Я все понимаю.

– Причем в опасное прошлое. Я ощущаю себя на границе враждебной территории.

– Только не ищите врагов за каждым углом, – посоветовал бородач.

– Не буду.

Выйдя из аэропорта, Элисон Моррисси взглянула на серое небо и провела рукой по лбу.

– Вы правы, – сказала она. – Этот трансатлантический перелет меня доконал. Наверное, время завтрака здесь уже прошло?

– Сейчас уже наступает время ланча. Если хотите, мы можем найти где поесть прямо в аэропорту.

– А может быть, сначала отправимся в Дербишир, а, Фрэнк? Сколько это займет времени?

– Все зависит от того, расчистили ли они уже дорогу А-57. Сюда мне пришлось добираться по автостраде. Последнее, что я слышал по радио, – это то, что Змеиный перевал все еще заблокирован. Непонятно почему – обычно они достаточно быстро расчищают снеговыми плугами основные дороги. Может быть, там произошла авария или что-то в этом роде.

Придерживая колеса своего кресла, чтобы они не слишком шумели, Грейс Лукаш осторожно заглянула в дверь, ведущую в заднюю комнату дома. Зигмунд сидел в своем кресле перед столом. Казалось, что он спит. Его руки, лежащие перед ним на столе, были все опутаны крупными венами, как будто он действительно страдал от высокого давления, на которое постоянно жаловался, но которое доктора никак не могли у него обнаружить. Он откинул голову на спинку кресла и снял очки. Со своего места Грейс видела следы оправы на крыльях его носа и куцые клочки седых волос, зачесанные на уши. Из ушей у Зигмунда тоже торчали волосы. Ими же была покрыта и его шея в тех местах, которые он никогда не брил.

Глаза старика были прикрыты, но миссис Лукаш не была уверена, что он действительно спит. Зигмунд объяснял, когда ему вообще приходило в голову что-то объяснить, что в таком положении ему лучше думается. Грейс считала, что в мыслях он возвращается в прошлое и полностью растворяется в нем. А что еще ему было делать, как не погружаться в прошлое? Но, может быть, она не права. Может быть, старик думает о своей жене, Роберте? Хотя и в этом Лукаш сомневалась. Скорее всего, он думает о Клементе Вахе. В такие дни он больше всего думал именно о Клементе.

В следующее воскресенье в Идендейле должен состояться обед с облатками[24]. Почти все польское землячество Идендейла соберется на этот обед в клубе ветеранов – в Доме комбатантов. Грейс знала, что для Зигмунда это всегда самый важный эмоциональный момент в году, более важный даже, чем Вигилия – Рождественский сочельник. В этот день у всех начинается Новый год, но это также и время подумать о своей истории и своем месте в этом мире. Большинство людей, которые придут на обед, естественно, родились уже не в Польше. Но после демократии и Солидарности[25], после того, как появилась возможность вступления Польши в ЕС, некоторые поляки стали все больше и больше говорить о своей культуре, истоках и историческом месте их родины в Европе. Многие, но не Зигмунд. Он вообще мало говорил в эти дни. А когда говорил, то только о прошлом.

Но обед все равно состоится. Хотя сейчас он и передвинулся по времени на январь, все равно все должно быть сделано как положено. Грейс почувствовала во рту вкус свекольного супа, щуки на пару, карпа с соусом из хрена и начиненных грибами помидоров. Дамы, которые устраивали обед, полностью следовали традициям, чего бы это им ни стоило.

Но и в Вигилию, когда все они уселись за стол с одним лишним местом для нежданного гостя, им тоже были поданы двенадцать традиционных постных блюд, по количеству апостолов. Во время этого обеда они обменялись облатками. В последний сочельник этот символ воссоединения и примирения значил для них больше, чем когда-либо. Конечно, прощать нелегко. Грейс знала, что в тот момент Питер думал об их старшем сыне в Лондоне, которому не с кем было встретить Вигилию, кроме как с этой тощей крашеной блондинкой. Как всегда, они послали Эндрю облатки, однако было сомнительно, что он поделился ими с блондинкой. Насколько знала миссис Лукаш, в квартире, которую они снимали в Пимлкоу[26], не было ничего хотя бы отдаленно связанного с облатками, этими драгоценными дарами, которые символизируют Примирение.