Саймон Бекетт - Химия смерти Страница 7

Оттягивая минуту, когда мне придется идти в дом и пытаться там заснуть, я проторчал в саду, пока небо не потемнело до темно-фиолетового бархата, испещренного уколами мерцающих звезд-семафоров, бессвязно лепечущих повесть о давно угасших пылинках света.

Задыхаясь, залитый потом, я проснулся как от толчка. Бессмысленно огляделся вокруг, не понимая, где нахожусь. Затем вновь вернулась реальность. Совершенно голый, я стоял у открытого окна спальни. Подоконник больно врезался в бедра, потому что я уже почти наполовину высунулся наружу. Неуверенно подавшись назад, я сел на кровать. В свете луны смятые простыни отсвечивали белизной. На лице подсыхали слезы, и я ждал, когда сердце перестанет бешено колотиться.

Опять этот сон.

Мой вечный, сегодня особенно страшный, кошмар. Всегда столь яркий, что пробуждение казалось иллюзией, сон – явью. Вот в чем его жестокость. Потому что в снах Кара и Алиса мои жена и шестилетняя дочь, все еще живы. Их можно было увидеть, с ними можно было поговорить. Прикоснуться. Во сне я мог верить, что у нас по-прежнему есть будущее, а не только прошлое.

Я страшился своих снов. Не просто оттого, что кошмары пугают. Нет, наоборот.

Я страшился снов потому, что за ними всегда ждало пробуждение.

Вновь возникала боль утраты, столь же резкая, как и в тот жуткий день. Часто бывало, что я просыпался в другом месте, как лунатик, чье тело ведет себя независимо от воли хозяина. Я мог очнуться, как сегодня, стоя у раскрытого окна, или на самом верху крутой и опасной лестницы, ничего не помня о том, как попал туда или какая подсознательная сила меня туда загнала.

Несмотря на теплую до отвращения ночь, меня пробрал озноб. Снаружи донеслось одинокое лисье тявканье. Спустя некоторое время я лег и потом просто смотрел в потолок, пока не поблекли тени и не растаяла тьма.

Глава 4

Над болотами еще клубился туман, когда молодая женщина прикрыла за собой дверь и начала свою утреннюю пробежку. Лин Меткалф бежала легко и с удовольствием, как хорошо тренированный легкоатлет. Недавнее растяжение икроножной мышцы еще давало о себе знать, так что Лин, не желая переусердствовать, поначалу взяла легкий темп, перейдя затем на непринужденный, длинный мах. Оставив позади узкий переулок, где стоял ее дом, она свернула на заросшую тропинку, ведущую к озеру через пересохшее болото.

По ногам хлестали длинные стебли травы, мокрые и холодные от росы. Лин вдохнула полной грудью, радуясь утреннему воздуху. И пусть сегодня понедельник, нет лучшего способа начать новую неделю. Сейчас – ее любимое время суток, где нет места заботам, нет бухгалтерских книг фермеров и мелких лавочников, всегда встречающих в штыки ее советы. Еще впереди огорчения, печали и обиды на людей. А сейчас мир свеж и ярок. В нем звучит лишь ритм ее бега и хрипловатый метроном дыхания.

Лин исполнился тридцать один год, она отличалась великолепным здоровьем, силой воли и собранностью, позволявшими поддерживать прекрасную спортивную форму, означавшую к тому же, что она отлично смотрится в тугих шортах и короткой футболке (хотя признаться в этом вслух нахальства не хватало). А ведь дело облегчалось тем, что ей просто нравилось себя так вести. Нравилось выкладываться без остатка, а потом подстегивать еще немножко. Что может быть лучше, чем, надев в начале дня пару кроссовок, оставлять за спиной милю за милей, пока мир вокруг тебя только-только оживает? Если и есть лучший способ, то он ей пока неизвестен.

«Если, конечно, не считать секса». А вот тут в последнее время чего-то недоставало. Не в смысле желания, нет: хватало одним глазом посмотреть на Маркуса под душем – как он смывает с себя цементную пыль очередного рабочего дня, как его темные волосы ондатровым мехом мокро липнут к коже, – и внизу живота что-то вновь сжималось пружиной. Но в те минуты, когда за удовольствием стояло кое-что еще, радость физического наслаждения притуплялась для них обоих. Тем более что ничего не вышло.

Пока что.

Стараясь не сбиться с ноги, не потерять ритм, Лин перемахнула через канаву. «Потерять ритм, – поморщившись, подумала она. – Мечтай дальше». Все ритмы ее тела – как по часам. Каждый месяц без осечки, чуть ли не день в день, начиналось ненавистное кровотечение, означавшее конец очередного цикла и очередное разочарование. Врачи говорили, что с ними обоими все в порядке, просто у некоторых на это уходит больше времени. Кто его знает почему... «Попытайтесь еще», – советовали медики. И Лин с Маркусом пытались вновь и вновь. Поначалу даже было смешно, что врачи «прописали» то, что им обоим и так нравилось делать. «Секс по рецепту», – порой шутил Маркус. Потом шуток поубавилось и на их место пришло... Отчаяние? Пожалуй, еще нет. Однако червячок безысходности уже начал подтачивать все стороны их отношений, окрашивая жизнь в иной цвет.

Никто из них вслух об этом не говорил. Хотя и имел основания. Лин знала, как досадовал Маркус, что его зарплата строительного рабочего была меньше, чем у супруги-бухгалтера. Взаимные упреки еще не прозвучали, но она боялась, что их время не за горами. И она знала, что способна уязвить, поддеть человека ничуть не меньше, чем Маркус. Внешне все пока выглядело гладко; они уверяли друг друга, что причин для тревоги нет, что торопиться ни к чему. Да ведь на бесплодные попытки и так ушли годы, а еще через четыре ей станет тридцать пять. Тот самый возраст, после которого – как она всегда утверждала – ребенка заводить уже не будет. Лин быстро подсчитала в уме: «Еще сорок восемь месячных». Пугающе мало. Сорок восемь возможных причин для разочарования, вдобавок к тем, что были. Впрочем, нынешний месяц оказался иным. В этот месяц разочарование запаздывает на три дня.

Она быстро притушила искру встрепенувшейся надежды. Еще слишком рано. Даже Маркус и тот пока не знает, что месячные не пришли. Ни к чему будить в нем необоснованные надежды. Подождем несколько дней и уже тогда сделаем тест. От этой мысли у нее защемило под сердцем. «Беги, просто беги, не думай», – приказала она себе.

Уже поднималось солнце, лакируя небо напротив. Тропинка шла вдоль приозерной насыпи, ведя сквозь камыши к темной стене леса. Над водой лениво курился туман, словно озеро вот-вот займется пламенем. В тишине вдруг плеснула хвостом рыбка-попрыгунья. Как все-таки здорово! Лин страстно любила лето, любила этот пейзаж. Хотя она родом из здешних мест, ей доводилось уезжать далеко: университет, заграничные путешествия... Только она всегда возвращалась домой. «Богом обласканный край», – всегда повторял отец. Нельзя сказать, чтобы Лин верила в Бога, но ей было ясно, что отец имел в виду.

Скоро начнутся ее любимые места. Тропинка раздвоилась, и Лин свернула к лесу. Она замедлила бег, когда деревья сомкнулись над головой, пряча ее в тени. В неясном свете можно запросто споткнуться об какой-нибудь корень. Был уже такой случай, и ей пришлось пропустить два месяца пробежек из-за растяжения.

Однако солнце, хоть еще и низкое, уже начало пробиваться сквозь сумрак, превращая листву в ажурную, светящуюся решетку. Местные леса очень старые, настоящие дебри из мертвых стволов, задушенных ползучими растениями. Болотистая, предательская почва. Лабиринт обманчивых, извилистых троп, способных заманить неосторожного путника в самую чащу – и там внезапно исчезнуть.

Как-то раз, едва переехав в их нынешний дом, Лин опрометчиво решила исследовать этот лес на одной из пробежек. Минули часы, прежде чем ей по чистой случайности удалось выбраться на знакомую тропинку. К тому времени, когда она вернулась домой, Маркус не находил себе места от тревоги. С тех пор Лин всегда держалась одной и той же тропы.

Половину ее шестимильного маршрута обозначала небольшая поляна с древним каменным обелиском посредине. Возможно, что когда-то он был частью магического круга, как в Стонхендже, а может, попросту служил столбом для ворот. Ответа уже никто не знал. Поросший травой и лишайником, обелиск один помнил свою историю и тайны. Камень, впрочем, отлично подходил в качестве указателя, и Лин взяла в привычку похлопывать его шершавый бок, разворачиваясь в обратный путь.

До поляны оставалось несколько минут бега. Глубоко и ритмично дыша, Лин стала думать о завтраке, чтобы подхлестнуть себя.

Когда появилась тревога, сказать трудно. Скорее все началось с растущего подспудного чувства, которое в итоге облеклось во вполне сознательную мысль. Внезапно лес показался неестественно молчаливым. Подавляющим. Топот ног по тропинке стал звучать слишком громко в наступившей тишине. Лин решила махнуть рукой на это ощущение, но оно упорно продолжало напоминать о себе, усиливаясь с каждым мигом. Тянуло обернуться назад. Что такое? Можно подумать, она никогда не бегала этим маршрутом последние два года, почти каждое утро. Но раньше такого беспокойства не было...

Сегодня все по-другому. Волосы на затылке встали дыбом, словно кто-то смотрел ей в спину. «Не будь дурой», – сказала она себе. И все же желание обернуться росло. Лин упрямо вглядывалась в дорожку перед глазами. Единственным живым существом, что ей как-то довелось здесь увидеть, был олень. Сейчас, однако, на оленя что-то не похоже. «Потому что никакого оленя нет. Вообще ничего нет, одни только выдумки. У тебя на три дня задержка, и ты просто на взводе».