Джесси Келлерман - Беда Страница 7

— Так мне показалось.

— Показалось или так и было?

— Мы дрались. В темноте. — Джона примолк. — Нож-то был у него.

— Именно. Ты увидел нож, почувствовал угрозу. Ты же не имел намерения убить его. — Белзер приподнял бровь, намекая.

— С какой стати?

— Хороший вопрос. У тебя не было такого намерения, и не с чего было ему взяться. Ты же не маньяк-убийца. Ты — будущий врач. Ты увидел, как убивают женщину, твое поведение было адекватно. Соответствовало ситуации. Ты меня понял? Ты невинен, как в день, когда появился на свет. По крайней мере, в этом деле. Что ты поделываешь на досуге — про это ничего не знаю.

— Ладно…

— Ты слишком суров к себе, вот что.

Джона пожал плечами.

— Этот парень хотел кого-то убить. Пытался убить тебя. Ты бы радоваться должен. Отлично справился. И довольно об этом, живи дальше.

Джона сердито поморщился. Живи дальше. Он чувствовал, что если поскрести хорошенько, то от спины отшелушится засохшая кровь, которую он не смыл с первого раза. И по части «жить дальше» Джона отнюдь не был чемпионом, особенно когда на него давили.

Но работа уголовного адвоката в том и заключается, чтобы разложить все по полочкам: какое дело удастся отстоять в суде, какое нет. Небось такой же премудростью он угощает и тех, кто совершил настоящее преступление — украл, изнасиловал, убил. Та к вы разбили ей голову кирпичом, ясно-ясно.

Белзер кинул справочник по уголовному праву в ящик и сплел пальцы. На мизинце правой руки сверкало крупное золотое кольцо.

— У тебя замечательный отец — сам-то чувствуешь?

— Да.

— Умнейший человек.

— Точно.

— А ты на маму похож.

— Спасибо-спасибо.

— Слушай, — заговорил Белзер, вертя кольцо на пальце, — выкинь все это из головы. Что было, то было. Переживания никому не идут на пользу.

Но с выходом пятничной «Пост» стало ясно: ничего из головы не выкинешь.

Эй, Супермен!

Слухи распространяются быстро.

Слышь, Супермен, открой мне банку! Да не урони смотри!

Эй, Супермен! Мистеру Киста Желудка нужен рентген. Примени свои Х-лучи.

Статья из «Пост» повсюду: на досках объявлений, в ванной, в грузовом лифте и в кафетерии; заперта в шкафчике раздевалки и скреплена с флайерами предстоящей конференции по «Новым методам пересадки почек» или по «Врожденным порокам сердца».

Куда бы Джона ни пошел, его поджидал двойник: паршивое фото, которое Кристофер Йип где-то ухитрился нарыть. Зернистое изображение, кривая улыбка, щечки-яблочки — он больше смахивал на жертву преступления. Командовавшие Джоной ординаторы заходились смехом:

Вперед, вперед и выше!

Они донимали Джону цитатами из статьи. Полстраницы чепухи, щедро сдобренной эпитетами и увенчанной заголовком сорокового кегля. В статье Джона именовался то «ординатором третьего года обучения», а то и хирургом.

Поздравляю, Супермен! Ты, оказывается, уже ординатор? Не напишешь мне рекомендацию?

Повесть о том, как Джону осматривали в травме, быстро обрастала мифологическими подробностями. Его зад и другие выдающиеся части тела обратились в фетиш. Тут уж комические варианты неисчерпаемы:

Суперчлен!

Суперхрен!

Ему казалось, вот-вот его выставят на арену.

БИТВА СУПЕРДОКОВ

ПРИДУРОК ПРОТИВ НОЖА

Но дело сделано, лучше уж подыграть, чем противиться. Его называли Кларком, он раскидывал руки — сейчас взлечу — и высвистывал ветер. Он напевал песенку из сериала и, пародируя чудеса гибкости, прикидывался, будто на нем лопается рубашка. Медсестры тыкали его в надутые бицепсы. Отпускали шуточки по поводу облегающих брючек. Хотите посмотреть поближе? — хорохорился он.

Люди, про которых Джона и думать забыл, присылали электронные письма с наилучшими пожеланиями и неуклюже пытались выразить герою свое восхищение. Девушка, с которой они вместе учились в школе, опасалась, что он ее не помнит (не вспомнил), и спрашивала, не пригласит ли он ее на чашку кофе (не пригласил).

Друг Джоны Вик, штудировавший медицину в HUM, прислал огромный букет с карточкой: «Твое счастье, что цветы не на похороны, идиот».

В среду позвонила сестра.

— О чем ты только думал?

— Я не думал.

— Он же мог тебя зарезать. — Порой ее интонации точь-в-точь напоминали материнские, до ужаса.

— Знаю, — сказал он.

— И ты спокоен? Судя по голосу, ты ничуть не взволнован.

— Какое тут спокойствие.

— Тогда почему у тебя такой спокойный голос?

— Я устал, — ответил он.

Чистая правда. Шесть дней подряд он пахал в Святой Агги, по шестнадцать часов в день. Напрямую никто не требовал отработать отгул, но и подразумеваемые ожидания давили на него, словно заповеди Священного Писания. Джона работал полный день в субботу, в воскресенье, в понедельник. Во вторник дежурил до полуночи, в среду должен был еще и посетить семинар по послеоперационному уходу. Превратился в зомби, но лучше так, чем ползти домой: Ланс уходил на ночь, в пустой квартире — тишина и бессонница. Любой пустяк запускал вновь те страшные видения. Затормозит внизу автобус — и его шипение похоже на то, с каким кровь выходила из раненного насмерть человека.

— Репортер все перепутал. Прибавил тебе лет.

— Не знаю, где он брал информацию. Не от меня.

— Пишет, что ты с Манхэттена.

— Ну как бы да.

— Не уроженец, — уточнила сестра. — А он пишет так, словно ты здесь и вырос.

— Да, верно. Все перепутал. Ужас.

— Оставь свою пассивную агрессию, Джона-бой.

Он надавил пальцами на веки.

— Извини.

— Проехали. Все равно я тебя люблю.

— Спасибо, Кэти.

— Ступай, работай. Погоди, смешное расскажу. Сегодня я попыталась объяснить Гретхен, что мамочка ждет еще одного ребенка. Говорю ей: ты же знаешь, у мамы есть брат. Показала твое фото. Угадай, что она сказала?

Джона поскреб ногтем медицинскую карту.

— Сдаюсь.

— «Дяя Джона». Правда, молодец?

Он улыбнулся:

— Еще какая!

— Конечно, вряд ли она поняла, что у нее будет брат или сестра. Предчувствую, что нас еще ждет серьезная истерика. Ну, все тебе рассказала. Иди, работай. Люблю-целую. И — слышишь, Джона? — береги себя и не лезь под нож.

От статьи в «Пост» была хоть та выгода, что из нее Джона более-менее выудил события той ночи. Судя по тому, как переврали его собственную биографию, Джона прикинул, что процентов двадцать из сюжета соответствует истине.

Итак, «безумным убийцей» оказался Рэймонд Инигес, тридцати восьми лет, бывший учитель, обитатель Бикон-хауза в «Адской кухне» — пансионата для душевнобольных. Его брат, музыкант из Бронкса, от комментариев воздержался. Жертва, Ив Джонс, тридцать один год, вела в том же Биконе курс танцетерапии. Полиция предполагала, что Инигес последовал за Джонс, когда та вышла с работы, и хотя представители власти пока отказывались комментировать намерения Рэймонда, «своевременное героическое вмешательство…» и т. д.

И пусть из-за раздутых похвал Кристофера Йипа насмешники не давали Джоне житья, зато он знал теперь, что рана Ив Джонс оказалась нетяжелой, пострадавшую осмотрели и на следующее же утро выпустили из больницы.

Похороны Инигеса намечались на субботу, 28 августа.

Фото в газете — даже мятое и зачерненное — не совпало с образом нападавшего, какой запомнился Джоне. Впрочем, знакомство их состоялось в темноте, и Джона располагал считанными мгновениями, чтобы рассмотреть Инигеса. На фотографии тот был чисто выбрит, в галстуке и кепке «Янкиз». Пухлое, довольно добродушное лицо. Джоне стало не по себе. Мысленно он пытался отретушировать этот портрет, заменить улыбку оскалом, подсушить толстые щеки, чтобы проступили кости. В итоге он вырвал клок с фотографией из своего экземпляра газеты и выкинул.

А вот Ив Джонс вышла как нельзя лучше: укутанная курткой не по росту, ножки-спички уходят далеко за нижний край фотографии, за спиной тянется желтая лента, ограждающая место преступления. Широко раскрытые глаза молят о помощи. Весь ее облик взывал к таившемуся в Джоне инстинкту защищать и спасать. Пусть ему теперь хреново, он поступил правильно: девушка осталась жива.

И еще кое-что он заметил. Не то чтобы это было принципиально важно — хотя с точки зрения мировой гармонии оно хорошо, — но нет, не важно: человек в беде — это человек в беде, независимо от расы, пола и вероисповедания; все от рождения наделены равными правами на спасение. Но Джона заметил, не мог не заметить, ведь не слепой же он, нормальный здоровый мужчина, да и факт бросался в глаза: Ив Джонс была весьма, весьма хороша собой.