Джеймс Тейбор - Заледеневший Страница 7

— Реми Жиётт, — представился парень, произнеся фамилию тщательно и по слогам: Жи-ётт. — Вы, насколько я понимаю, только что прибыли.

— Я и не слышала, как вы подошли. И да, самый настоящий фунджис.

Он рассмеялся.

— О, вы уже учитесь говорить как настоящий полярник! Отлично, доктор Лиленд. Я правильно произнес вашу фамилию? — Он делал ударение на последнем слоге, и в его устах ее фамилия звучала как «Лии-лéнд». — Я слышал, вы встречались с мистером Грейтером. Я — местный директор-распорядитель подводных работ, так что пока вы здесь, мы будем сотрудничать.

— Так вы работали по этой части и с Эмили? — непроизвольно вырвалось у Халли.

Выражение лица Реми изменилось.

— Бедная доктор Дьюрант. Нет, с ней сотрудничал другой человек. Он улетел отсюда несколько дней назад. А я зимовщик.

Надо будет посмотреть все его сертификаты и аттестаты, но не сейчас.

— Мы обсудим вопросы погружения позже. Сейчас мне необходимо немного поспать.

Парень взвалил оба чемодана на плечи. «По сорок фунтов в каждом», — подумала Халли.

— Ну что, пойдем поищем вашу комнату.

Собрав свое полярное обмундирование, девушка последовала за провожатым. Датчики включали осветительные лампы над головами идущих по мере их приближения и выключали освещение снова, когда они выходили из контролируемых ими зон. Это было похоже на плавание в светящемся пузыре по темному тоннелю, а также на подводное погружение в пещере. Халли и ее спутник встретили только трех человек. Один шел, опустив голову, и, похоже, говорил сам с собой. Двое других, двигавшихся им навстречу, обошли их справа, стиснув зубы и пристально глядя куда-то вдаль невидящим взором.

Когда они прошли, Жиётт сказал:

— Я слышал о том, что случилось в обеденном зале.

— А я это видела, — сообщила Халли.

— Это верно, что у доктора Ланеэн была кровавая рвота?

— Похоже, это была не рвота, а скорее сильное кровоизлияние.

— Ужас, — мрачно произнес Жиётт. — Ведь всего через несколько дней она должна была улететь отсюда домой.

— А вообще здесь как? Я имею в виду жизнь.

Реми задумался над ответом, подбирая слова для Халли.

— Хороший вопрос. На первый взгляд даже несколько странный. Это такое место, где все, что вам известно, оказывается неправдой.

— Как такое может быть?

— Для начала напомню: солнце здесь всходит и заходит один раз в году.

— Ого. — Об этом она даже не подумала.

— Пройдет какое-то время, и вы привыкнете. Или не привыкнете — как некоторые другие.

Комната «237» находилась в середине второго этажа одного из спальных корпусов левого крыла. Жиётт открыл дверь одной рукой; чемоданы балансировали на его плечах.

— Не заперто? — удивилась Халли.

— Выходит, так. Возможно, дверь забыли запереть уборщики, закончив наводить порядок.

Войдя следом за ней в комнату, Реми осторожно опустил чемоданы на пол и включил свет.

— Большое спасибо, — поблагодарила девушка. — Я и сама могла донести их, но…

— Ну конечно, вы смогли бы. Видно, что вы в отличной форме. Но, я думаю, все сложилось удачно. Вам нужно акклиматизироваться.

— Вы правы. Я вам очень признательна.

— А я был счастлив помочь вам. Возможно, я смогу показать вам станцию. Здесь, на полюсе, множество необычных вещей.

Оставшись одна, Халли прислонилась спиной к двери, чувствуя дикую усталость. У нее не осталось сил спросить у своего провожатого, как он узнал ее имя и номер комнаты.

Комнатушка была тесной даже по стандартам «Мотеля 6» — ну чисто одиночная камера в тюрьме особо строгого режима, обставленная, как комната в кампусе колледжа. Подвесной потолок облицован белой звукопоглощающей плиткой; высокая односпальная кровать с ящиками под матрасной рамой; узкое окно почти под потолком, в которое без ущерба для освещенности вместо стекол можно было вставить плиту черного мрамора. Перед окном стояли маленький монитор и клавиатура. Под письменным столом виднелся системный блок.

Халли сразу поняла, что должна сделать: написать письма Дону Барнарду, своему шефу, и Уилу Бауману. Последний раз она списывалась с Барнардом по электронной почте из Крайстчёрча, так что он еще не знает, прибыла ли она на место. А с Бауманом в последний раз довелось общаться в прошлый четверг. Причем разговор вышел довольно неприятным. Обычно подобные сцены быстро забываются, но их беседа на повышенных тонах то и дело возникала в памяти, несмотря на многократные попытки предать произошедшее забвению. Это было равносильно попытке не думать о верблюде, после того как кто-то скажет: «Не думай о верблюде».

Бауман привез ее в Даллас. Когда до зала отлета оставалось совсем немного, Халли совершенно неожиданно объявила:

— У меня всегда с этим было точно, как по часам. Через четыре недели минута в минуту. На этот раз задержка на восемь дней. Если считать с прошлого месяца. И я по-настоящему начала задумываться… — Заключительная часть фразы осталась недосказанной.

— Почему ты раньше ничего не сказала?

Смутить Уила Баумана было делом нелегким, но ее заявление, похоже, его смутило.

— Я хотела убедиться.

Что-то в ее тоне, похоже, резануло слух.

— И это была единственная причина?

— Нет, не единственная, — ответила Халли.

Она чувствовала, что Уил ждет от нее дальнейших объяснений, и понимала, что обязана объясниться до конца. А почему бы и нет? И почему она не сказала ему этого раньше? Ее совершенно не пугало то, что он разозлится. В течение года, который они провели вместе, она всего три раза видела его по-настоящему злым, и в двух случаях он злился на самого себя. Уил никоим образом не был ни мягкотелым, ни покладистым. Он самый уравновешенный и цельный мужчина из всех, кого она когда-либо встречала, и, несомненно, еще и самый опасный, хотя и не по отношению к ней. Халли понимала, что его работа на некие неназванные структуры, скрытые в таинственных лабиринтах спецслужб, временами включает в себя и убийства. «Но только тех, кто реально этого заслуживает», — однажды сказал он. Мысль о том, что однажды Уил вообще может уйти от нее ради того, чтобы заниматься своей работой, никогда не приходила Халли в голову.

Насколько она чувствовала ситуацию, между ними стояло кое-что еще, а самое плохое заключалось в том, что она не понимала, что именно, и поэтому не заводила разговор до тех пор, пока они не прибыли в аэропорт. Халли не хотела улетать, увозя свой секрет с собой, но у нее не было желания обсуждать этот вопрос, пока она не выберет время, чтобы разложить все по полочкам.

Уил уже припарковал машину во втором ряду перед терминалом отлета. Через сорок пять минут объявят посадку на ее рейс, и она с двумя громадными чемоданами — в одном гидрокостюм и все необходимое для погружения — наверняка привлечет к себе внимание сотрудника Управления транспортной безопасности. Мимо проезжали автомобили. Какой-то таксист сигналил, требуя освободить место для высадки пассажиров. Уил и Халли стояли на тротуаре у бордюра, и сильный ветер гнал им в лицо пыль и мелкий песок. Положив чемоданы на тележку носильщика, Уил отвел ее сторону.

— Нам надо поговорить более обстоятельно, Халли.

— Надо. Но я должна идти.

Он взглядом попросил ее остановиться.

— Есть кое-что, чего ты не знаешь… обо мне.

Его слова ее удивили. Он никогда не говорил с ней в подобном тоне. Ему как раз претило представлять себя эдаким «человеком-загадкой международного масштаба», что обожали делать некоторые люди его профессии. Халли вздрогнула, но у нее хватило самообладания ответить: «И ты обо мне, наверное, тоже».

И эти ее слова, кажется, стали для Уила неожиданностью.

Глядя внутрь терминала, Халли видела, как автоматические двери со щелчком захлопнулись на чемодане, который тащила за собой какая-то хромая женщина. Двери не должны срабатывать таким образом. Почему не действуют фотоэлементы или инфракрасные датчики? Она снова перевела взгляд на Баумана.

— Я должна идти, Уил. — Она поцеловала его.

Он взял ее за плечи и, слегка притянув к себе, поцеловал в ответ, затем коснулся пальцами лица. То, что мужчина его габаритов может так нежно прикасаться, никогда не переставало удивлять Халли.

— Я позвоню тебе, когда прилечу в Лос-Анджелес. — Девушка подошла к носильщику, который последовал за ней в терминал.

Ей требовалось время, чтобы разобраться в своем собственном поведении. В эти четыре дня и четыре ночи, проведенные в поездке, прощальная сцена постоянно возникала в сознании, словно бесконечно прокручиваемый кусок фильма. Электронное письмо Халли набрала на стационарном компьютере, стоявшем в комнате.

«Привет, Уил!

Шестьдесят восемь градусов ниже нуля и непроглядная угольно-черная темень встретили меня, когда я в полдень ступила на лед. Мой прежний температурный минимум превзойден почти на 25 градусов. Я чувствую себя ужасно усталой: четыре дня и четыре ночи в самолетах и терминалах, а собственно работа еще и не начата. Южный полюс — это очень странное место. Да и люди тоже — так мне пока что кажется. Главным образом поражает темнота, поскольку это первое, что ты замечаешь. Темнота покрывает тысячи квадратных миль. Темно даже внутри.