Джеймс Сигел - Сошедший с рельсов Страница 7

– Нормальная?

– Да. Нормальная.

– И это все? Не слишком вы словоохотливы.

– Грубая, своенравная, раздражительная. В общем, обычная.

Он, естественно, не объяснил, почему его дочь такая.

Но Лусинда столь ласково-вопросительно на него посмотрела, что Чарлз не выдержал и признался:

– Она больна.

– О!

– Юношеский диабет. И не тот, когда больной принимает инсулин, и все в порядке. Сложный случай.

– Мне очень жаль, – проговорила Лусинда.

– Мне тоже.

Она оказалась превосходной слушательницей.

Чарлз понял это через десять минут рассказа, как восемь лет назад они с Дианой привели здоровую девочку в приемный покой «Скорой помощи», а вернулись домой с тяжело больным ребенком, которому следует дважды в день делать уколы. Теперь им приходится постоянно опасаться, как бы она не провалилась в гипогликемическую кому. Приобретать специальный инсулин на основе свиных клеток, потому что другие виды не действуют. Но состояние Анны все равно ухудшается.

Лусинда слушала с искренним состраданием. Качала головой, вздыхала, вежливо задавала вопросы, если что-то не понимала.

– Свиной инсулин, что это такое?

Чарлз объяснил, как умел. И когда перестал выворачиваться наизнанку, Лусинда не стала утешать его банальностями. И он это оценил.

– Не понимаю, как вы выносите, – сказала она. – Просто не понимаю. А как держится Анна?

– Превосходно. Вся в дырках, как подушечка для иголок.

Это был способ справиться с бедой: надоевшая шутка, избитая острота, смех пред ликом несчастья.

– Вас это все, наверное, доводит? – спросила Лусинда после того, как он рассказал об уколах и поросячьем инсулине.

– Что «доводит»? – переспросил Чарлз и подумал: «О да, до отупения».

– Ничего. Не важно, – ответила она.

О чем говорят люди, если нельзя говорить о будущем?

О прошлом.

Фразы начинаются: «А помнишь…», или «Я сегодня проходил мимо детского садика Анны…», или «Я вспоминал наш отпуск в Вермонте…»

За ужином Чарлз и Диана вспоминали, как в холодном лыжном приюте в Стоу у них замерзло в бутылочке молоко Анны. Закончив есть, сложили посуду, и Чарлз отправился наверх проверить ноги Анны – дочь нехотя позволила ему посмотреть. А потом, не выключая телевизора, легли в постель.

Как-то так получилось, что рука жены коснулась его руки. Его нога прошлась по ее ноге. Словно конечности сами знали, что им делать. А тела вопили: сколько же можно? Мы замерзли! Нам одиноко!

Чарлз встал и закрыл дверь. Ни единого слова о том, что они делали. Скользнул обратно в кровать и обнял Диану. Сердце бешено колотилось, когда он целовал жену и думал, как же ему этого не хватало.

Но перед тем как стать любовниками, они снова сделались чужими. Непонятно, как это случилось. Чарлз накрыл ее своим телом, потянулся к губам, готовился скользнуть внутрь, но внезапно их движения сковала странная неловкость, словно они стали двумя кусочками головоломки, не соответствующими одна другой. Пробовали и так и этак, но ничего не выходило. Диана толкнула его в грудь – он скатился с нее. Потянулся поцеловать – она медленно повернула голову. Маняще улыбнулась. Чарлз снова оказался на ней, но жена как застыла. Чарлз сжался и отпрянул.

Они откатились в разные стороны кровати и не пожелали друг другу спокойной ночи.

Сошедший с рельсов. 8

Чарлз и не понял, как получилось, что от обедов они перешли к вечерним коктейлям.

От фруктов и пирожных – к напиткам с солеными орешками.

Обед – это нечто такое, что можно делать с друзьями. А выпивка – это то, чем занимаются с очень хорошими друзьями. Когда они договаривались об обеде, достаточно было звонка Лусинде. Но когда речь заходила о вечернем коктейле, приходилось звонить Диане и объяснять, почему он придет поздно. То есть лгать.

А лгуном он был таким же никудышным, как и шутником.

Но все дается с опытом.

– Мне сегодня придется задержаться на работе, – сказал он по телефону в день первого вечернего свидания.

– Я опять работаю допоздна, – сообщил в следующий раз.

И на третий – то же.

Постепенно Чарлз понял, что жизнь для него меняется. Что большую часть времени он так или иначе ждет встречи с Лусиндой.

Бар «Темпл».

«Китс».

И наконец, «Хулиганз», где оба поняли, к чему все идет.

Возможно, все дело в напитках. Чарлз решил отказаться от своего обычного «Каберне» и взять «Маргариту». А потом, не исключено, и повторить.

Они расположились у стойки.

После второй порции у него прояснилось в глазах. Или, наоборот, помутилось. Посетители бара расплылись, зато силуэт Лусинды сделался четче.

– Мне кажется, ты хочешь меня подпоить, – заметила она.

– Ничего подобного. Я хочу тебя напоить.

– Все правильно. Я уже одурела.

– Ты красиво одурела.

– Это потому, что ты сам одурел.

– Согласен.

Лусинда в самом деле выглядела очень красивой – взгляд нисколько не потускнел. Платье до смешного короткое и обтягивающее – бедра поблескивали от нейлона.

– Что ты сказал жене? – спросила она.

– Сказал, что встречаюсь с очень красивой женщиной, с которой познакомился в лонг-айлендской электричке.

– Ха!

– А ты что сказала мужу?

– То же самое, – рассмеялась Лусинда. – Что пойду выпить с очень красивой женщиной, с которой познакомилась в лонг-айлендской электричке. – Она отвела в сторону руку с красным напитком, чтобы не брызнуть себе на платье.

Муж, солидный флегматичный мужчина на двадцать лет старше ее, скучен до тошноты, жаловалась Лусинда. В последнее время его единственной страстью стал гольф.

– Знаешь… – начал Чарлз. – Знаешь…

– Что?

– Забыл.

Он собирался что-то сказать, о чем, как он смутно чувствовал, мог потом пожалеть. Но растерял слова, когда она подняла на него свои удивительные зеленые глаза. Если ревность – это зеленоглазый зверь, то что же такое любовь? Зеленоглазый ангел?

– Что мы делаем, Чарлз? – Лусинда посерьезнела. Может быть, она тоже собиралась сказать нечто такое, о чем придется потом пожалеть?

– Выпиваем, – ответил он.

– Я хотела спросить: что мы станем делать после того, как выпьем?

– Закажем еще.

– А потом?

Пока Чарлз придумывал ответ, в баре появился мужчина неопределенного возраста. Оказывается, в этом мире они были не одни. Подавая знаки бармену, мужчина втиснулся между ними и уставился на ноги Лусинды.

– Давайте я вас угощу, – предложил он.

– Спасибо, – отказалась Лусинда и показала стакан с «Маргаритой».

– Тогда я куплю вам весь бар.

– Не возражаю. Вперед.

– Извините, – проговорил Чарлз. Он видел, что мужчина едва держится на ногах.

– А вас я не собираюсь угощать, – заявил незнакомец.

– Очень смешно. Только, знаете ли, я разговаривал с этой дамой.

– И я тоже.

Чарлз не мог разобрать, дурачится мужчина или действительно пьян в стельку. Ясно было одно – этот тип непозволительно груб.

– Мы правда разговаривали, – подтвердила Лусинда. – Так что…

– Ниточка за иголочкой.

– Хорошо, мы пошли… – Лусинда повернулась к Чарлзу.

– Останься, – потребовал незнакомец.

Лусинда слезла со стула и попыталась его обойти.

– Ты не слышала, что я сказал?

– Извините.

– Потрясающе. Сучонка нас покидает.

И Чарлз ударил его. Он не помнил, чтобы в жизни кого-то бил, и очень удивился, что бить так же больно, как когда избивают тебя. И еще удивился, что незнакомец опрокинулся и у него на губах показалась кровь.

– Он меня очень сильно оскорбил, – объяснила Лусинда внезапно возникшим официантам.

Из глубины ресторана подоспел взволнованный человек. Менеджер, догадался Чарлз.

– Может, вам всем лучше уйти? – предложил он. Но осуществить это было непросто. Мужчина, пытаясь подняться, копошился на полу, а Чарлз, потирая ноющий кулак, пребывал в замешательстве.

– Конечно-конечно, – опомнился он и направился в гардероб взять пальто Лусинды. Он чувствовал, что на него обращены глаза всех присутствующих. Но его волновали глаза только одного человека – зеленые, полные благодарности.

А разве нет? Разве он не проучил негодяя? Не спас даму? Не защитил ее честь?

На улице было ветрено. Похолодало настолько, что изо рта шел пар.

– Давай возьмем такси до вокзала, – предложила Лусинда. От резких порывов ветра у нее на глазах выступили слезы. Или она расчувствовалась от его доблести?

– Забудь о поезде, – сказал он. – Я возьму машину и довезу тебя до дома.

– Ты уверен?

– Да.

– Думаешь, это хорошая мысль?

– А почему бы и нет?

– Нас могут увидеть. – Первое признание, что они совершали нечто недозволенное.

– В вагоне нас тоже могут увидеть.

– В вагоне всегда незнакомые люди сидят рядом. Такси – совершенно иное.

– Хорошо, как хочешь. – Сам не сознавая как, он тронул ее за руку и почувствовал сквозь рукав пальто тепло ее тела. Будто жар подо льдом.