Джейк Арнотт - Подснежник Страница 7

– Здесь был и наш дом. Дом, где я родился.

Он вздохнул.

– Разбомбили к чертовой матери. Ничего не осталось.

Миссис Старкс оказалась невысокой, сухой, безупречно одетой женщиной. Когда мы подъехали, она сидела в гостиной своего домика с верандой и пила чай с теткой Гарри Мэй. Едва мы вошли, как она бросилась нам навстречу и принялась хлопотать вокруг сына, шумно выражая свою радость по поводу его приезда. Смятение еще больше увеличилось, когда Гарри достал краденые подарки и принялся самолично раскладывать их на софе.

– Он меня совсем избаловал, правда, Мэй? – воскликнула мать Гарри.

– Какой нехороший мальчик! – откликнулась та, подходя к нам и принимаясь гладить Гарри по лбу. – Я всегда говорила, что ему суждено кончить жизнь на виселице.

– Привет, дорогой, – ласково обратилась ко мне мать Гарри, когда он нас представил.

Я невольно спросил себя, что ей известно.

– С вашего позволения, я поставлю чайник и заварю свежий чай, – предложил я, желая показаться полезным.

– Какой милый малыш! – услышал я ее слова, когда шел в кухню с принадлежностями для чая.

Пока я возился с кипятком, в кухню вошел мужчина средних лет.

– Стало быть, он здесь… – пробормотал он.

Мужчина был смугл, его густые курчавые волосы начинали седеть. На нем была светлая рубашка без воротника и подтяжки; под мышкой он держал номер «Морнинг стар».

– Я его отец, – представился мужчина. – Он, наверное, обо мне не рассказывал?

И это действительно было так. Гарри никогда не рассказывал мне о своем родителе. Он все время говорил о матери, но ни разу не упомянул об отце, и я решил, что его папаша умер или давным-давно скрылся в неизвестном направлении.

– Рядом с хлебной корзинкой есть немного печенья, возьми его, – раздался от дверей голос Гарри. – Привет, пап, – добавил он равнодушно, заметив отца.

– Здравствуй, сын.

Двое мужчин сдержанно кивнули друг другу.

– Как дела? – осведомился затем Старкс-старший.

– Да ничего. – Гарри пожал плечами. – Нормально. Сам знаешь…

– Да, знаю. – Отец Гарри тоже пожал плечами и повернулся ко мне: – Какой срам, что мой единственный сын стал жуликом.

– Я хорошо зарабатываю. Вам с мамой не на что жаловаться.

Старкс-старший фыркнул и снова повернулся ко мне:

– Гарри был очень способным мальчиком. Он мог бы получить хорошее образование и иначе распорядиться своей жизнью.

– Все могло быть по-другому, если бы ты был рядом, – парировал Гарри. – Но ты все время где-то шатался.

– Да, но я поступал так из принципа. Партия была против войны, поэтому я должен был скрываться от призыва.

– Партия была против войны до 1941 года, а ты появился только после победы над Японией.

– Я был пацифистом и не должен был участвовать в капиталистических войнах.

– Но это не помешало тебе управлять вполне капиталистическим игорным домом.

– Я вижу – в том, что ты ступил на скользкую дорожку, ты склонен обвинять меня.

– Нет, отец. На самом деле, во время войны мы все ступили на эту дорожку. Черный рынок, помнишь?.. Я не знаю ни одного человека, который не имел бы к нему отношения.

Теперь Гарри повернулся ко мне:

– Я был самым молодым фарцовщиком на Хай-стрит в Шордиче, – пояснил он с гордостью и снова посмотрел на отца: – Так что не надо нести чушь насчет принципов и прочей ерунды.

– Конечно, теперь ты набрался всяких буржуазных идей, только не забывай, кто ты и откуда.

– Хорошо, отец, – устало сказал Гарри. – Я уверен – ты до конца не позволишь мне об этом забыть. А теперь пойдем, выпьем чаю и немного посидим, словно мы и в самом деле счастливая, дружная семья, ладно?..

– Ты понравился маме, – сообщил Гарри, когда мы возвращались назад.

От этих слов у меня по коже пробежал холодок и засосало под ложечкой. Я понял, что мне нужно выбираться, пока не поздно. Расстаться с Гарри. Раньше я никогда не задумывался над тем, как долго мы с ним будем вместе, однако перспектива стать членом его семьи никогда мне не импонировала. Наверное, подсознательно я боялся, что мне снова придется иметь дело с его депрессиями.

Но страх помешал мне придумать какой-нибудь приемлемый предлог, чтобы оставить его. Ссориться с ним было бы глупо. В открытом столкновении у меня не было никаких шансов, поэтому я решил прибегнуть к партизанской тактике. Я мог капризничать, раздражать Гарри по мелочам, всячески изводить – это было не слишком трудно. В конце концов, думал я, ему это надоест, и он сам даст мне отставку.

И я начал действовать. Гарри так и не удалось сбросить лишний вес, который он набрал за время болезни, – сказались малоподвижный образ жизни и злоупотребление спиртным. И антидепрессанты, конечно, тоже. Но каждый раз, когда Гарри принимался вздыхать, глядя на себя в зеркало, я не говорил ему, что он выглядит отлично.

Кроме того, я притворялся, будто меня больше не интересует секс. Каждый раз перед тем, как провести с ним ночь, я взял за правило прокрадываться в ванную и дрочить, чтобы потом мое равнодушие выглядело достаточно искренним, не наигранным. Ложась с ним, я проделывал все необходимое чисто механически, низводя наш контакт до уровня чистой физиологии. Лишившись покрова романтики, наши соития уже не приносили Гарри удовлетворения. Я чувствовал, что одного секса ему мало, что ему хочется большего. Как и всем нам, если уж на то пошло.

Наконец, я перестал поддерживать в квартире порядок, на котором настаивал Гарри. Он терпеть не мог бардака, а я нарочно запустил дом, и наконец Гарри решил, что с него хватит.

– Ты только посмотри, что творится в комнатах! – вскричал он как-то в сердцах. – Это не квартира, а какая-то помойка!

Я дал ему немного покипеть. Некоторое время Гарри метался по комнате, подбирая разбросанные повсюду бумаги и предметы одежды, потом остановился и посмотрел на меня.

– Ну? – требовательно спросил он.

– Что – «ну»? – переспросил я, нарочно подпуская в голос нахальства.

– Ты собираешься здесь убираться или нет?

Я пожал плечами и, протяжно вздохнув, начал небрежно собирать валявшийся под ногами мусор. Это его взорвало. Шагнув вперед, Гарри сильно ударил меня кулаком в ухо, и я повалился на ковер.

– Ну-ка, прекрати выламываться! – рявкнул он.

Я притворился обиженным, что было нетрудно, так как ухо болело ужасно.

– Почему ты так со мной обращаешься? – прохныкал я. – Я не твой раб!

И я осторожно поглядел на него снизу вверх. Гарри все еще кипел, и я понял, что должен быть осторожен. Я знал, что если его разозлить, то в запальчивости он может сказать какие-то обидные, резкие слова, способные оправдать мой уход, но мне вовсе не хотелось, чтобы он избил меня до потери сознания.

– Это несправедливо, в конце концов! – протянул я еще более плаксивым голосом.

Гарри слегка наклонил голову и посмотрел на меня. От ярости его ноздри расширились и напоминали направленную на меня двустволку.

– Если не нравится, можешь убираться! – прошипел он.

Это было именно то, чего я добивался. Не став дожидаться, пока он передумает, я поднялся с пола и направился к выходу.

– Терри! – крикнул Гарри мне вслед. – Вернись!

Но я вышел за дверь, так ни разу и не обернувшись. Вот и все, подумал я. Кончено!

Так я вернулся в свою крошечную квартирку на Уэстберн-гроув. Официально я оттуда не съезжал, а Гарри не знал, где она находится. Он, впрочем, никогда не спрашивал меня о том, где я жил до встречи с ним. Честно говоря, я сомневался, что сумею снова поселиться на старом месте. Я задолжал арендную плату больше чем за три месяца, а мой квартирный хозяин не отличался склонностью к благотворительности. Квартирантов-должников обычно навещали крепкие парни, которые для пущего эффекта прихватывали с собой пару немецких овчарок. Вот почему я был довольно сильно удивлен, обнаружив, что мой ключ по-прежнему подходит к замку и что мое имущество – хотя и довольно скромное – никто не украл и не выкинул на улицу.

Я занимал две грязные сырые комнатенки в пристройке старого дома викторианской эпохи. Их мрачный, убогий вид сразу напомнил мне о роскоши, которой я наслаждался так недолго. Опустив шиллинг в прорезь газового счетчика, я стал устраиваться на старом месте. В комнатах, которые давно никто не проветривал, пахло кошачьей мочой и прокисшим молоком, но все-таки это была моя квартира (по крайней мере – сейчас), и Гарри не знал, где она находится.

Так я, во всяком случае, думал.

Уходя от Гарри, я не взял с собой буквально ничего: одежду, которая была на мне, подаренные им часы «Ролекс» и немного наличных в бумажнике. Работы у меня не было. Мысли о беззаботной, праздной жизни, к которой я уже успел привыкнуть, зашевелились у меня в мозгу. Теперь мне снова придется ходить на какую-нибудь нудную работу. Я опять стану никчемной козявкой – одним из множества обыкновенных людей, над которыми смеются и на которых паразитируют разного рода проходимцы и жулики.