Дэвид Моррелл - Шпион, который явился под Рождество Страница 7

— Пол, ты просидишь месяц в русской тюрьме, в Омске. Это Сибирь. В бумагах будет значиться, что ты провел там тринадцать лет. Русские тюрьмы чудовищно переполнены, общаться заключенным не дают. Так что, если наведут справки и выяснится, что никто из сидевших не помнит, сколько ты там уже пробыл, — ничего подозрительного. Тебе сделают русские тюремные наколки на груди. Колючая проволока с тринадцатью шипами — по одному за каждый год отсидки. Кошка и паук с паутиной — знак воровской профессии. Подсвечник — предупреждает, что на тебя лучше не наезжать, ты кого угодно загасишь. Перед нанесением татуировок тебе вколют средство для разжижения крови, кровотечение усилится, и наколки получатся выцветшими, как будто старыми. У нас имеется доверенное лицо, которое тебя познакомит с особенностями Омска — на тот момент, когда тебя якобы упекли за решетку. По легенде, ты коренной омич, сирота, беспризорник, долго бродяжил, бегал от закона, пока тебя не замели. Пусть кто попробует доказать обратное… Месяца в омской тюрьме тебе будет достаточно, чтобы в случае чего продемонстрировать бывшему «товарищу по несчастью», что ты знаком с ней не понаслышке. После этого тебя вытащат и нелегально переправят из России. Проследуешь обычным путем криминального паломничества — на Брайтон-Бич, а там придется пройти неизбежный ряд испытаний, чтобы попасть в банду. Пол, тебе ведь уже приходилось внедряться. Процедура знакомая. С одним основным отличием — работать под прикрытием придется дольше.

— И противник, которому я буду вешать лапшу на уши, куда более опасен. А если точнее, сколько продлится задание?

— Не знаем. До нас доходят сведения, что на ближайший год «Аль-Каеда» готовит какую-то крупную операцию при посредничестве русской мафии. Может, ядерная бомба в чемоданчике, похищенная мафией с ядерной базы, которые после развала Советского Союза остались без присмотра. Не исключено, что тебе удастся предотвратить теракт пострашнее одиннадцатого сентября.

У Андрея закоченела правая рука, которую холодила сквозь тонкую кожаную перчатку ледяная сталь пистолета. Он переложил пушку в левую, отогревшуюся в кармане, а правую сунул греться, шевеля задубевшими пальцами.

В тусклом свете, едва пробивающемся сквозь снегопад, они с напарниками шли по следам. Пока не дошли до забора.

Андрей повел дулом направо, где возвышались этот самый забор и глухая стена дома. В том направлении никаких следов. Тогда он качнулся влево, где проход разделял два ряда жилых построек. Ко входам разветвлялось полдесятка отпечатавшихся в снегу цепочек следов. Андрей кинулся вдоль проулка — следы становились все реже, пока не сократились до единственной цепочки.

«Почти поймали!» — подумал Андрей.

И вдруг следы снова уперлись в забор.

Назад они при этом, как ни странно, не поворачивали. Просто обрывались. Андрей в замешательстве уставился под ноги. Подошел ближе к забору. Вертикальные доски, футов десять в высоту.

«Нет, Петр, перелезть ты не мог, тем более с раненой рукой и придерживая ребенка под курткой. Так куда же ты, черт дери, подевался?»

Теряясь в догадках, он подошел к забору вплотную и потрогал доски. Одна отвалилась, открывая низкую щель, достаточно широкую, чтобы мог проползти взрослый человек.

«Недурно. Поджидаешь нас по ту сторону, чтобы пристрелить поодиночке?»

Наушник под шапкой рявкнул голосом Пахана:

— Нашли груз? Клиенты на подходе! Даже если я верну мзду, они потребуют кого-нибудь наказать за то, что их накололи. Не меня, учтите! Они вас разыщут. И я им помогу!

Андрей присел на корточки перед забором, пристально вглядываясь в дыру.

— Груз почти у нас в руках, — соврал он полушепотом в микрофон на замке молнии.

— Видишь Петра?

— Не могу говорить. Он услышит.

— Так хватай груз, ты, govnosos!

Андрей дернулся, как от пощечины.

— Не смей меня так звать!

— Как хочу, так и зову, ты, kachok безмозглый.

Усилием воли Андрей подавил мешающую сосредоточиться ярость. Возмущенно дыша, он перевел взгляд на дыру в заборе. Сдвинулся вправо, влево, заглядывая под разными углами. Вроде бы следы с той стороны ведут прямо вперед. Правда, это еще ничего не значит. Они могут потом вдалеке загибаться петлей и возвращаться обратно к забору, где и сидит Петр, дожидаясь, когда они полезут в дыру, чтобы пристрелить их по одному.

«Мы теряем время. Нет уж, приятель, у меня и так положение хреновое, незачем ухудшать!»

Он отцепил с ремня под курткой радиопередатчик. Черная пластиковая коробочка размером с колоду карт. Переключившись на старую частоту, использовавшуюся до того, как Петр сбежал, он прислушался к доносящимся оттуда звукам. Учащенное, сбивчивое дыхание бегущего человека.

«Значит, по ту сторону ты не ждешь, — прикинул Андрей. — Просто решил создать видимость ловушки — чтобы задержать нас и оторваться от погони!»

Кипя от злости, он протиснулся в щель.

Вслед за ним пролезли Михаил и Яков, тут же снова рассредоточиваясь, и Андрей огляделся, держа пистолет наготове. Они очутились в замкнутом дворике, окруженном со всех сторон глинобитными домами в цветных огоньках гирлянд. Нагнувшись, чтобы поближе рассмотреть следы, Андрей заметил, что шаг у беглеца уже не такой широкий. Рядом расплывались пятна крови.

«Все, Петр. Считай, влип».

Вслух он произнес в микрофон:

— Не будем впадать в крайности. Верни груз. Мы тебя отпустим.

В наушнике повисла тишина.

И вдруг, к удивлению Андрея, Петр отозвался:

— Давай, пообещай еще раз. Только теперь поубедительнее.

— Ага, — ответил Андрей, продолжая идти по следу, — значит, ты не так уж сильно ранен, если можешь говорить. Приятно тебя слышать.

— Еще бы, — тяжело дыша, съязвил Петр.

— Тогда я серьезно. Верни похищенное. И мы забудем о случившемся. Даже медпомощь окажем.

— А как же Виктор? Я его убил. Его тоже забудете?

— Он был новичком. Мы с ним почти не общались.

— «Своих не предаем», называется.

— Ты еще мне будешь вякать о предательстве?

— Я тебя подставил перед Паханом. Мне жаль.

— Так докажи, что жаль. Верни груз.

Петр промолчал. В наушнике слышалось только затрудненное дыхание.

— Ты же знаешь, мы тебя схватим, — предупредил Андрей.

— Попробуйте.

— Подумай головой. Ты теряешь силы. Исход все равно один. Так не мучайся понапрасну. Отдай ребенка.

— И все станет по-прежнему?

— Я тебя отпущу. Даю слово.

— Конечно. — Судя по прерывистому дыханию, Петр не сбавлял шага.

— Черт, ну на кой тебе сдался этот ребенок? — не выдержал Андрей. — Если ты спецагент, зачем было раскрываться? Ради него?

— Сейчас сочельник. Наверное, проникся рождественским духом.

— Готов расстаться с жизнью ради сантиментов?

— А ты готов? Раз гонишься за мной?

— Мне твой настрой всегда нравился, но, судя по тому, как ты там хрипишь, борьба будет неравной.

Неожиданно следы вывели Андрея к переулку, простирающемуся вправо и влево, — там одинокая цепочка сливалась с другими.

— Идет кто-то, — предупредил Яков.

Справа из снежной круговерти выплыли две парочки, заставив Андрея с напарниками поспешно спрятать оружие.

— Да нет, все не так. Самый смешной рождественский фильм — с Чеви Чейзом, — горячо убеждал своих спутников один из движущихся навстречу, — «Европейские каникулы».

— Это там, где он приносит елку, а в ней оказывается белка?

— Ага. А еще собака вылакала из-под елки всю воду. И сухая, как порох, елка вспыхивает.

— И белка сгорает? — возмутилась женщина. — Это, по-твоему, смешно?

— Нет, она прыгает Чеви на спину, — успокоил ее второй спутник. — Дурацкое чучело белки, которое реквизитор просто пришил к его свитеру, но вся семья разбегается с визгами. А потом Чеви уносится с воплем, не чувствуя, что ему в спину вцепилась белка. А…

Голоса удалялись, парочки уходили по проулку. Вскоре их силуэты снова скрыл густой снегопад.

Андрей с напарниками вытащили пистолеты.

— Петр? — позвал он в микрофон.

В ответ раздалось только затрудненное дыхание.

— Все можно решить полюбовно, — уговаривал Андрей. — Ты мозги включи, сам поймешь.

Петр молчал.

— Прекрасно. Скоро увидимся, дружище, — пообещал Андрей.

Он переключил передатчик обратно на «новую» частоту и, сунув его под куртку, снова пристегнул к ремню.

Михаил обеспокоенно указал под ноги.

— Поскорее надо. Следы скоро совсем заметет.

Андрей глянул налево, где проулок сворачивал обратно в сторону Каньон-роуд.

— Он мог вернуться назад, в толпу, — высказался Яков.

— Мог. Но у него кровища хлещет. Значит, он должен опасаться, что заметят, что поднимется шумиха и этим он себя выдаст. Будет он так рисковать? Или попытается отсидеться где-нибудь?