Виктор Каннинг - Семейная тайна Страница 7

Мисс Рейнберд сидела наедине со своими мыслями и рюмочкой сухого хереса, рассеяно наблюдая, как садовник рыхлит клумбу в розарии. Гарриет, конечно, всю жизнь была дурой. И она и Шолто – оба уже умерли. Если это правда, что можно общаться с загробным миром, то ответить должен был Шолто. Только этого от него не дождешься. Шолто никогда не менял своих решений и мнений Упрямый осел. И все-таки – она улыбнулась сама себе – может быть, стоит попытаться. Поскольку Гарриет «отошла в мир иной», она, возможно, чему-нибудь научилась. Вот было бы забавно, если бы она говорила, а Шолто, находясь рядом, не смог бы ее остановить… Да нет, все это чепуха. Но как же мадам Бланш догадалась о снах? Каждую ночь Гарриет жалобно выла, ломая руки, и говорила, что надо «восстановить в семье справедливость». И это Гарриет, чья бесхарактерность как раз-то и послужила всему причиной! Конечно, мисс Рейнберд любила сестру, очень любила. Но нельзя не признать, Гарриет всегда была совершенно никчемным созданием. Бесхребетная, слабая… То и дело ее большие голубые глаза наполнялись слезами. Почему этот болван садовник рыхлит клумбу, не обрезав кусты? Мисс Рейнберд протянула руку к колокольчику и позвонила, вызывая Сайтона, дворецкого.

Бланш вела машину в Стокбридж, она ехала за Джорджем. Бланш была очень довольна собой. Мисс Рейнберд позовет ее. Самый верный способ заарканить эту старушку – задеть ее самолюбие. Бланш дала ей понять, что она просто неспособна воспринять нечто новое, непривычное. При ее самоуверенности и строптивости, мисс Рейнберд с этим ни за что не согласится. Джордж хорошо поработал. Во всяком случае, для начала. Самым плодотворным оказалось посещение кладбища и разговор со сторожем. Джордж нашел несколько надгробий Рейнбердов. Самыми поздними были надгробия Гарриет Рейнберд и Шолто Гарольда Рейнберда. Шолто – единственный брат, неженатый, умер два года назад в возрасте семидесяти шести лет. Гарриет Рейнберд умерла на два года раньше в возрасте шестидесяти пяти лет. Здесь же были похоронены их родители. Трое детей появились на свет, как говорится, с серебряной ложкой во рту. Рид-Корт, большой особняк в георгианском стиле, принадлежал роду Рейнбердов с незапамятных времен. Когда-то Рейнберды владели обширными землями. Теперь им принадлежало только десять акров вокруг Рид-Корта, но беднее они не стали. Все внутри и вокруг особняка свидетельствовало о богатстве. Ухоженный сад, все постройки в отличном состоянии, дворецкий, две горничные, садовник с помощником, шофер, «Роллс-Ройс» и еще один автомобиль в гараже. Джордж свое дело знает. Что и говорить, смекалистый парень…, иногда даже слишком – если старается для себя. Только ленивый, вечно надо его подталкивать. Но он славный. Славный, добрый Джордж. Если бы его немножко переделать, она вышла бы за него замуж. А так – нет, спасибо. У нее другие планы… Которые могут осуществиться благодаря старушке Рейнберд. Обладательница огромного состояния, она была средним ребенком в семье. Вероятно, этот Шолто с ней не ладил (в пивной кое-что о нем порассказали), а когда деспотичный холостяк умер, хозяйкой всего этого стала она. Мисс Рейнберд теперь абсолютно независима, размышляла Бланш. Она щедро отблагодарит, если оказать ей настоящую услугу, помочь ей решить жизненно важный для нее вопрос.

Вот что сказал ей Генри, когда она лежала в постели, отправив Джорджа в Чилболтон. Генри заполнил собой комнату, она открыла ему свой ум и душу и услышала его голос. Так же, как совсем недавно, в гостиной Рид-Корта – с этими снами. Бланш была неглупа. Генри не всегда облегчал ей работу. Но иногда его голос звучал совершенно отчетливо внутри нее самой. У старушки Рейнберд были темные круги под глазами – она явно плохо спала, а в остальном была в отличной форме. Со здоровьем у нее все было в порядке, неприятностей – никаких (а ведь скуповата, могла бы угостить рюмочкой хереса, учитывая, что близится полдень), наверняка она плохо спит, ее мучают дурные сны. Тут Бланш отчетливо услышала голос Генри:

«Точно, девочка. Дурные сны. Скажи ей, что несколько спокойных ночей я ей гарантирую». Иногда Генри разговаривал совсем как Джордж. Шутник этот Генри. Он специально ее поддразнивал. Прежде чем отойти в иной мир, Генри был высококвалифицированным инженером-железнодорожником – еще в девятнадцатом веке. Он работал вместе с человеком по имени Брунел. Об этом Брунеле Бланш прочла в какой-то книжке, и там же было несколько строк о его помощнике – Генри Рисе Мортоне. Ее Генри.

Услышав о снах, старушка Рейнберд постаралась скрыть свое удивление. Бланш частенько приходилось наблюдать, как люди стараются не подать вида, что их поражают ее слова. Особенно такие люди, как мисс Рейнберд. Мол, меня не проведешь, мадам Бланш, все это вы разнюхали у сплетников. Ну и что? Не станет же Генри подсказывать ей то, что и так у нее под носом. Генри и другие помогают, только когда в этом действительно есть необходимость. Дурные сны? Что же такое может сниться этой мисс Рейнберд? Она старая дева, и Гарриет тоже была старой девой. Может, они считали, что каждый мужчина покушается на их наследство? А старина Шолто? Тоже не обзавелся семьей. Но к женщинам был неравнодушен. Наверное, рассудил, что можно и так получать от жизни все, не утруждая себя женитьбой. Что же ей снилось? Генри, конечно, знает. Но он ничего не скажет, пока не убедится, что мисс Рейнберд этого хочет. Он же безупречный джентльмен. Таким он, видимо, был в этом мире, и его возвышенный характер перешел вместе с ним в мир иной.

Как бы то ни было, ясно одно: Генри дал понять, что богатство мисс Рейнберд поможет ей построить храм Астродель – великолепие, настоящее святилище. Видит Бог, не такое, как жалкие закутки, где ей доводилось бывать – ютящиеся между пивной и общественной уборной и похожие на гостиную в дешевом борделе. Ничего удивительного, что там не получают результатов и прибегают к жульничеству. Кого из отошедших в сияющий величием потусторонний мир потянет возвращаться в подобный притон? Огненный пурпур и белизна, сияние золота и щедрые пожертвования – вот каким будет храм Астродель. А не подсчеты грошовых сборов дрожащей рукой после ухода клиентов.

Джордж ждал ее, сидя за столиком перед кружкой пива в баре гостиницы «Гросвенор» в Стокбридже. Он встретил ее своей обычной широкой улыбкой, обнял одной рукой и крепко прижал к себе. Славный большой нежный Джордж.

Он принес ей кружку темного пива, она сняла шляпу и встряхнула рыжими волосами. Для мисс Рейнберд она оделась строго. Вообще Бланш любила яркие цвета, но сейчас на ней было скромное коричневое платье и коричневая куртка, приглушавшие ослепительное великолепие ее обильного тела. Рубенс торопливо бросился бы раздевать ее со слезами радости на глазах.

– Ну как? – спросил Джордж.

– В целом – неплохо.

– Рыбка на крючке? – Джордж подмигнул.

– Ты же знаешь, я не люблю, когда ты так говоришь.

– Ух, какие мы серьезные! Профессиональная этика, понимаю. Но меня-то чего дурачить. Дело идет – или скоро пойдет. Вот и прекрасно! Ты должна признать, что я неплохо поработал.

Запрокинув голову, Бланш с наслаждением залпом допила пиво – ее белоснежное горло несколько раз конвульсивно дрогнуло. Она поставила кружку и сказала:

– Это пока не вся работа, Джордж, миленький. Возьми мне еще кружечку, и я расскажу тебе, что ты будешь делать дальше.

– Видит Бог, нет, – простонал Джордж.

– Видит Бог, да. И пожалуйста, не кощунствуй.

В кабинете их было трое. Уже стемнело, шторы были задернуты. За окном неистовствовал северо-западный ветер, изредка с грохотом швыряя о стекло потоки дождя. Ветер метался по Гайд-парку и Грин-парку, трепал голые деревья, кружил по Сент-Джеймсскому парку, мешая птицам устраиваться на ночлег, и с завыванием проносился мимо стоящего сплошной стеной здания парламента на набережной. Грандисон с удовольствием прислушивался к шуму ветра и дождя. Он то и дело замолкал – не для того, чтобы подобрать слова, а просто чтобы насладиться воем ветра. У него была власть, неограниченная власть. Он мог опрокидывать океанские лайнеры. Грандисон любил власть. И не стыдился этого, но и не демонстрировал, пока не вынуждали обстоятельства. И никогда не показывал надменности, которая была в его характере. Говоря, он прохаживался по кабинету, обставленному скупо, как монастырская келья. На смокинге у него позвякивали ордена и медали. Отсюда Грандисон отправлялся на банкет, который Министерство иностранных дел давало в честь главы одного африканского государства, бывшего выпускника Оксфорда; его папа в свое время устраивал человеческие жертвоприношения в интересах племени и своих личных. Многие действия, которые координировались в кабинете Грандисона, имели ту же цель. Невелика разница…

Сэнгвилл и Буш смотрели на Грандисона и слушали. – Наши умозаключения, – это было великодушие по отношению к Бушу, – рассмотрены, изучены, обсуждены и тому подобное. Вертели и так и сяк – и признали небезосновательными. Были выслушаны все мнения, потом сказал свое слово Сам. Третьего похищения допустить нельзя, потому что если оно произойдет, придется принять любые условия преступников ради…, ну, в общем, и так все ясно. Одним словом – и это относится к вам, Буш, потому что это я поручаю вам – Коммерсанта необходимо обезвредить. Найти его и сообщников и разобраться с ними, – он улыбнулся и пригладил бороду, – очень тихо, неофициально и – раз и навсегда. Кстати, я думаю, в ваш прогноз вкралась небольшая ошибка. Навряд ли у вас в распоряжении будет шесть месяцев. Скорее всего, никак не больше трех. Коммерсант не станет тянуть резину. Ему нужно время только на то, чтобы сориентироваться. Чем меньше времени будет отделять третий удар от предыдущих, тем ему выгоднее, и тем сильнее будет его стремление сохранить все в полной секретности. Вы согласны?