Кирилл Партыка - Час, когда придет Зуев Страница 7

Слева и справа все так же холодно сверкали витрины, сплетались в тяжелые кружева железные решетки, охватившие, кажется, весь нижний уровень города, по пустынной мостовой изредка на бешеной скорости проносились легковые машины, отражая свет фонарей черными бельмами тонированных стекол.

И тут впереди Волин заметил арку. Как же он мог о ней забыть? В лицо ему дохнуло плесенью, но Алексей, не раздумывая, нырнул в темноту и затхлый воздух тоннеля.

Бегом миновал искусственную пещеру, подвернул ногу на невидимой выбоине, наступил на какую-то липкую гадость, оказался во дворе и затаился. Через минуту компания шумно проследовала по улице, гуканье и уханье стали стихать, рассыпаясь перекатистым эхом. Волин с тоской подумал, что раньше в этот час кругом было бы еще полно народу, милиции наконец, но теперь с наступлением сумерек жители города спешили укрыться за решетками и металлическими дверями, на недосягаемой высоте верхних этажей, за непроницаемой плотностью штор, отгородиться любыми способами от темноты и шныряющих в ней жутких, искаженных игрой светотени и оттого кажущихся не совсем человеческими фигур.

Волин решил выждать минут пять, а потом вернуться на улицу. Но тут где-то неподалеку со страшным дребезгом рухнула витрина. Не окно, а именно витрина.

Басовитый лязг толстого стекла и звон тяжелых осколков ни с чем спутать было нельзя. Сквозь тоннель до Алексея докатились торжествующие вопли и визг.

Нет, на улицу — это уж извините! Двор был проходным. В нем стояла темень и тянуло сквозняком. Промозглый ветерок, дувший Волину в спину из-под свода тоннеля, забирался под джемпер, трогал шею и затылок, словно примериваясь, как бы получше ухватить. Тоннель пронизывал основание старого небоскреба и опрокидывался в колодец, образованный тылами трех дряхлых зданий. Над его асфальтовым дном нависали подгнившие балконы и галереи. Фасады домов еще поддерживались в более или менее приличном состоянии, но здесь, на задворках, Волину даже при свете дня становилось не по себе. Возвращаясь с работы и желая сократить путь, он иногда нырял в этот угрюмый двор и, поеживаясь, пробирался среди груд старого хлама: битых ящиков, поломанной мебели, каких-то искореженных металлических каркасов. Двор оканчивался вросшими в землю ржавыми железными воротами. Один прут в них был выломан. Протиснувшись в дыру, Волин, подхлестываемый неприятным чувством, резво пересекал короткий мрачноватый переулок и попадал в собственный двор, казавшийся по контрасту особенно обжитым и ухоженным. Но и днем тайная свалка, притаившаяся в самом центре города, оставалась местом отталкивающим и слегка пугающим. Сейчас же, на пороге полуночи, Волин, ежась от холода и дурного предчувствия, понял, что вряд ли сможет заставить себя пересечь ее.

Где-то высоко вверху слабо желтели редкие окна. Отсветы этого мерцания прорисовывали в плотной темноте силуэты кособоких пристроек и подвальных навесов, желтыми и зелеными огонькам отражались в зрачках бутылочных осколков.

Под одной из стен чернело стадо мусорных контейнеров.

«Да что я, в самом деле, ребенок, что ли?!» — подумал Волин и сделал шаг. Каблук с грохотом опустился на растрескавшийся асфальт. Хихикнуло эхо. С невидимого карниза сорвалось летучее существо и с хлопаньем крыльев взмыло к беззвездному небу. Волин выругался. Голубь.

Нет, это просто глупо. Так нельзя. Алексей вынул револьвер и осторожно, ощупью, двинулся вперед.

По двору обвалом прокатился посторонний звук. Кто-то невидимый крадучись двинулся от мусорных контейнеров наперерез Алексею. Приглушенный топот, мешаясь с мягким шелестом потревоженного сора и отражаясь от стен, заметался из одного конца двора в другой. Волин от неожиданности едва не выронил револьвер. Это еще кто? Частый дробный звук мало напоминал человеческие шаги. Тем не менее впереди кто-то был, и, судя по производимому шуму, немалых размеров. Алексей хотел поднять свое оружие, но рука не послушалась.

Сильный порыв ветра толкнул Алексея в спину и, должно быть, замкнул где-то неисправные контакты. Над входом в подвал вспыхнула сама собой электрическая лампочка. Она была слабенькой, ватт на сорок, но Волину показалось, что зажглось маленькое солнце. Он зажмурился, а когда открыл глаза, то увидел метрах в десяти перед собой невероятно огромного черного пса с короткой поблескивающей шерстью.

Животное стояло боком, повернув к человеку удлиненную брылястую морду. Из-под обвислых щек желтоватой эмалью отсвечивали клыки. Волину они показались величиной с мизинец.

— Пошел вон, — сказал Волин и икнул. Дог дернул обрубком хвоста и приоткрыл пасть. Похоже, он никуда не торопился. Волин не мог оторвать от него глаз.

Собака и собака, не дикий же зверь. Но у этой, слишком поджарой и тонкотелой, на карикатурно длинных лапах, ребра проступали так, что их можно было безошибочно пересчитать, шкура хоть и поблескивала, но имела какой-то буроватый оттенок, бока ходили ходуном от тяжелого дыхания, а глаза с опущенной к земле морды смотрели нехорошо, косо, исподлобья и будто сквозь маслянистую пленку. Особенно не понравилась Алексею пасть. Она сочилась обильной пеной. Но прежде всего бросалась в глаза огромная коричневато-розовая плешь на плече собаки, привольно расползшаяся от самого бока до груди. Плешь шелушилась и белела шершавыми струпьями. Дог дернул мордой и не то лизнул, не то укусил себя за изуродованное лишаем плечо. Собака была тяжело, скорее всего смертельно, больна. Алексей никогда не сталкивался со случаями бешенства, но решил, что сейчас на то как раз и похоже.

«Господи, наказанье! Дурной сон. За что?» — подумал Волин, совершенно забыв о револьвере, который сжимал в повисшей руке, и сраженный приступом слабости, на мгновение прикрыл глаза.

Когда он снова приподнял веки, дорога перед ним была свободна. По двору бродили какие-то неясные шумы, но нельзя было определить их происхождение. Собака исчезла.

Сволочи! Выгнали больное животное, не захотели возиться. Усыпление денег стоит.

Но и пес не дешевый, могли позаботиться. Может, забулдыги какие-то, или сам потерялся и скитается? Забулдыги догов не держат. Жалко, мучается. И бед может натворить…

Волин, покачав головой: сюр бледнеет перед бытом — проскочил в дыру между железными прутьями старых ворот и энергично зашагал по знакомому переулку.

Впереди уже призывно светились окна родного дома.

Но дома тоже не все шло у Алексея гладко, и не такой уж крепостью была его оснащенная железной дверью квартира. Заползала в нее сквозь невидимые щели всякая гадость, мучила хозяина, и никакие двери ей были не помеха. Волину приходилось признать, что он уже давно нигде не чувствует себя спокойно и уверенно.

3

Ночью Алексей Александрович долго не мог уснуть. Лариса, встретившая мужа сперва встревоженным, а потом раздраженным квохтаньем, вскоре успокоилась, поворчав немного, улеглась и теперь мирно посапывала рядом. Алексей считал слонов и прочую живность, ворочался с боку на бок, вздыхал, но в голову лезли всякие неприятные раздумья.

Волин встал и отправился в кухню. Из спальни путь туда лежал неблизкий. В детстве Алеша, не желая более пользоваться ночной вазой, несколько раз умудрялся заблудиться в путанице темных комнат и коридоров и ором крепко пугал родителей.

Те страхи давно остались позади. Зато с годами появились новые: перед наказанием за двойку или подчищенный дневник; перед выпускными экзаменами; перед армией, если провалить поступление в вуз… не прихватили бы после танцев в подворотне лихие хлопцы… не триппер ли это? …что будет, если провалишь госы? …не беременна ли она? …что я вчера натворил в кабаке?..

Сперва Волин заметил, что в нем прочно поселилось непонятное и ничем конкретно не обусловленное чувство тревоги. Оно точило Алексея до рассвета. Едва он вставал с постели, в процессе слушанья утренних новостей выяснялось, что страна катится черт знает куда и никто не ведает, как этот процесс остановить; киллеры стреляют направо и налево; на Кавказе успешно воюют без надежды на победу; что-то взрывается, бесследно исчезают самолеты и само наступление завтрашнего дня находится под сомнением.

Купленная по дороге на работу местная газета могла поведать, например, о пожаре, под пепелищем которого обнаружили пять обгоревших, обезглавленных трупов.

В конторе выяснялось вдруг, что молоденькой методистки длительное время не будет на работе, так как накануне вечером ее еще до наступления темноты в собственном подъезде зверски изнасиловала шайка не то пьяных, не то обожравшихся наркотиками подростков. Волин не считал себя трусом. Но опасность, вдруг замаячившая за каждым углом, в совокупности со всякой бытовой «чернухой» и нервотрепкой, наподобие повального осатанения автобусных пассажиров, сильно угнетали его.