Сергей Изуграфов - Пять амфор фалернского Страница 7

– Я расскажу вам старую легенду, которую слышал от своего деда, а тот – от своего деда, а тот – от своего, – хозяин фермы говорил весомо и твердо, чуть растягивая слова, время от времени делая паузы для перевода. Алекс весь превратился в слух.

– Однажды Дионис, будучи еще совсем молодым, отправился к себе домой в Наксос. Путь был долгим, и юноша, устав, присел на камень отдохнуть. У своих ног он заметил удивительно красивый росток, едва пробившийся из земли. Дионис решил взять его и посадить у себя на родине. Он извлек его с корнем и спрятал в небольшую птичью косточку, чтобы не погиб на солнце. Но росток так быстро рос у него в руках, что вскоре стал намного длиннее косточки.

– Тогда Дионис нашел львиную кость и вложил туда птичью. Но спустя еще какое-то время растение выросло еще больше. И молодому богу пришлось найти кость осла и спрятать в нем растение от солнечного зноя. Вскоре Дионис пришел в Наксос и посадил росток в землю. Когда кустик разросся, на нем появились чудесные грозди, из которых бог вручную выдавил сок, приготовил первый напиток из винограда и стал угощать им людей. Но случилось чудо: когда люди пили немного, они пели, как птицы; выпивали еще – и становились сильными, как львы; когда же они пили много и долго, головы их опускались, как у ослов. – Иоаннис Спанидис сделал очередную паузу, чтобы Димитрос мог перевести его слова для Алекса, глотнул вина и продолжил.

– Даже легенды говорят, что виноделие в Греции зародилось на Наксосе. Более того, все самые знаменитые сорта винограда были выведены именно здесь. Еще полторы тысячи лет назад на нашем острове выращивали сорт винограда без косточек ярко-синего цвета, только название его не дошло до нас. Остров столетиями был весь в виноградниках, – старый фермер махнул рукой. – Куда больше, чем сейчас. Много, много больше!

Они сидели на свежем воздухе в саду гранатовых деревьев, окружавших дом. Хозяин разливал домашнее вино из запотевшего глиняного кувшина, что вынесла им в сад жена фермера. Тяжелые плоды гранатов оттягивали тугие ветви к земле. В саду было прохладно, щебетали птицы, шелестела листва под порывами легкого ветерка. Они сидели за деревянным столом в ожидании, пока жена и дочери Иоанниса подготовят все к дегустации. Было слышно, как хлопали двери, со смехом переговаривались домашние, звонко звенели бокалы, которые расставляли на большом столе на нижней террасе.

– А что случилось? – поинтересовался Алекс.

– Турки! – коротко ответил винодел. – Триста лет они убивали лозу на острове, как и во всей Греции. И тех, кто ее возделывал. Так было до середины девятнадцатого века, пока остров снова не стал греческим. Все, что есть на острове сейчас – это результат тяжелого крестьянского труда немногих, кто хочет возродить на Наксосе виноделие. Таких – как Димитрос! – он указал с гордостью на спутника Смолева. – Мой крестник! Таким был и его отец Георгиос. И его отец им всегда гордился, хоть может и нечасто говорил ему об этом. Но я-то всегда это знал. Ладно, что теперь… Пойдемте, жена зовет, все готово!

Из дегустации, что длилась без малого четыре часа, Алекс усвоил, что основными белыми сортами винограда, которые выращивает Спанидис, были асиртико и вилана. Из красных же сортов он выбрал агиоргитико мавро, котсифали и ксиномавро. Винодел разливал вино по бокалам, сообщал из какого винограда и в каком районе Греции оно было сделано; потом для сравнения наливал свое вино из того же сорта винограда. Давал возможность попробовать и сказать свое мнение, а потом объяснял разницу во вкусах и причины, которыми она обусловлена. Затем они споласкивали рот холодной водой, заедали хлебным мякишем и пробовали снова и снова. К концу дегустации Алекс понял, что дегустация вин не имеет ничего общего с развлечением.

Смолев не считал себя винным экспертом, но и он почувствовал, что местные вина ни в чем не уступали винам с материковой Греции, Крита и Кипра, а порой и превосходили их качеством вкусового букета, балансом кислотности и минеральности. Желание завести свой виноградник на острове только укрепилось в нем. Особенно его поразило красное вино ксиномавро – Спанидис предложил им на выбор классический вариант этого вина из Пелопонесса, а потом – свои два сорта. Одно вино было сделано из винограда с горного склона, другое – из долины. Вино было бархатным, полнотелым, хорошо сбалансированным, с ароматом от фиалок до оливковой пасты.

Из белых вин Алекс отдал предпочтение асиртико. Оказалось, что эту лозу фермер привез с Санторини. Димитрос добавил от себя, что возраст виноградников Санторини составляет более трех с половиной тысяч лет, древнейшие лозы растут на собственных корнях, ибо филлоксера обходит остров стороной. И хоть почва Наксоса отличается от вулканического песка на Санторини, но лоза, что прижилась на каменистых склонах, дает замечательный урожай.

– Ну вот, рассказал, что знал. Наша задача – возродить виноградники на нашем острове. Этим я занимаюсь всю жизнь, а мне скоро восемьдесят, – широко улыбнулся Спанидис в заключение, спустя четыре часа. – Так что, молодые люди, за дело! Обращайтесь, я всегда помогу, чем смогу. Виноградник у Аманатидисов отменный, не зря я его покупал. Да и старый Георгиос знал, что отдает в надежные руки. Отличная лоза асиртико, добротная, ухоженная. Заслуга Димитроса! Теперь он сам снимет первый урожай с фамильного виноградника. Но этот участок в долине. Будете покупать, присмотрите тот, что на горном склоне с южной стороны, – посоветовал он напоследок. – С Богом!

– Куда сейчас, Димитрос? – уточнил Алекс, когда они разбудили водителя, сладко дремавшего в тенечке после сытного обеда, уселись в машину и выехали с фермы Спанидисов. Визит к фермеру с непривычки дался Смолеву тяжело. В голове слегка шумело и клонило в сон.

– Вы готовы выдержать еще пару дегустаций? – поинтересовался Димитрос, устало откинувшись на сиденье и прикрыв глаза.

– Боюсь, что нет! – решительно отказался Алекс. – «Хорошего помаленьку!», говорят у нас. Может быть, мы осмотрим ваш виноградник и тот горный склон, о котором сказал Иоаннис?

– Хорошо, – согласился грек. – Тогда в другой последовательности. Сейчас мы доедем до одной горной деревушки Керамоти: именно в ее окрестностях есть смысл поискать участок. Там делают прекрасные белые вина и чудесный тимьяновый мед. А потом мы спустимся в долину и навестим ферму, а затем вернемся на виллу. Устроит?

– Решено! – подытожил Алекс, и машина, послушная отдохнувшему водителю, резко прибавила ходу.

Часть третья

Minister vetuli puer Falerni,

inger mi calices amariores…

Пьяной горечью Фалерна

Чашу мне наполни, мальчик!

«Раб мечтает не о свободе, а о собственных рабах».

Луций Сергий Апелла, вольноотпущенник патриция Луция Сергия Катилины, удачливый в торговых делах купец, безмерно озолотивший за несколько лет своего бывшего хозяина на морской торговле с Грецией и Эфесом (да и к рукам самого Апеллы, надо сказать, прилипло немало, чего тут греха таить!), бывший раб, давно привыкший к драгоценным перстням на своих коротких, мясистых пальцах и длинному плащу-гиматию из самого дорогого пурпура, постанывая и поскуливая, дрожал всем телом и покрывался липким потом от страха. Даже не страха, нет, животного ужаса! Он закутался плотнее в тяжелый гиматий1, но то ли тот не грел, то ли его владелец был все же нездоров, но озноб колотил его все сильнее, руки дрожали, а зуб не попадал на зуб. Апелла, страдальчески всхлипнув, жалобно и визгливо прокричал в расписной потолок пиршественной залы имя своего раба, отвечавшего за обогрев триклиния.2

Старый раб вошел и склонился в низком поклоне, выслушал хозяина и метнулся выполнять его распоряжение. Нет, не спасет, обреченно подумал Апелла. Хоть весь триклиний уставь бронзовыми жаровнями с горящими углями, – не спасет. Добрый греческий плащ из плотной шерстяной ткани высшего качества, за который он в свое время отдал трех молоденьких рабынь, и тот не греет. Все, богиня Фортуна более не благоволит к нему. Ничто и никто его не спасет теперь! Его время кончилось вместе с его злосчастным хозяином, сенатором Луцием Сергием Катилиной.

Конец ознакомительного фрагмента.