Звездная карта царя Саула - Артур Гедеон Страница 74

– Теперь его запрут так запрут – под семь замков посадят – не вылезет.

– Кто знает, Андрюша…

– О чем ты?

– Пораскинь мозгами: он почему не помер-то с пулей в башке? Силенки еще от предыдущей дозы бессмертия остались. И так ведь можно посмотреть. И главврач помрет, и медперсонал, а старичок-то с манией величия и аппетитами синей акулы останется и вновь деру даст – белый свет удивлять. Удружил визирь ал Аюм и себе, и всему белому свету, хе!

– Не верю и верить в это не хочу, – зло отмахнулся Крымов. – Машу завтра выпишут, возьмем путевки и поедем куда-нибудь далеко-далеко, – мечтательно сказал он.

– Валяй, сыщик. – Егор Кузьмич достал из кармана пачку папирос, тихонько ударил о палец, вытянул один патрон. – Скажи честно, Крымов, а ты серьезно не веришь в это? И об этом не думал? – отправив пачку обратно в карман и крепко сжимая мундштук папиросы, спросил Егор Кузьмич.

– О чем? – уставился на него Крымов.

– Да всё о том же. – Егор Кузьмич чиркнул спичкой и прикурил. – А если все это правда? От которой не отмахнешься, а? Ты – того, она – того. – Он крепко затянулся, сладко выдохнул. – Машенька-то хлебнула от вечной жизни. Несостыковочка у вас, понимаешь! В тысячу лет. Неужто не думал об этом?

– Думал.

– Ну и как?

Андрей Петрович вздохнул:

– И мне ведь жаром руку прострелило, Егор Кузьмич. Обожгло!

– Это когда ты ее ладонь в отпечаток вжимал? Да ладно?!

– Ага.

– Не врешь?

– Да с чего бы? Поначалу-то не понял. Это потом сообразил.

– Дела-а, – покачал головой Добродумов. – И что теперь?

– Поживем – увидим.

– Тоже верно, – очень серьезно нахмурился Егор Кузьмич. – Я тут разузнал, у болезных, там пивко разливное обещали привезти, в двух кварталах отсюда, свежак, – сообщил Добродумов. – У них же пивзаводик тут свой. А пивко здешнее аки мед. Не хуже нашего. Так что я схожу, и на тебя возьму баклажку. А ты жди меня на этой лавке и не уходи никуда.

– Не уйду, – усмехнулся Крымов. – Будь покоен. А от свежего пива я не откажусь. Бери две баклажки на меня. Донесешь?

– Обижаешь, сыщик. – Егор Кузьмич потушил окурок и отправил в урну у края лавки, крякнув, встал и бодрым солдатским шагом отправился по аллее.

Крымов закрыл глаза. Теплая осень с ее бабьим летом, да в этом парке, да с ветром от Волги, – все это было чистым блаженством. Рядом кто-то сел.

– Простите, тут занято, – сонно проговорил сыщик.

– Не думаю, – ответили ему.

Крымов открыл глаза и повернул голову вправо. На том месте, где недавно рассуждал о жизни и смерти Егор Кузьмич Добродумов, сидел совсем другой человек. На Андрея смотрел его куратор – Антон Антонович Долгополов.

– Здравствуйте, Андрей Петрович, – сказал маленький живой старичок в плаще и широкополой фетровой шляпе.

Крымов был удивлен не на шутку:

– Так, не понял? Ну, здравствуйте, господин Профессор. Какими судьбами на этот раз?

– Да вот такими, – сказал тот. – У меня к вам письмо: будьте так любезны – прочтите.

Он вытащил из плаща конверт и протянул его Крымову.

– От кого письмо?

– Не догадываетесь?

– Нет, – покачал головой Крымов и взглянул на конверт, где было красивым почерком написано: «Крымову А. П.».

– Да от кого оно?

– От нее, конечно, – многозначительно вздохнул Долгополов.

– От нее? – нахмурился Крымов. – От Маши?!

– Да, – глядя на асфальт под ногами, кивнул бодрый старичок.

Крымов разорвал конверт, вытащил сложенный вдвое тетрадный листок и развернул его. Послание было коротким:

«Милый, милый Андрей! У меня самой не хватило бы сил сказать это тебе, глядя в глаза. Я бы просто умерла от боли. За тебя, Андрей, и за себя тоже. Потому что расставаться с тобой у меня нет сил. Мне нужно уехать, улететь, растаять. Скрыться. Не навсегда – на время. Такова моя судьба. Мы обязательно увидимся, когда-нибудь – обязательно увидимся. Люблю тебя. Прощай. Твоя Маша».

Он читал и не верил своим глазам, читал и не верил. И ничего не понимал, и то и дело возвращался то к одним строкам этого письма, то к другим. И вновь и вновь перечитывал их.

– Как это понимать, Антон Антонович? – наконец спросил Крымов.

– У каждого своя судьба, Андрей Петрович. Вы можете меня спросить, почему я не вмешался в те события, что произошли в клубе Медведкова? И я вам отвечу: у каждого своя судьба. У одних – погибнуть, у других – жить. И вы захотите спросить, почему я, зная многое наперед, не дал вам подсказок? И я отвечу: каждый человек должен пройти свой путь сам. Преодолеть горы, переплыть моря-океаны. Добраться до звезд. Все – сам. А вы – тем более. Потому что вы – необыкновенный человек. И таким были всегда. Даже тысячи лет назад, когда с царским мечом в руках, возглавляя храбрых ариев, отбивались от варварских дьявольских полчищ и, увы, погибли в том бою. Кстати, ваш Егор Кузьмич не просто так и в этот раз с вами. В той битве тысячи лет назад он был вашей правой рукой, Андрей Петрович. Вот такова судьба.

– В этом я даже не сомневался, – усмехнулся Крымов. – Я про Егора Кузьмича…

Но сейчас видение, нахлынувшее в проклятом Черном Роге, уже было для Андрея Крымова не таким важным. Земля сейчас крутилась вокруг только одного имени. Одного человека. Одной женщины.

– Ее уже нет в больнице, да? Маши? В палате?

– Нет, – покачал головой Долгополов. – Мария Федоровна уехала только что.

– С кем?

– С другими людьми. Кто теперь будет охранять ее. Она бы хотела остаться с вами, зажить жизнью обычной женщины, поверьте мне на слово, но это не ее судьба. И вы должны мне поверить, потому что говорили с ней, узнали ее, поняли, что это за человек, влюбились в нее и влюбили ее в себя. Да, это все так.

– Но почему Мария Федоровна передала именно вам это письмо?

– Возможно, однажды я отвечу вам на этот вопрос. Но не теперь. Впрочем, вы разве знаете более надежного почтальона, чем я? – усмехнулся старичок в плаще и шляпе.

– Да нет, вы лучший в своем роде.

– Вот и я о том же. – Долгополов хлопнул себя по стариковским коленям и встал со скамейки. – Мы каждый день рождаемся заново, и ничто