Ной Хоули - Перед падением Страница 8

Он сделал это. Он спас их.

Это настоящее чудо.

Примерно час спустя немолодой седеющий мужчина, пошатываясь, выходит на берег, держа на руках четырехлетнего мальчика, и вместе с ним падает на песок. Солнце уже взошло. В голубом небе безмятежно плывут тонкие, словно кисея, белоснежные облака. Температура воздуха около 25 градусов. Над линией прибоя вьются чайки. Мужчина, тяжело дыша, лежит совершенно неподвижно. Теперь, доплыв до берега, он полностью выбился из сил и больше не в состоянии сдвинуться ни на сантиметр.

Прильнувший к его груди мальчик тихонько плачет.

– Все в порядке, – говорит Скотт. – Мы уже в безопасности. Теперь с нами все будет хорошо.

Неподалеку от них находится павильон местной спасательной службы. Он явно пустует. На вывеске с задней стороны строения написано: «Государственный пляж Монтока».

Штат Нью-Йорк. Он доплыл до штата Нью-Йорк.

Скотт улыбается, и эта улыбка полна мальчишеской гордости.

«Черт побери, – думает он. – День будет чудесный».

Какой-то рыбак, глаза которого косят в разные стороны, подвозит их до больницы. Все трое – водитель и оба пассажира – теснятся на потертом сиденье старенького пикапа, скрипящего изношенными амортизаторами. Скотт и мальчик по-прежнему в одном белье, без обуви. У них нет ни денег, ни документов. Оба страшно замерзли. Они почти восемь часов пробыли в воде температурой около шестнадцати градусов. Переохлаждение сделало их вялыми и молчаливыми.

Зато рыбак без умолку болтает по-испански, рассказывая пассажирам что-то об Иисусе Христе. Приемник в машине включен, но из динамика в основном доносится шум помех. Сквозь дыру в проржавевшем полу пикапа в салон со свистом врываются потоки воздуха. Скотт, пытаясь хоть немного согреть мальчика, здоровой рукой растирает ему плечи и спину. Там, на пляже, Скотт на ломаном испанском сказал рыбаку, что это его сын. Это было легче сделать, чем объяснить, как обстоит дело в действительности.

Левой рукой Скотт теперь не в состоянии даже шевельнуть. Всякий раз, когда пикап подпрыгивает на очередном ухабе или проваливается в яму, все его тело пронзает острая, как нож, боль, от которой он время от времени ощущает приступы головокружения и тошноты.

«С тобой все в порядке, – снова и снова мысленно повторяет он. – Ты сделал это». Однако в глубине души Скотт все еще не может поверить, что им с мальчиком удалось спастись.

– Спасибо, – едва слышно произносит он, когда пикап, поднявшись по пандусу, останавливается у приемного покоя Монтокской больницы. Открыв дверь здоровым плечом, он выбирается из машины, чувствуя, что настолько устал, что едва может стоять на ногах. Утренний туман уже исчез, и Скотт с наслаждением подставляет солнечным лучам спину и плечи. Он помогает мальчику спрыгнуть из кабины на асфальт. Вместе они с трудом ковыляют ко входу в больницу.

В приемном покое почти пусто. В углу сидит мужчина средних лет, прижимая к голове пакет со льдом, и с его запястья на покрытый линолеумом пол стекают струйки воды. В другом конце помещения устроилась пожилая супружеская пара. Старики держатся за руки. Женщина время от времени кашляет в скомканный бумажный платок.

В помещении регистратуры, отделенном от приемного покоя стеклом, сидит медсестра. Скотт, прихрамывая, подходит к ней. Мальчик следует за ним.

– Привет, – говорит Скотт.

Сестра окидывает его быстрым взглядом. Судя по надписи на значке, приколотом к ее халату, ее зовут Мелани. Скотт пытается представить, как выглядит со стороны, и понимает, что вид у него по меньшей мере странный.

– Мы попали в авиакатастрофу, – говорит он.

Произнесенные вслух, эти слова звучат дико и неправдоподобно. Медсестра слегка прищуривается.

– Простите, что вы сказали?

– Мы были на борту частного самолета, вылетевшего с Мартас-Вайнъярд. Самолет упал в море и разбился. Думаю, у нас переохлаждение, и еще я не могу двигать левой рукой. Возможно, у меня сломана ключица.

Медсестра все еще не в состоянии осознать смысл слов Скотта.

– Вы имеете в виду, что самолет потерпел катастрофу над морем, то есть рухнул в воду?

– Да. Потом мы долго плыли. Думаю, я проплыл миль десять или пятнадцать. Нам удалось выбраться на берег примерно час назад. Какой-то рыбак привез нас сюда.

Скотт закрывает глаза, чувствуя, что у него снова начинает кружиться голова.

– Послушайте, – говорит он после паузы, – может, нам все-таки окажут какую-нибудь помощь? По крайней мере, мальчику. Ему всего четыре года.

Медсестра переводит взгляд на мокрого, дрожащего ребенка.

– Это ваш сын?

– Если я скажу «да», вы позовете врача?

– А вот грубить совершенно ни к чему, – фыркает сестра.

Скотт стискивает зубы, и на щеках у него вспухают желваки.

– А по-моему, это как раз очень даже уместно. Повторяю, мы попали в авиакатастрофу. Может, вы все-таки позовете какого-нибудь чертова врача?

Медсестра с нерешительным видом встает со стула.

Скотт бросает взгляд на подвешенный к потолку телевизор. Звук выключен, но на экране отчетливо видны катера спасателей, прочесывающие океан квадрат за квадратом. В углу Скотт видит баннер с надписью: «Над океаном пропало частное воздушное судно».

– Поглядите вон туда, – предлагает он и указывает пальцем на телевизор. – Может, теперь вы нам поверите?

Медсестра смотрит на экран, на котором в этот момент появляются плавающие на поверхности океана обломки, и разом меняется в лице. С этого момента она начинает вести себя совсем по-другому. Все выглядит так, словно перед этим Скотт, собравшийся пересечь границу, долго и безуспешно шарил по карманам в поисках паспорта, а затем нашел документ и предъявил его сотруднику миграционной службы.

Медсестра нажимает кнопку интеркома.

– Оранжевый код, – произносит она в микрофон. – Все свободные врачи нужны мне в приемном покое. Немедленно.

Скотт чувствует нестерпимое жжение на коже в тех местах, где ее разъела морская соль. Его организм обезвожен, ему явно недостает калия. Состояние Скотта похоже на состояние марафонца после пробега.

– Пожалуй, одного доктора будет достаточно, – с трудом говорит он и мешком оседает на пол. Вытянувшись на линолеумном покрытии, он снизу смотрит на мальчика. Лицо ребенка серьезно, вид у него встревоженный. Скотт пытается выдавить из себя ободряющую улыбку, но он так устал, что не удается даже растянуть губы.

В следующее мгновение их окружает группа людей в халатах. Скотт чувствует, как его поднимают с пола и кладут на носилки. Ладонь мальчика выскальзывает из его пальцев.

– Нет! – кричит мальчик и бьется в руках одного из докторов. Врач пытается объяснить ребенку, что ничего плохого ни с ним, ни с его спутником больше не случится, но это не помогает. Скотт, напрягая все силы, принимает сидячее положение.

– Эй, приятель, – зовет он. Ему приходится произнести эти слова несколько раз, с каждым разом все громче и громче. Наконец мальчик, услышав их, смотрит в его сторону. – Не волнуйся, все в порядке. Я здесь.

Скотт сползает с носилок. Ноги у него совершенно ватные, так что стоять очень трудно.

– Сэр, – обращается к нему одна из медсестер, – вам нужно лечь.

– Я в порядке, – заверяет Скотт. – Помогите ребенку. – Затем снова обращается к мальчику: – Я здесь, я никуда не уйду.

Ребенок какое-то время смотрит на Скотта. Сейчас, при свете дня, хорошо видно, что глаза у него удивительно яркого голубого цвета. Проходит несколько секунд, и мальчик кивает в ответ. Скотт поворачивается к врачу.

– Думаю, будет лучше, если вы все сделаете побыстрее, – поторапливает он. – Надеюсь, вас это не очень затруднит.

Доктор соглашается. Он молод, и по его глазам видно, что это умный и добрый человек с неплохим чувством юмора.

– Ладно, – говорит он. – Но я собираюсь посадить вас в инвалидное кресло.

Скотт молча кивает. Одна из сиделок подкатывает кресло, и он буквально падает в него.

– Вы отец мальчика? – спрашивает сиделка, толкая кресло перед собой по коридору в сторону смотрового кабинета.

– Нет, – отвечает Скотт. – Мы познакомились совсем недавно.

В кабинете доктор быстро, но внимательно осматривает мальчика, проверяя, нет ли переломов, и светит фонариком в его глаза, прося следить за движениями своего пальца.

– Нам нужно поставить ему капельницу, – сообщает врач Скотту. – Организм ребенка сильно обезвожен.

– Эй, приятель, – обращается Скотт к мальчику. – Доктор должен воткнуть тебе в руку иголку. Надеюсь, ты не возражаешь? Нужно закачать в тебя немного жидкости и витаминов.

– Никаких иголок, – отказывается ребенок, и Скотт видит в его глазах страх.

– Иголки я и сам не люблю, – доверительно говорит Скотт. – Вот что, давай сделаем так. Пусть мне тоже поставят капельницу, как и тебе. Ну, что скажешь?

Мальчик некоторое время раздумывает и в конце концов кивает. Предложение кажется ему справедливым.