Лоран Ботти - Проклятый город. Однажды случится ужасное... Страница 8

Кто этот «Жюль Моро»? Откуда у него номер его ICQ? И для чего он хочет… стать его другом?

Он подумал о мальчишках из лицея. Чья-то дрянная шутка? Бастиан еще немного поразмышлял, потом закрыл глаза и стал медленно считать про себя:

«Раз… два… три…»

Он колебался. Ему совсем не хотелось становиться другом «Жюля Моро».

«Четыре… пять…»

Но и отказываться узнать обо всем этом больше ему тоже не хотелось.

«Шесть… семь…»

С таким чувством, что он заключает пакт с дьяволом. Бастиан навел стрелку курсора на «ОК» и щелкнул кнопкой мышки.

Глава 3

Подобно комиссару Бертеги и почти в то же самое время, что и он, Одри Мийе увидела первый в этом году туман с балкона своей квартиры, на последнем этаже небольшого дома в Вонж, одном из новых кварталов, расположенном на некотором возвышении в центре Лавилль-Сен-Жур. Несколько минут она наблюдала за тем, как тонкое кружево тумана путается и рвется в кронах высоких деревьев, чувствуя, как сердце переполняется гневом, отчаянием, тоской… и ненавистью. Однако была и надежда: забрать сына и уехать как можно быстрее из этого проклятого города…

— Мам, кажется, папа звонил…

Она обернулась. Давид был уже полностью одет и собирался уходить. В виде исключения Жослен на этот раз позволил ему провести у нее две ночи подряд, хотя полагалась только одна в неделю — с субботы на воскресенье (да и чтобы получить хотя бы такое право, ей понадобилось столько хлопот, нервов и слез!). Накануне этих выходных ее бывший муж попросил оставить у себя Давида и в ночь с воскресенья на понедельник. Если бы не счастье провести с сыном несколько лишних часов, она, конечно, отказалась бы. Она не хотела договариваться с Жосленом. Больше ни о чем. Никогда!

— Ты уверен, милый? Я ничего не слышала…

Неудивительно, что она предпочла не слышать: этот звонок домофона, словно погребальный звон, тут же напомнил ей о той ситуации, в которой она находилась…

Давид утвердительно кивнул белокурой головой. На нем была голубая куртка — Одри сама купила ее для сына несколько дней назад. Она опустилась перед ним на колени и застегнула молнию до ворота. Давид ей улыбнулся: он был из тех детей, что ценят материнское внимание — и сказку, прочитанную на ночь, и поцелуй без всякой причины, и одни и те же советы, повторяемые по сто раз…

— У тебя все в порядке, котенок?

— Конечно. Не волнуйся…

Но она, конечно же, волновалась.

Новый звонок заставил обоих вздрогнуть.

— Пф-фф, он, кажется, спешит, — заметил Давид с иронической гримасой. — Впрочем, как всегда…

Чувствуя, как сжимается горло, а в груди опять закипает гнев, Одри быстро прошла через холл и резко произнесла в трубку домофона:

— Он уже спускается!

И, не дожидаясь ответа, резко опустила трубку на рычаг.

Вслед за Давидом она, как была — в халате и шлепанцах, вышла на лестничную клетку и остановилась у лифта. Когда дверцы лифта открылись, Одри в последний раз горячо поцеловала сына.

— Не забывай, Давид: что бы ни случилось, у тебя есть мобильник и в справочнике — четыре номера, по которым мне можно звонить. Если что — даже не раздумывай, хорошо?

Сын кивнул. Он знал все это наизусть, но был еще слишком мал, чтобы открыто проявлять недовольство излишними тревогами матери.

Она сама нажала на кнопку первого этажа. Дверцы захлопнулись. Вот и все…

Одри медленно прошла на кухню. Окно кухни выходило на парковку за домом. Она тут же узнала внедорожник Жоса — тот всегда питал пристрастие к большим машинам. Одновременно с этим она заметила, что внизу туман гуще, чем в кронах деревьев.

Потом она увидела фигурку сына, торопливо идущего к машине. Жос вышел из машины, но не затем, чтобы встретить его — Одри это знала, — а чтобы устроить для нее спектакль. Он бегло поцеловал сына в щеку и открыл для него заднюю дверцу. Пока Давид забирался в машину, Жос поднял глаза и взглянул на ее окно.

На таком расстоянии, да еще и в тумане, Одри не могла различить его лица — Жос был лишь призрачным силуэтом в длинном синем пальто. Но она даже не сомневалась, что в глазах его светится то же победоносное выражение, с каким он выходил из суда после завершения процесса. Триумф и вызов: «Ты его не получишь! Даже если тебе удалось найти работу и обосноваться всего в двух километрах от меня — что бы ты ни делала, все равно ты его не получишь!»

Но, так или иначе, он ошибался.

Одри резким жестом задернула венецианские шторы и направилась в ванную, чтобы привести себя в порядок.

Было 8.20 утра, когда она вошла во двор лицея имени Сент-Экзюпери — наиболее привилегированного (и, как следствие, самого дорогого) учебного заведения в Лавилль-Сен-Жур и, без сомнения, в Бургундии. Решительным шагом она пересекла красивый ухоженный двор с аккуратно подстриженными газонами, окруженный по периметру сводчатыми галереями, оставшимися от старинного монастыря, на месте которого в течение нескольких десятилетий мало-помалу возникали корпуса лицея.

По дороге она не встретила никого из коллег — в это время во дворе были только ученики, — но многие преподаватели из окон своих классов заметили ее — изящную блондинку в элегантном замшевом пальто, торопливо стучащую каблучками: этот звук разносился по двору, повторяясь эхом столетних стен. Светлые волосы Одри развевались на ветру, и в них порой вспыхивали золотистые блики. Некоторые учителя даже на какое-то время отрывались от подготовки к занятиям, спрашивая себя: куда так спешит мадам Мийе, новая учительница литературы, окоторой весь «Сент-Экзюпери» тайно говорил и за которой тайно наблюдал?

В глубине огромного двора-сада она свернула с центральной аллеи и направилась к одному из корпусов, держась прямо и горделиво и стараясь не обращать внимания на взгляды, так и липнущие к ней, словно какие-то скользкие щупальца, с самого ее прибытия сюда.

Легкий шорох чьих-то шагов по гравию заставил Одри остановиться. Она оглянулась и увидела невысокую фигурку мальчика, только что вошедшего во двор. Бейсболка, кроссовки «Найк», роликовые коньки в руках (на территории лицея было запрещено кататься на роликах; впрочем, ни гравиевые дорожки, ни газоны все равно для этого не подходили). На губах Одри появилась невольная улыбка: Бастиан Моро… Один из ее учеников-пятиклассников. Она заметила его еще в первый день занятий, месяц назад. Впрочем, его было невозможно не заметить — в лицее он был белой вороной. Новичок — это она сразу поняла, — к тому же всегда один… Как и она сама. Несколько раз она сталкивалась с ним под старинными монастырскими сводами двора.

Почему он так сильно опоздал на этот раз? Теперь ему придется идти в бюро проверки и выпрашивать допуск на урок… Одри была не слишком удивлена — она часто замечала у него круги под глазами, из чего заключила, что он спит мало или плохо. Постоянная замкнутость мальчика тоже свидетельствовала о каких-то проблемах, несмотря на то что по успеваемости он был одним из первых учеников в классе. В его ответах и сочинениях видны были ум и проницательность. Одаренный мальчик, может быть, даже чересчур… Одри обещала себе за ним приглядывать.

Затем она пошла своей дорогой и наконец толкнула тяжелую деревянную дверь. Как только она вошла, ее окутала волна сладких запахов, словно в венской кондитерской.

Кафе для преподавателей было под стать лицею в целом: здесь тоже было заметно тонко продуманное сочетание Средневековья и современности. Уют и комфорт в стенах из грубого необработанного камня, сводчатые потолки и столики, как в бистро, светлые каменные плиты на полу и хромированная барная стойка… совсем не похоже на столовую для учителей в лицее имени Декарта, где она работала раньше. Когда директор Антуан Рошфор показывал ей лицей, еще летом, он уточнил: «Нам каждое угро привозят свежие булочки и круассаны, и в кафе даже есть официантка».

Официантка была в розовой блузке, с высокой прической из рыжих завитков, напоминающей кремовое пирожное, и макияжем, выдававшим пристрастие к ярким тонам, — казалось, она только что вышла из американского фастфудовского заведения, облюбованного студентами, типа «Happy Days».

— Здравствуйте, мадам Мийе! — воскликнула она, улыбаясь во весь рот. — Вам кофе с молоком, как всегда?

Одри улыбнулась в ответ. Соня была единственной из всего персонала «Сент-Экзюпери», кто разговаривал с ней и к тому же оказывал больше внимания, чем любому другому преподавателю. Она упорно называла Одри «мадам Мийе», хотя та всегда просила обращаться к ней просто по имени.

— Да, Соня, спасибо…

Одри положила сумочку на столик у окна и обвела глазами кафе. В этот час было еще почти пусто. Она увидела лишь месье Лефевра, учителя физики и химии, с подстриженными по-военному усами, в очках в золотой оправе и в неизменном твидовом пиджаке с кожаными налокотниками на рукавах. Она молча кивнула ему, и он ответил тем же — любезно, но все же достаточно ясно обозначая дистанцию между собой и этой своей коллегой, слишком неопытной, обладающей слишком… скандальным прошлым, чтобы получить место в таком учебном заведении.