Майкл Смит - Те, кто приходят из темноты Страница 8

Я пересек двухполосное шоссе, прежде чем свернуть на последний в городе поворот налево. Дорога вела в лес, на оградах тут и там висели надежные традиционные почтовые ящики, а ворота вели к домам, расположенным в конце длинных подъездных дорожек. Я дошел до ящика с надписью «ДЖЕК И ЭМИ УОЛЕН». Но вместо того, чтобы открыть ворота, решил перелезть через них, как сделал, когда выходил. Однако я не учел увеличившийся вес моего рюкзака и чудом не пропахал лицом землю. Недавно я снова стал заниматься физическими упражнениями, устраивая пробежки по Национальному лесу, территория которого начиналась сразу за нашими воротами. Сейчас, когда мышцы болели уже не так сильно, я чувствовал себя значительно лучше, но мое тело отказывалось забыть, что прошел целый год с тех пор, как я был в хорошей физической форме.

И хотя меня никто не мог увидеть, я почувствовал себя полным дураком и обругал ворота за то, что они подстроили мне такую гадость. Мой отец любил повторять, что неодушевленные предметы ненавидят людей и замышляют у них за спиной всякие мерзости. Наверное, он был прав.

Я прошел по проложенной автомобильными шинами колее к месту, которое, как утверждал договор об аренде, далее следует называть моим домом. Снова похолодало, и я подумал, что, возможно, сегодня ночью наконец пойдет снег. А еще, уже в который раз, спросил себя, как мы будем входить и выходить из дома, когда это произойдет. Говорят, что неизбежны лишь смерть и налоги. Местные жители придерживались такого же мнения о снеге и относились к нему без восторженного романтизма. Агент по продаже недвижимости вскользь заметил, что в зимние месяцы удобно пользоваться снегоходом. У нас не было снегохода, и мы не собирались его покупать. Вместо этого я делал запасы сигарет, чили в банках и квашеной капусты. Не знаю почему, но мне страшно нравится квашеная капуста.

Колея нырнула вниз, а затем снова начала подниматься на гряду. Примерно в километре от дороги она расширялась, превращаясь в место для парковки. Отсюда дом казался не слишком респектабельным — одноэтажный, обшитый старыми кедровыми досками, летом большей частью скрытый деревьями. Именно так он выглядел на фотографии, которую я видел в Интернете, милый и очень деревенский. Но зимой и в реальной жизни дом был больше похож на противоядерный бункер, а голые ветки деревьев — на обхватившие его лапы дохлых пауков. Только внутри вы начинали понимать, что оказались на высоте двух с половиной этажей. Большую часть северной стены, там, где скала резко обрывалась вниз, занимало окно в два человеческих роста. Днем отсюда открывался вид на заросшую лесом долину, уходившую к горе Уинатчи и дальше, к Каскадным горам и Канаде. Побывавший у меня Гэри Фишер тоже понял, что от этих картин невозможно оторвать взгляд. С веранды виднелся пруд во сто пятьдесят метров в поперечнике, который находился внутри границ нашей собственности, раскинувшейся на полтора гектара. Ближе к вечеру над долиной парили хищные птицы, издалека похожие на падающие листья.

Я разложил покупки в отведенные для них места на кухне. На дальнем конце стола стоял телефон с автоответчиком и подмигивал мне своим глазом.

— Давно пора, — произнес я первые слова, которые услышал дом с тех пор, как ушел Фишер.

Впрочем, ничего полезного мне узнать не удалось. Звонили два раза, но никто не оставил никаких сообщений. Я пожелал нарушителям моего спокойствия отправляться ко всем чертям, а заодно отругал себя за то, что не активировал функцию определения номера. Она в нашем телефоне есть, но инструкцию к нему, судя по всему, переводила с японского какая-то полоумная болонка. Чтобы просто изменить запись на автоответчике, пришлось бы обратиться за помощью в НАСА. Я понимал, что звонила не Эми, которая знала, как я ненавижу, когда не оставляют сообщений, поэтому она хотя бы сказала скрипучим голосом: «Никаких сообщений, господин».

Я достал мобильный и нажал кнопку быстрого набора ее номера, придерживая трубку плечом и одновременно доставая из холодильника пиво. После пяти гудков снова включился автоответчик. Ее деловой голос ласково поблагодарил меня за то, что я позвонил, и пообещал со мной связаться. Я оставил ей сообщение, сказав, чтобы она сделала это непременно. В очередной раз.

— Причем как можно быстрее, — пробормотал я, уже убирая телефон в карман.

Я пошел с пивом в кабинет. Эми зарабатывала больше, так что у нее был более роскошный кабинет внизу. В моем же имелся картотечный шкаф со справочными материалами, жутко дорогой старый стол и дешевый и невероятно старый стул, обнаруженный мной в гараже. На столе стоял только мой ноутбук. Совсем не пыльный, потому что я старательно протираю его рукавом каждое утро. Мне приходило в голову забить его за ненадобностью досками, что вот незадача — в доме нет гвоздей. Я приглушил свет и сел. Когда я раскрыл ноутбук, он ожил. Опыт, похоже, его ничему не научил. Он предложил мне программу для обработки текста, в котором совсем немного слов прошло эту обработку, частично из-за того, что панорамный вид на дугласовые пихты и ковер из желтых цветов, открывавшийся из окна, завораживал меня, и я мог смотреть на него часами. Я знал, что, когда пойдет снег, вполне смогу и вовсе не открывать компьютер. Правда, отвлекаться по ночам гораздо труднее, потому что, если не считать нескольких веток, на которые попадает свет из моего окна, больше ничего не видно. Так что, может, сейчас моя голова и мои пальцы наконец проснутся и примутся за общую работу. Может, я сумею придумать, что сказать, и мне удастся потратить на это некоторое время.

Может быть, я сумею забыть о том, что прошел всего месяц, а меня уже от всего этого тошнит — так мне скучно.

Я сидел за своим столом, потому что два года назад я написал книгу про некоторые места Лос-Анджелеса. Я говорю «написал», хотя по большей части она состояла из фотографий, но и это слишком громко сказано. Я делал снимки с мобильного. Однажды я оказался в каком-то месте с телефоном в руке и заснял то, что увидел. Когда я скинул все снимки на компьютер, то увидел, что вышло очень даже неплохо. Техническое качество было таким низким, что картинка являла собой остановленное мгновение, смазанное и эфемерное. Это стало привычкой, и когда у меня набралось достаточно фотографий, я объединил их в один документ, снабдив каждую своим комментарием.

Постепенно подписи становились все длиннее, и вскоре каждый снимок сопровождался страницей или двумя текста, иногда даже больше. Как-то раз вечером Эми вошла, когда я этим занимался, и попросила почитать. Я не возражал, поскольку нисколько не волновался, зная, что она не станет надо мной смеяться, и, если честно, меня мало интересовало, что она скажет. Прошла парадней, и она вручила мне имя и телефон человека из издательства, которое выпускает иллюстрированные книги. Я долго отшучивался, но она убеждала меня попытаться, и, ни на что особенно не рассчитывая, я послал ему файл.

Как-то днем, через три недели, он мне позвонил и предложил двадцать тысяч долларов. Исключительно от удивления я ляпнул: «Конечно, валяйте». Эми завизжала от восторга и пригласила меня в ресторан.

Книга вышла восемь месяцев спустя, квадратная, в твердой обложке с зернистой фотографией какого-то тусклого дома в Санта-Монике на обложке. По мне, так нужно быть совершенно не в своем уме, чтобы взять в руки такую книгу, не говоря уже о том, чтобы ее купить, но на нее обратила внимание «Лос-Анджелес таймс», было еще несколько благоприятных отзывов, и, как ни странно, она начала понемногу продаваться.

Мир продолжал двигаться вперед, и мы вместе с ним. Произошли самые разные вещи: я ушел с работы, мы переехали. И сейчас я был парнем, который написал книгу. Очевидно, это означало, что мне следовало стать парнем, который написал еще одну книгу. Но мне ничего не приходило в голову. И это «ничего» продолжало не приходить с упорством, говорившим о том, что оно и дальше собирается придерживаться выбранной линии и что это его главное умение и жизненное предназначение.

Через пару часов я отправился в спальню, выпил еще пива, но это не очень помогло. Я валялся на диване, погрузившись в беспокойное состояние человека, которому не удалось состряпать из ничего что-то. Я понимал, что должен раскрыть папку с материалами для книги, которые без особого энтузиазма искал в Интернете. А еще я знал, что, если вытяну их на свет и из них на мой стол не вывалится ничего вразумительного, мне придется вернуться в город и купить гвозди подлиннее, чтобы перейти к плану А. Хотя мой ноутбук не сделал мне ничего плохого и я еще не был готов его прикончить.

Я взял из лежавшей на столе пачки не заслуженную мной сигарету, полагавшуюся в случае окончания работы, и отправился на веранду. Я перестал курить в доме через год после того, как мы с Эми поженились. Она сначала терпела, потому что сама курила давным-давно, еще до нашего знакомства, а потом начала пользоваться разными там освежителями воздуха и вскидывала бровь всякий раз, когда я закуривал. Вскидывала слишком настойчиво, хотя вполне деликатно и ради моей же пользы. У меня не было особых возражений против нового порядка. Я курил сколько влезет на работе, и наши гости больше не могли обвинить меня в покушении на убийство путем принуждения к пассивному курению — в общем, жизнь для всех стала проще.