Вадим Россик - Посмотри в лицо смерти Страница 8

Пашка обернулся к Витасу, застёгивая ширинку.

– Видишь, братан, как оно тут? Мы по старинке топим дровами, а газ продаём за границу.

Витас пожал плечами:

– Значит, выгоднее продавать. Впрочем, я не знаю.

Градобык пробасил через плечо:

– Не было бы дров, не было бы у меня работы.

Пашка засмеялся. Своей смешливостью он был очень похож на сестру.

– Ты же ещё в похоронном заведении Гороха трудишься – роешь могилы и даришь прощальные поцелуи. Уж такая-то работа есть всегда. У нас в селе одно старичьё осталось.

– Балбес ты! – пробурчал Градобык. – Старичьё-то как раз самое живучее. Один преставившийся за год – по-твоему, работа? Если бы не дрова – ноги бы протянул с голода.

Пашка насмешливо проговорил:

– Да хорош прибедняться, Серёга. Вон за месяц уже два покойника. Плюс твоя доля у Гороха. Мог бы не ходить оборванцем. Просто ты клинический жлоб.

Градобык ожёг Пашку взглядом.

– А ты не болтай болталом. У стен есть не только уши.

Пашка что-то ответил, но Витас уже не прислушивался. Ему наскучил бестолковый спор деревенских. Типа в нашем селе нет ничего доброго, а в соседнем ещё хуже. Постиндустриальное общество – промышленность-то всю похерили. Он торопливо набрал побольше чурок и понёс их в избу.

Латунный диск солнца взгромоздился над Иремелем, по склону которого Витас поднимался вслед за Олей-маленькой. Угрюмые облака стелились над зазубринами гор, словно острова в океане, сливающиеся с тёмно-серой водой. В лесу было пасмурно, сыро и прохладно, но Оля-маленькая отлично экипировала Витаса для прогулки по окрестностям Тюрлюка – лыжная шапочка, тёплый ватник, резиновые сапоги. Полные достоинства величественные сосны (он никогда не видел таких громадных) что-то нашёптывали, дрожа ветками над головами. Слабо вздыхающий ветерок дурманил чистыми ароматами земли, воды, мха, коры, хвои, грибов. На траве переливались капли росы. Необъятный лес был наполнен мрачной прелестью.

– Правда ведь, здорово? Первозданная природа! – воскликнула Оля-маленькая.

Витас кивнул, тяжело ловя воздух. Путь вверх давался ему не легко. Чем дальше, тем теснее жались друг к другу стволы деревьев. Сосны смыкались за спинами ребят, будто закрывающиеся врата в прошлое. Подлесок из спутанных зарослей дикой малины, крыжовника и куманики становился непроходимым. Колючки цеплялись за одежду, царапали руки. Густые тени укутывали вечным покровом корни деревьев. Покрытые мхом гранитные валуны выпирали из земли, словно кости забытых чудовищ. Уединённые, таинственные места. Лишь иногда солнечные лучи прорывались сквозь завесу ветвей и слепили глаза.

Витас с Олей-маленькой поднялись до половины хребта. Отсюда открылось великолепное зрелище: перед глазами – неровная линия гор, украшенных бахромой лесов на фоне неба, а под ногами – россыпь жалких строений. Прекрасный горний мир природы казался таким отрешённым от суетного мирка людишек, квакающих у студёной ленты внизу. От этой картины сладко щемило сердце и пронзало душу. Истово верующий сказал бы, что такое великолепие мироздания – это торжественный хорал ангелов, славящих Господа, но Витас не был истово верующим, поэтому он высморкался желто-зелёными сгустками и прогундосил:

– У меня стрелка на нуле. Давай, сделаем перекур?

– Давай.

Оля-маленькая присела на поваленный ствол, достала из кармана джинсов сигареты, зажигалку. Витас устроился рядом. Закурили. Здесь, в самой чаще, царила тишина. Ни звука, кроме едва слышного призрачного шелестения, неотделимого от любого леса. Они курили молча – у обоих не находилось желания нарушать гнетущее безмолвие. Вдруг Витас заметил почти неприметную струйку дыма, поднимающуюся из-за деревьев. Тонкая серо-голубая струйка, извиваясь и закручиваясь, таяла в тусклом небе, как будто где-то по соседству великан раскуривал свою великанскую трубку.

– Что это там горит?

– В той стороне бабка одна чудаковатая живёт. Горбатая, как Уральские горы. Пару километров отсюда вдоль горы.

– В такой глухомани? Там, наверное, даже волки какать боятся.

Оля-маленькая неопределенно помахала рукой с сигаретой, сделала пару коротких затяжек. Витас снова спросил:

– Что за бабка?

– Я не знаю имени. В селе её называют Чертовкой.

– Почему Чертовкой?

– Говорят, что она с нечистой силой водится. Не к добру её упоминать.

– Сколько же лет этой бабке?

– Этого никто не знает. Только говорят, она Наполеона с Гитлером путает, а царя Николая со Сталиным. И избушка у неё такая же древняя, как лепёха динозавра.

– Значит, кто-то туда ходит?

– Костя Ядерный с ней дружит.

– А кто такой Костя Ядерный? Местный мастер лаптеплетения?

– Сосед наш. Мы к нему вечером пойдём на посиделки. Помнишь, вчера Оля-большая звала?

– Помню.

– Костя – бывший спортсмен, работал учителем физкультуры в мухачинской школе, а лет пять назад уволился, приехал в Тюрлюк, купил у соседей нашей бабушки их дом с участком и построил на нём своё личное экологическое поселение. Пустил корни. Теперь у него там есть и казахская юрта, и северный чум, и другие постройки, сцена для концертов, и даже туалет «М» и «Ж» с биде и смывом! У Кости собираются художники, поэты, вообще творческие люди. Рисуют картины, пишут стихи, сочиняют музыку, устраивают представления, шьют себе одежду из натуральных материалов, занимаются йогой. Некоторые живут подолгу, некоторые быстро уезжают, но в любом случае всем очень интересно.

– М-да, любопытный мужичок этот ваш Костя Ядерный, – заметил Витас. – Может, пойдём дальше?

Ответ Оли-маленькой заглушил стремительно нарастающий треск. Оглянувшись, ребята дружно завопили от ужаса. На них падала гигантская сосна с пышным эскортом из колючих игл.

***

На полянке, усеянной коричневыми шишками, похожими на одеревеневшие какашки, Толян наткнулся на большую колонию опят. Несколько грибных семеек устроились на пнях, у основания деревьев и даже просто в траве. Достав нож, он принялся аккуратно срезать один гриб за другим и укладывать их в лукошко. Толян и раньше любил побродить по лесу, но после смерти жены он обнаружил, что тихая охота помогает ему забыться лучше, чем водка. Впрочем, водку тоже никто не отменял. Вернее самогонку. Толян гнал её сам под брендом «Слеза комсомолки». Это чтобы позлить тестя-бывшего парторга. Свои первые за день сто пятьдесят граммов Толян уже жахнул. Последние годы пьяница в нём боролся с учителем химии и один не хотел уступать другому.

По лесу прокатился глухой треск. Толян вздрогнул, прислушался. Ему уже не раз доводилось слышать такие звуки. Хотя у сосен долгая жизнь, но и она когда-нибудь кончается и тогда они валятся на землю с тоскливым прощанием. Внезапно сквозь треск пробился короткий человеческий вопль. Помедлив секунду в нерешительности, Толян бросился в ту сторону. Подвернувшийся под ноги пенёк едва не сбил его с ног. Толян выругался и, восстановив равновесие, припустил дальше.

***

Ребятам помог слепой случай. Длинные ветви гигантской сосны, сплетённые в густую сеть с ветвями соседних деревьев, чуть задержали её падение, но Витасу хватило времени сорвать Олю-маленькую с места и швырнуть на землю. Прижав девушку к стволу, на котором они сидели, он закрыл её своим телом, надеясь, что острые сучья не пронзят их насквозь. Им повезло. Крона гигантской сосны рухнула далеко от них. Столб пыли, мелкого лесного мусора и трухи окутал место падения.

Витас действовал совершенно неосознанно, подчиняясь мгновенному решению. Что это было? Инстинкт или воспитание? Кто и когда внушил ему, что мужчины должны защищать женщин? Мать? Воспитательница в детском садике? Школьные учителя? Своего отца Витас не знал. По словам матери, отец уехал в родную Литву ещё до его рождения и пропал. Как бы то ни было, это решение спасло им обоим жизнь. Теперь они лежали так, как давно мечтала Оля-маленькая – бутербродиком.

Оля-маленькая тихонько проговорила:

– Не зря люди говорят, что нельзя ту бабку упоминать. Обязательно случится что-то нехорошее.

Витас сердито выплюнул пыль.

– При чём здесь ваша Бабуся-Ягуся? Просто трухлявому дамокловому мечу вздумалось выбрать именно это место, чтобы упасть.

Оля-маленькая не успела ответить.

– Эй, у вас всё путём? – раздался тревожный голос.

Ребята поспешно поднялись. Витас в смущении, Оля-маленькая с сожалением. Из зарослей вывалился какой-то мужик с лукошком, полным грибов. Худющий, депрессивный, тусклые седеющие волосы, блёклые невыразительные черты лица, сливовый нос в прожилках, горькие складки у рта, старомодные очки в пластмассовой оправе. В довершение образа – перегар. Классика. Мужик словно сошёл с конвейера фабрики по производству деревенщин.

– У вас всё в порядке? – повторил он свой вопрос.