Валерий Смирнов - Тень берсерка Страница 8

— Им нужно выехать на охоту в Косятин. А то, понимаешь, сезон закрывается в феврале, самое время на зайчика сбегать, лицензией на кабана разжиться... Знаешь где?

Афанасьев молча качнул головой.

— Очень хорошо. Для зайца, конечно, им патронов — «четверки» хватит, а кабан — совсем другое дело.

— Верно, командир. Жакан нужен, пуля.

— Картечь надежнее. Да, охота из опасных, надеюсь, оружие будет соответствующим?

— Карабины?

Теперь пришла очередь мне кивать головой, только в явно отрицательном смысле.

— Нарезное оружие — это, конечно, неплохо, только вот беда — карабин для картечи не приспособлен, а что пуля экспертизе поддается — слабое утешение. В общем, мне кажется, для предстоящей охоты в самый раз гладкоствольные ружья. Не двустволки, а «помповики», всякие-разные шестизарядные «Маверики» или, еще лучше, восьмизарядка «Винчестер» с откидным прикладом при пистолетной рукоятке. Есть такие?

— Поищем. В нашем хозяйстве чего только не найдешь, — ухмыльнулся чернобылец.

— Только смотри, чтобы документы были в порядке. Паспорта, охотничьи билеты. Законы надо соблюдать. Сотни патронов на человека хватит даже при активной охоте. Кроме финансовых, вопросы есть?

— Есть, командир. Кому подчиняется группа... ну, в смысле, руководитель охоты положен. Согласно правилам.

— Так коммерческий директор тоже туда собирается. Только позже.

— Ясненько-понятно, — привстал из кресла Челнок, — да... «Этот старый козел требует, чтобы ты поспешил. Так орал, стекла в кабинете дрожали...

— Надеюсь, ты не плюнул в своего непосредственного руководителя, лишь бы он утонул раз и навсегда?

Челнок заржал с такой силой, что теперь уже я стал переживать за состояние стекол в собственном кабинете.

— Нет, командир, — булькающим басом поведал Челнок, — я, как ты учил... Мол, слушаюсь, товарищ генерал! Служу Советскому Союзу! Но учти, он к тебе порывался, в общем...

— В общем, скажи ему, как своими глазами видел проект памятника. А главное, передай, что я клялся, положа руку на «Устав КПСС»: разобьюсь в лепешку, использую все свое влияние и деньги... Кстати, возьми деньги. Да, а генерала заверь: еще немного времени, его мечта сбудется, и на месте бронзового французского жида, основавшего Южноморск, будет стоять памятник великому Ленину! Пусть только Бабенко не отвлекает меня от завершения этого грандиозного проекта.

Афанасьев по своему обыкновению молча качнул головой и с трудом разминулся с Мариной в дверях.

— Где Бойко? — замечаю таким тоном, словно секретарша способна спрятать этого деятеля под юбкой.

— В салоне. Сказал, как только освободится — сразу сюда.

— Наконец-то у меня выискался руководитель, — расплываюсь чуть ли не в дауновской улыбке. — Предупредишь Игоря, еще раз себе подобное позволит — немного поработает на общественных началах.

— Слушай, отчего я должна его воспитывать? — Марина явно дулась за то, что мой отдых вполне может состояться не под ее присмотром.

Нежно погладив две мозоли, украшающие костяшки указательного и среднего пальцев секретарши, я мечтательно протянул:

— Рядом с такой женщиной могу забыть о воспитательном процессе. Мариночка, ты ведь знаешь, какие вопросы в моей компетенции, а какие решает исключительно Сережа. Безопасность фирмы подразумевает и личную дисциплину ее руководителя. По этому поводу поехали в салон. Если я умею строго спросить с себя, значит, имею право воспитывать сотрудника.

— Да, — с долей скептицизма процедила Марина. — Бойко можно перевоспитать. Долларом по заднице. Он тогда со спущенными штанами за тобой будет бегать.

— Пока этого не случилось, иди заводи свою Ауди», — скомандовал я.

В конце концов, директор имеет право проверить, как работает одно из его предприятий. Салон, которым руководит доктор искусствоведения Дюк, считается антикварным. Правда, настоящего антиквариата там не больше, чем случаев здравого смысла в действиях правительства. Естественно, не с его точки зрения. Но как умеет работать Дюк, какие слова узнают от него люди! Вдобавок доктор искусствоведения держится так, словно в свое время Тициан бегал к нему сто раз советоваться, прежде чем начать работу над автопортретом.

На сей раз Дюк распушил свой хвост на всю ширину самомнения, цена которого мне доподлинно известна с точностью до цента. Доктору наук было отчего держаться павлином, умеющим произносить слово «постимпрессионизм». Рядом с великим искусствоведом стояла элегантная дама в строгом черном костюме, распространяя вокруг себя необычайно денежную ауру. Из-за ее плеча на Дюка пристально смотрел мой нерадивый служащий Бойко, а хозяин салона что-то втолковывал даме с таким важным видом, будто он таковым и является.

Мне стало окончательно ясно, отчего Игорь рискнул опоздать на срочный вызов. Женщина, конечно, эффектная. Но не до такой же степени, чтобы терпеливо ждать, пока она сделает покупку, и бросаться вслед за прекрасной незнакомкой, добиваться ее любви вместо того, чтобы ринуться к Дюку лупить свои десять процентов, положенные за хорошего клиента. При условии, конечно, если дама расстегнется в том смысле, о котором явно мечтает Бойко.

Дюк, видимо, тоже не против, чтобы дама расстегнулась перед ним в прямом смысле слова, однако сейчас ему гораздо интереснее охмурять ее ради непреходящих художественных ценностей за наличный расчет. Пусть даже Дюк смотрит на клиентку с такой же нежностью, как жена Бойко на художника Антоновского, лепящего по заказам доктора искусствоведения работы неизвестных художников прошлого века. Что касается оружейных подделок под старину, над этим трудится целая артель кавказских беженцев. Дюк, правда, почему-то иногда честно сообщает клиентам — имеется реплика знаменитой шпаги, но половина из них так хорошо понимает значение слова реплика, что в результате все остаются довольны. И лохи, и Дюк, и мастера — золотые руки. Ну и я, само собой.

Единственное, что насторожило в поведении парочки, раскручивающей сладкую клиентку, так это качество товара. Предлагаемая к продаже картина даже отдаленно не напоминала подделку, вот что удивительно. Неподписной портрет бородатого дяди явно купеческого вида наверняка относится к концу девятнадцатого — началу двадцатого века.

Важный голос Дюка разбил вдребезги мое предположение:

— Все-таки конец восемнадцатого — начало девятнадцатого века, подлинный раритет...

Ну все, сейчас, чтобы клиентка побыстрее созрела, доктор искусствоведения поведает: эта картина пусть неподписная, но уж он-то чувствует руку великого мастера. Судя по манере изображения и технике исполнения — явный Боровиковский, если не Брюллов. Оказалось, по поводу Дюка у меня сложилось явно ошибочное представление. По его весьма убедительным словам, это полотно создал один из художников круга Венецианова.

Заметив мое присутствие, доктор искусствоведения слегка сбавил обороты, а Бойко постарался как можно тщательнее спрятаться за покупательницей.

— О, кстати, — просиял Дюк, будто он действительно обрадовался моему визиту. — Как тебе мое последнее приобретение?

— Ты портрет Бойко имеешь в виду? — с задумчивым видом истинного знатока спросил я, окончательно решив лишить и Дюка, и Игоря тех процентов, которые они, по собственному убеждению, уже заработали на доверчивой даме.

— Позвольте вам дать совет старого коллекционера, — выбираю самую обворожительную улыбку из обширного душевного гардероба. — Вы этот портрет, простите за любопытство, для себя хотите приобрести?

Если бы дама перевела взгляд на хозяина салона, она бы вряд ли не задала ему самый традиционно-дурацкий вопрос насчет самочувствия. У Дюка сделался вид, будто у него одновременно заныли все зубы, вплоть до фарфоровых. Бойко тут же принялся бесцельно шастать по салону с донельзя оголодавшим по истинной культуре выражением на лице, свидетельствующим о его намерении скупить заведение на корню.

— Нет, — буквально ослепила меня встречной улыбкой прекрасная незнакомка. — Мне необходим подарок.

— Было бы глупо думать, что этот подарок предназначается не мужчине, — снова пытаюсь вести себя соответственно обстановке, где среди явно фуфловых декораций под видом произведений искусства иногда попадаются стоящие вещи.

— Да, конечно, — не без кокетства заметила дама.

Я чуть было не вздохнул: что ни говори, женщина всегда остается женщиной. Даже такая деловая, как эта. Явно из редкой породы бизнес-леди, с которыми дело вести куда труднее, чем с бизнесменами мужского пола. На жену или любовницу одного из «новых» близко не похожа: строгий черный костюм куда дороже всех этих разноцветных, будто бы модных тряпок, золотом с головы до ног она не обвешана и французские духи на себя литрами не льет. Такой даме даже приятно помочь.