Алексей Жарков - Избранные. Космохоррор Страница 8

– Нет, приятель, ты ошибаешься. У человека нет свободы воли. Ты думаешь, что любишь женщину. Мечтаешь завести семью, детей. Тебе говорят, что это нормально, что это инстинкт размножения… Но что такое инстинкт? Никто не знает. Никто не может ответить четко и однозначно. А я тебе скажу: что бы это ни было – это НЕ ТВОЙ ВЫБОР. Не твое решение, пойми, приятель!

– Мы сами определяем, что нам нужно, – Акимов свесил голову на грудь. Он не говорил, а бормотал – его клонило в сон, но он еще пытался противостоять. – Аксель. Давай знаешь что… Взорвем к чертям этот бот. Ты ведь принес из шлюпки газовый генератор?.. Взорви его. Просто сними предохранительный клапан… Чиркни… И – бабах! Главное – направь шланг прямо на крепления шлюза… Второй попытки не будет. Слышишь? А эту заразу я сейчас…

Акимов тяжело и медленно, словно выгребая против течения реки, потянулся к верньерам «Лазаря», желая, очевидно, вывернуть их в положение «зеро»… Но рука его упала на полпути, повисла плетью. Пальцы задергались… Все длинное тело Акимова затряслось, словно к нему подвели электрический ток.

Аксель и мертвый Виктор Пайнс полминуты наблюдали за агонией начальника санитарной службы. Аксель – с ужасом и жалостью, Виктор – со странной гримасой, выражающей то ли сочувствие, то ли боль.

Когда все кончилось, Виктор Пайнс – или то, что скрывалось под его личиной – торжественно объявил:

– Старые вирусы живут до последнего своего носителя. В этом и проявляется их зависимость, предопределенность. Но мы… Мы – следующее поколение, новая раса. Мы полностью автономны. Умеем действовать избирательно. Мы и вправду сами решаем, кого подчинять… Кого любить. Что скажешь, приятель?

Приятель. Это слово в устах трупа прозвучало весьма раздражающе. Руки Акселя сами собой сжались в кулаки. Горячая волна ударила из головы в сердце, прошила тело, толкнулась в уши тысячей молотков, пеной зашкворчала во рту, завесила глаза алым…

– Думаешь, меня убедил твой спектакль?! – воскликнул Аксель. – Ерунда! Нет, и не было никакого вируса. Ты просто сумасшедший убийца. Потерявший семью и близких в дурацких разборках по дурацкому поводу. Убийца!

– Все вирусы – убийцы по своей природе. Как и люди… Люди убийцы потому, что мы – убийцы! Они наши слуги, наши носители, плоть от плоти нашей. Я только что на твоих глазах убил твоих друзей… Акимова убил я! Его убил вирус!

– Врешь! Не было никакого вируса! Акимова убил трупный яд. Продукты распада твоего мерзкого гнилого тела. Он слишком близко находился к тебе и, должно быть, надышался отравы. Ведь ты брыжжешь гнильем во все стороны! Тебя надо было отключить и швырнуть в морозилку сразу же, как только…

– Нет!!! Не смей! Ты сейчас сдохнешь… Я сделаю… Я сейчас…

– Плевать. Плевать мне на тебя, – сказал Аксель. Он перестал орать и посмотрел на мертвеца с жалостью. – Плевать на вирусы, на твои идеи, на все, что ты тут рассказал и сделал. Плевать на этот корабль, на тех кретинов, которым загорелось доставить на землю эту развалюху. Да. И на эту станцию мне тоже наплевать.

Прощай.

– Что ты задумал?! Нельзя! Погибнут люди. И ты тоже. Слышишь?! Ты ведь не сможешь отсидеться за углом… Придется быть рядом, чтобы взрыв получился! А

это огромный риск!

– Пле-вать. Мне плевать!

Аксель пнул ногой «Лазаря-17», не обращая внимания на вопли Виктора Пайнса, и ушел к шлюзу.

Он был предельно сосредоточен и внимателен, подготавливая взрыв так, как и советовал ему Акимов. «Второго шанса не будет, приятель,» – подбадривал он сам себя.

Ему удалось сделать все правильно.

Вспышка сработала мгновенно: Аксель даже не уловил глазом тот момент, когда языки горящего метана развернулись в сторону шлюзового люка, с ревом сглотнули весь кислород и пропали, слизнув горючий материал с внутренней обшивки и вышибив массивный металлический люк, как пробку из бутылки.

Все! Джинн вырвался на свободу. Конструкции корабля лопнули, не выдержав давления. Один громкий хлопок, от которого у Акселя заложило уши, и огонь стянулся в точку, словно скрылся в другом измерении.

Акселя вынесло через дыру в обшивке – прямо в открытый космос. И потащило по внутренней орбите надземной станции «Европа-3», по снижающейся спирали. В костюме спецзащиты с запасными кислородными блоками и газовым пистолетом у Акселя было достаточно шансов, чтобы добраться до платформы лифта – туда, где развлекались, кувыркаясь в невесомости, туристы.

«Не знаю, что правит любовью – химия организма или что-то другое. Мне плевать», – думал Аксель, разглядывая беспорядочно скачущие над головой звезды.

Разрывая стапели десятого пирса и стены станции, мимо Акселя и вместе с ним летели металлические детали корабля и приборов; высохший, как мумия, Акимов; разделанная роботами на куски Джемма; искореженные взрывом роботы – искристыми осколками, взвихриваясь и слипаясь в сверкающий ком, они неслись вперед. И вместе с ними – окоченевший труп Виктора Пайнса с последней ухмылкой на лице.

«Я обещал Линде вернуться. И я возвращаюсь».

Ость

Александр Дедов

Ветер изменил направление. Дым заводских труб тягучим потоком уходил на северо-запад. Прежде этого не случалось: тёплый воздушный поток всегда огибал планету по кругу – с востока на запад. Он зарождался на раскалённой дневной стороне планеты, остывал на зимнем полюсе, возвращаясь в пекло горячим дождём.

Артур Коскинен никогда не покидал Негев. Его родная планета обращалась вокруг тусклой и холодной звезды. Агасфер – красный карлик, уступал в размерах Солнцу добрых три четверти.

Негев повезло оказаться в зоне обитаемости: достаточно близко для сохранения жидкой воды, но достаточно далеко, чтобы не превратить всю поверхность в преисподнюю. Приливная сила звезды не давала Негев вращаться вокруг своей оси. Дневная сторона раскалена, даже вечные дожди не способны побороть жару, температура выше девяноста градусов по Цельсию. Безжизненная бурлящая пустошь, усыпанная гейзерами и вулканами. Зимний полюс навсегда закован в лёд, почти сто градусов ниже нуля и всегда ночь.

Лишь сумеречная зона, опоясывающая планету кольцом, пригодна для жизни. Вечное утро посреди бесконечной весны.

Колонизаторы прибыли сюда полтора столетия назад. Люди полюбили новый неприветливый мир: мать Земля охвачена бесконечными войнами, но здесь, вдалеке от Солнечной системы, всё обещало покой.

Батарея зарядилась лишь на сорок процентов. Артур проклинал себя за неосмотрительность: припарковал электромобиль в тени жилого дома. Весь корпус машины представлял собой одну сплошную солнечную панель – практичное решение для мира, где солнце никогда не заходит за горизонт.

– Твою мать, – Артур выругался в голос. – Нет, подруга, сегодня на работу ты меня не довезёшь!

Пришлось проехать до ближайшей станции метро и оставить машину на парковке.

Немногочисленный люд вразвалочку спускался под землю. Полупустой эскалатор мерно гудел и тихонько потрескивал, белый хирургический свет энергосберегающих ламп бил в глаза, Артур зажмурился. Прямо посреди станции, совершенно никого не стесняясь, разложил свой товар один из вездесущих кхеттов: при искусственном освещении его пластичное тело отливало тёмно-зелёным. Похожий на пучок толстых лиан, негевианский абориген смотрел во все стороны своими многочисленными глазами, сотни красноватых огоньков то и дело выплывали из-под шевелящихся сочленений. Кхетты имели свои представления о красоте: некоторые из щупалец-лиан продавца украшали ленты из мусорных мешков, разноцветные банты из пивных этикеток, бусы из проволочных шариков, медальоны из алюминиевых банок. Этот ксеномент походил на ожившую помойку. Его глаза, бегающие под хаосом щупалец, остановились и все разом уставились на Артура.

Щёлк. Пум. Шух. – кхетты не владели речью. Между собой они общались ароматными облачками спор. За полтора столетия сожительства с людьми эти полуразумные существа изобрели уникальный язык, построенный по принципу азбуки Морзе. Чтобы поговорить с человеком, кхетт бил, стучал и тёр друг о друга многочисленными щупальцами. Ксеноменты использовали весь арсенал звуков, что могли издать их длинные и гибкие тела.

– Человек. Я. Тебя. Помнить. Ты. Покупать. Табак. Нужен. Ещё? – щёлкал и стучал кхетт.

– Нет, я стараюсь бросить курить. Что ещё предложишь?

– Гриб. Человек. Ест. Человек. Хорошо. Спит. Нужен?

– А, «сонный бульон». Давно его продаже не видел.

– Кхетт. Собрали. Себе. Все. Это. Новый. Урожай. Будешь. Покупать?

– Сколько?

– Соль. Два. Спичечный. Коробок. Один. Мешок. Покупаешь?

– Покупаю! Давно не спал как следует. Держи.

Кхетт что-то щёлкнул напоследок и достал из плетёного ротангового короба мешочек вощёной бумаги. Внутри лежала пригоршня сушёных грибов, нарезанных аккуратными кубиками.