Тодд Лерой - Жаклин Врана Страница 8

– А фамилия какого происхождения?

– Чешского. И хотя это вас не касается, была зачата в Праге. Информация не конфиденциальна, поэтому могу добавить, что дед по стороне отца – норвежец, а по стороне матери – исландец.

– У вас полная сборная солянка в крови.

– В крови у меня эритроциты, а кофе у вас отвратительный. Но это к слову. А теперь к вопросам. Первый, это вы позвонили в отдел? Можете не отвечать. Сама знаю, что вы.

– Хотя могла бы и моя соседка, – ехидно выдавила миссис Якобсон.

– Могла бы. А еще могла бы предложить мне кофе. Но в первом случае она владельца квартиры в глаза не видела, а во втором, у нее нет кофемашины. Откровенно говоря, ей даже детей кормить нечем. Как хорошо вы знали подозреваемого?

– Я знаю, что он был большим лентяем. Мало работал и много развлекался. Настолько ленив, что даже семьи не успел к своим сорока с лишним завести. Эта квартира досталась ему от матери.

– Она жива?

– Сомневаюсь. В последний раз я видела ее пятнадцать лет назад, и уже тогда она была старше, чем я сейчас. Может, вы неохотно поверите, но мне уже шестьдесят.

– Почему же не поверю? – простодушно удивилась Жаклин. – Весьма охотно. Я думала и того больше. Значит, в данный момент ей должно быть около восьмидесяти.

– Я не сказала, насколько больше. На тот момент ей было за семьдесят. Нет ее сейчас в живых. Люди столько не живут.

– Почему же? В Швеции довольно приличная продолжительность жизни.

– Но не до ста же лет! – возмутилась миссис Якобсон.

– Кто знает?

– Я знаю, – поджала губы старуха. – Никому не хочется жить так долго.

– С этим я согласна. Особенно если позаботиться о тебе некому.

– О ней этот эгоист не заботился. Не то, что мой милый Влади.

– Сын часто вас навещает?

– Не так, чтобы часто… Зато он много чего здесь купил, – поспешила добавить она. – Да – да, вот это все – то, на чем вы сидите, из чего и что пьете – привозит он.

– Значит, забота для вас определяется материальными подарками.

– А для вас нет? – натянула улыбку старуха, скрывая дрожь в голосе.

– А для меня все равно, – равнодушно призналась Жаклин. – Вы уверены, что подозреваемый и вам бывший сосед по совместительству, мертв?

– То есть? – осипла старуха.

– То есть вы не видели его на ногах после смерти.

– Чьей смерти?

– Его, ну не вашей же.

– Конечно, не видела, – приподнялась на кресле старуха. – И почему вы, собственно, называете его подозреваемым?

– Потому что этот человек, вероятно, поджарил электричеством одну из своих знакомых.

– Он кого-то убил? – упала челюсть миссис Якобсон.

– Вы не замечали его в компании с женщиной?

– Разумеется, нет! Вряд ли он мог потратиться на что-то кроме бутылки пива. А уж на кого-либо еще… Нет, прекрасное ему было чуждо. Иногда он снимал каких-то дешевых проституток, но только по праздникам. Он мало работал и как следствие мало зарабатывал.

– Действительно дешевых или это какое-то очередное фигуральное выражение? – аккуратно задела свой больной вопрос Жаклин.

– Самых дешевых! Страшных как… Даже моя жизнь не настолько страшна.

– А никто из них не мог, скажем, внезапно разбогатеть?

– Сомневаюсь, что одна из них нашла иной способ заработка.

– Ни с кем из них у него конфликтов не было? Вы не слышали криков из его квартиры? Бьющейся посуды?

– Ему даже скандалить было в тягость, а вы говорите о спланированном убийстве! Все, что он хотел от жизни – так это умереть и спать спокойно. Я, кстати, была на его похоронах. Кроме меня никого на них не было. Приставной судья и какой-то тип, крадущий права на его квартиру. Какой-то государственный чиновник. Ни одного родственника или близкого. Думаю, на его могиле цветов нет совсем, а единственный букет, который, кстати говоря, мой, уже давно завял. Печально, когда никто о тебе не вспоминает после смерти. Печально и страшно. Будто и не жил вовсе.

– Будто и не жил вовсе, – заворожено повторила Жаклин. – Да, досадно.

Взгляд ее оставался стеклянным, когда она покидала квартиру старухи. Она представила себя на месте мужчины. Себя, на одиноком кладбище с единственно загнившим букетом цветов от какой-то незнакомой соседки, такой же одинокой и брошенной. В компании с червями, медленно пожирающими ее плоть. Такая готика ей по вкусу не пришлась, и она подумала написать завещание, в котором просила себя кремировать. На случай внезапной смерти от пули преступника.

Жаклин бросила пустой взгляд на болтливый навигатор и заткнула механическую женщину. Солнце еще не собиралось вставать, и панорама переливалась ее любимым и умиротворяющим голубым. Она свернула в узкий двор по украшенным звездными шарами улочкам. Ей пришлось сложить боковые зеркала внедорожника, чтобы не оставить их на снегу. Она проезжала мимо развилок с привязанными к фонарям велосипедами и подумала о том, что неплохо бы и ей приобрести это приятное средство передвижения. Везде проходимое и не замирающее в пробках. Особенно ей нравились на фоне призрачно – синего марева ярко – желтые дома. Они напоминали ее пальто. В сущности, саму Жаклин. Они будто говорили, что здесь ее настоящий дом. Будто звали ее. Она и сама знала, что именно этой стране, этому городу принадлежит ее сердце.

Вскоре показались вязы Лесного кладбища. Время от времени Жаклин навещала здесь того, кто помог ей подняться и устроиться в теперь уже своей стране. Офицер полиции Отто Нильс. Человек, который подарил ей крышу над головой, место в обществе и, в конце концов, жизнь. Именно он нашел ее в лесу, замерзшей и потерянной, после того, как та оставила дом, купила билет на ближайший рейс и побрела, куда несли ноги. Отто устроил ее в контору. Первое время она жила у него. Только ему могла довериться по-настоящему и только с ним умела смеяться. Теперь, после его давней смерти, все эти воспоминания превратились в потертую пленку с погоревшими кадрами.

У самого офицера Нильса семьи не было. Он не любил об этом рассказывать, но с девочкой поделился в обмен на ее откровенность. Жена и маленький сын погибли в автокатастрофе. В машине, которую он вел. Он задавался вопросом, почему не ушел вместе с ними, почему оставлен страдать в одиночестве, тянуть бесконечную ленту. Жаклин ответила на его вопрос наглядным примером. Для того чтобы спасти ее. И кто бы знал, сколько бы девочке удалось продержаться и чего добиться без его поддержки.

Она не любила отца. Можно сказать, презирала. А к матери, что еще хуже, вообще ничего не испытывала, потому что сильно от нее отдалилась и потому что та держала ее на вытянутой руке слишком долгое время, для того чтобы обрушить на нее удушливую опеку, какой окружала сестру все годы отсутствия Жаклин. Отто заменил ей обоих родителей, всю семью. А когда его не стало, окончательно определилась с профессией и окончательно разучилась чувствовать необходимость в людях. Несмотря на то, что ее семья еще существовала, смерть лишь одного человека – а для ее сознания всех родственников – отрезала девочку от остальных и поселила на материк под названием Одиночество. Когда-то она делила его с таким же потерянным, но теперь училась справляться своими силами. Она хотела спасать, оберегать и справедливо наказывать, но скорее из долга и мести, а не от большой любви к человечеству.

Она почитала это кладбище. Его заснеженные просторы, пышные кроны вяза как в саванне, цепь свечек в знак памяти об усопших. Машину она оставила у входа, в конце липовой аллеи, а путь продолжила по сугробам пешком. Нарушать тишину неромантичным звуком мотора она не хотела, да и не позволялась. Долгие пешие прогулки, особенно на подъеме по лестнице, обычно ее утомляли, но не в этом случае. Она знала, какая красота ее ждала в конце. На последней ступени ее ожидали Уве с Локом.

– Опросила старуху? – бросил мужчина, разворачиваясь к тропе.

– Да, ничего особенного. А это кому? – заметила букет в его руке Жаклин.

– Для Отто. Подумал, что ты, как всегда, забудешь, а ему внимание приятно.

– Вот кто меняет ему цветы, когда забываю я, – догадалась девушка.

Уве был одним из лучших друзей Нильса и по совместительству его коллегой и младшим помощником. Он был свидетелем убийства мужчины и понимал, каким ударом обернется эта потеря для девочки, поэтому опеку о ней после его смерти принял на себя.

– Всегда найдется тот, кто принесет цветы ему на могилу, – опустила голову она.

– Хорошему человеку не жалко всех полей мира, – согласился Уве.

Лок появился в отделе только пару лет назад, когда оканчивал институт на первой стажировке, поэтому о ком идет речь понимал смутно.

– Мы уже опросили рабочих, – вступил в разговор он, чувствуя неловкость. – Наш подозреваемый покоится по левой стороне от часовни. В нескольких метрах и около пятнадцати по глубине в лес.