Ты никогда не исчезнешь - Мишель Бюсси Страница 8

Вторая стадия:

Детская душа

Следующий возраст души, Мадди, — тот, когда понимаешь, что живешь не только для себя. Надо считаться с другими людьми. Душа должна научиться преодолевать свои влечения или, по крайней мере, их контролировать, научиться хитрить, играть, плутовать, обольщать, любить.

II На новом месте Добро пожаловать в Мюроль 5

Я распахнула ставни. Из окна моего кабинета были видны горы Пюи, замок Мюроль на ближайшем холме и вершина Санси на горизонте. Солнце ворвалось в комнату, едва я открыла ставни, будто и его манила прохлада старого камня.

Вот уж не думала, что меня здесь такое ждет.

Полгода до переезда в Овернь я готовилась к пасмурным дням, низкому небу, заснеженным дорогам, мок­рым водосточным желобам, холодным каменным стенам и дыму над крышами, к безлюдным улицам, к шарфам и шапкам, к тому, что все сидят по домам... Но с самого моего приезда все было наоборот.

Овернцы не припомнят такой мягкой зимы. Пятна­дцать градусов в середине февраля. На солнечных склонах вулканов — больше двадцати пяти. Разве что под утро лобовые стекла машин подмерзали.

Мой врачебный кабинет расположен в самом центре Мюроля, в двух шагах от моста из лавового камня, перекинутого через Куз-Шамбон. Здесь потише, чем на улице Гамбетта в Сен-Жан-де-Люз, но это не город-призрак. За окном слонялись неприкаянные лыжники, стройными рядами шагали любители пеших прогулок, дети, разбегаясь после уроков, своими криками будили разомлевших на солнце старушек и дремавших за кружевными занавесками котов.

Я жила в Мюроле уже три недели и ни разу не пожалела о том, что перебралась сюда. Они три года ждали врача! Меня встретили так, будто я вернулась из Америки с золотыми слитками и раздавала их направо и налево. В моем кабинете перебывали все: мэр, школьная учительница, водопроводчик, мясник, сторож маленького музея. И все меня заверяли, что здесь круглый год полно народу; все меня хвалили, видя, что я готова, не скупясь, тратить на них время; все предлагали помощь, и я не стеснялась просить о ней. Здесь, если соглашаешься открыть свою дверь или стучишься к другим, недолго остаешься в одиночестве.

Спасибо, друзья, но я не одинока. Включив компьютер, я проверила, кто записан на сегодня. Теперь всё делается через интернет, даже в овернской глуши можно обойтись без секретарши. Рассеянно прокрутила список пациентов, щурясь от солнца, которое било прямо в монитор.

И вдруг...

Я старалась дышать спокойно, но давалось это с трудом.

Я знала, что время будет работать на меня. На десять километров в округе нет другого врача. Надо было только терпеливо ждать, пока он ко мне придет. Все, что я делала в последние полгода, — покинула Нормандию, пересекла всю Францию, поселилась здесь, открыла свой кабинет — я делала только ради того, чтобы эта встреча состоялась. И все же вздрогнула от неожиданности.

Мелани Пела, 9:00

Жерар Фрес, 9:15

Иветт Мори, 9:30

Том Фонтен, 9:45 * * *

— Прошу вас, мадам.

9:55. Продуманное опоздание — чтобы не казалось, будто я торопилась сплавить других пациентов. Всего десять минут, которые так трудно было вытерпеть.

— Входите.

Амандина Фонтен положила свой журнал о здоровом образе жизни на столик в приемной, встала и вместе с Томом вошла в кабинет.

Я закрыла за ними дверь. Мы остались втроем. Ко­гда Том оказался рядом, мне захотелось потрепать его по волосам, положить руку на плечо, погладить по щеке. Я не видела его с июня прошлого года. Потертые джинсы и растянутый свитер из некрашеной шерсти были ему велики, плохо сидели — ничего общего с тем, как одевался Эстебан, и все же Том стал еще больше похож на него.

Я была готова. Я сотню раз мысленно репетировала эту встречу. Нельзя было поддаться волнению.

Нас разделял письменный стол. Том покосился на вазочку с конфетами — награда для маленьких пациентов, которые держались храбро. Я сразу обратилась к нему, будто Амандины здесь и не было. Это даже не стратегия, я всегда так поступала с детьми. Пусть они своими словами опишут мне симптомы своих болезней, пока не вмешались родители.

— Ну, малыш, на что жалуешься?

Том удивленно посмотрел на меня большими голубыми глазами — он не ждал, что я заговорю с ним.

Этот взгляд, господи, этот взгляд...

И тотчас встряла Амандина.

— Ни на что, — заявила она, — он уже выздоровел. Том пропустил три дня, сильно кашлял, не мог ходить в школу. Знаете — горло воспаленное, сопли, сморкаться толком не умеет, в общем, вы себе представляете. Но теперь все прошло.

Зачем тогда вести ребенка к врачу, если он здоров? Но я не успела задать вопрос, Амандина меня опередила:

— Мне нужна только справка. Для школы. Или они мне такой цирк устроят из-за этих пропущенных дней. А сегодня последний день перед зимними каникулами.

Амандина как-то очень уж напряженно на меня смотрела. Я прикрылась профессиональной улыбкой. Мог­ла ли она меня узнать? Перед самым переездом в Мю-роль я постриглась. Как всегда во время приема пациентов, на мне были очки, она меня никогда в очках не видела. С чего бы ей пришло в голову, что новый врач — та самая женщина, которая полгода назад мелькала перед ней на пляже в Сен-Жан-де-Люз, тем более что сама Амандина тогда, как правило, была погружена в свои журналы.

— Я вам прямо скажу, — продолжила Амандина, — я не очень, как бы это сказать, в ладах с медициной, лекарствами, лабораториями, вакцинами и всяким таким. Я предпочитаю лечить Тома сама. Понимаете, что я имею в виду? Профилактика, здравый смысл, природные средства.

Какое облегчение — ее недоверие относилось не ко мне, а к медицинской системе в целом. У молодых мам такое встречалось все чаще и чаще, я привыкла. Самолечение. Две-три книги по специальности, сайт в интернете, несколько форумов — и им кажется, будто за плечами три года интернатуры.

— Что ж, вы, по крайней мере, говорите напрямик.

Амандина улыбнулась мне в ответ: все в порядке, сейчас она получит свою бумажку, встанет и уйдет.

— Но и я скажу напрямик...

Улыбка на ее лице тотчас погасла. Том по-прежнему глаз не сводил с конфет.

— Я не могу выдать вам справку, не осмотрев вашего сына. Простите, но это невозможно.

Я постаралась найти верную пропорцию любезности и твердости. Амандина насупилась. Способна ли она взять Тома за руку и увести? Я решила снова обратиться прямо к нему:

— Я не сделаю тебе больно, малыш, просто осмотрю.

И направилась к мальчику, показывая тем самым, что обсуждать здесь больше нечего. Амандине явно не хотелось меня к нему подпускать. Материнский инстинкт или ей было что скрывать? Я чувствовала, что она не позволит