Пётр Кожевников - Год людоеда. Игры олигархов Страница 9

Ваня вышел в коридор, нашел дверь в уборную, вошел и, вместо того чтобы помочиться, стал лихорадочно трясти свой член. Отметив успех, он быстро заправился, кажется, застегнулся и вернулся к своей любимой.

— Тебе эта игра, наверное, не очень интересна? — каким-то образом догадалась майор милиции.

— Да нет, почему? Мы тоже раньше играли: из одного слова много писали или вот так в квадрат вписывали… — Ваня изобразил пальцами направление письма, стараясь не смотреть женщине в глаза. Он думал, что, если Софья поймет его взгляд как приглашение в постель, а он ничего не сможет, тогда она обидится и все выйдет очень некрасиво. Но он ведь столько раз проделывал с ней это в своем уме, считая, правда, в эти минуты себя плохим и недостойным этой порядочной женщины, — так неужели у него не получится хотя бы один раз на самом деле?

— А ты не хочешь спать? — спросила вдруг хозяйка. — Ты, наверное, не высыпаешься. Давай-ка я тебя уложу.

— А вы? — неожиданно для себя выпалил Ремнев, тотчас задумавшись над смыслом своего дерзкого вопроса.

— Да, я, наверное, тоже прилягу. Завтра на работу. Хочешь еще вина? — Женщина, не дожидаясь ответа, наполнила бокалы. — Это простой кагор, и если с ним ничего не делать, то пить невозможно. А я освящаю его у отца Серафима, и вкус появляется совершенно особый. Ты не заметил?

— Да. — Гость кивнул. — Он вкусный.

Они выпили. Ваня почувствовал, что совершит сейчас что-нибудь необычайное. Он встал на колени и прижался губами к Сониной руке. Женщина позволила ему это и стала гладить его по голове и лицу и повторять: «Милый мой мальчик, милый…» Она наклонилась к его лицу и коснулась губами его губ. Еще раз коснулась, но не раскрывала их, как при поцелуях в кино, а только немного терлась и надавливала. «Наверное, она предлагает мне самому решить, раскрывать рот для поцелуя или нет», — подумал Ремнев и начал разводить крупные губы. Она почувствовала его движение и первой раскрыла теплый рот…

Сегодня Ваня с трудом поднялся к Софье на этаж: честно говоря, первое, о чем он мечтал, — поспать, второе — поесть, а потом уже все остальное. Действительно, о чем можно мечтать, когда тебя чуть не убили, а сам ты натерпелся за пару дней таких кошмаров, которые кому-то и за всю жизнь не выпадут! Один этот Лазарь Кириллович чего стоит! Сейчас, бултыхаясь в ванне, Ремнев больше всего боялся заснуть и опозориться перед своей любимой. А она помыла ему голову, со смехом стянула штаны, бросила их в стиральную машину, посадила его, потерла мочалкой плечи, спину, потом сказала: «Не буду тебя смущать, домывайся» — и вышла из ванной. Он домылся, зевая, надел оставленный для него красно-зеленый халат и высунулся в коридор. Софья, наверное, была в комнате.

Ваня вышел из ванной и пошел искать женщину. На ходу он зевал, и казалось, сейчас упадет и заснет на месте или уже спит, неуверенно двигаясь по квартире. Морошкина действительно оказалась в комнате. Она заканчивала стелить постель, а на столе все было накрыто для ужина.

— Вот какой у нас красивый мальчик! — с гордостью отметила появление Ремнева хозяйка.

Лицо юноши стало вдруг дергаться, он закрыл его руками, и Софья услышала его громкие рыдания. Она быстро подошла к нему, обняла и повела к дивану.

— Что ты, милый? Что случилось? — Женщина гладила влажные волнистые волосы своего расстроенного гостя и его мокрые от слез руки, словно приросшие к скрытому от нее лицу. — Все уже прошло. Никто тебе больше ничего не сделает. Страшно было, да?

— Да. — Ваня ответил срывающимся голосом. — Очень. Никогда так не было. Они любого могут убить. Я понял.

— Ну вот и все. И забудь. Не сразу, а потом забудешь. — Морошкина все-таки оторвала Ванины руки от его судорожно трясущегося лица, посмотрела в его заплаканные глаза и стала их нежно целовать. Она аккуратно сняла с него халат и накрыла его напряженные плечи одеялом. — Ты меня подождешь минутку? Я только в ванной порядок наведу и вернусь. Посиди пока, остынь после купания.

Ваня послушно остался на своем месте, проводил взглядом Софью, потер глаза, оглядел комнату и, потянувшись, прилег.

Когда Соня вернулась в комнату, ее гость лежал на животе, раскинув по дивану длинные руки. Морошкина подумала, что он, может быть, смущен и притворился спящим, чтобы отдать женщине всю активность в их интимной встрече. Они так давно не были вместе, что Ваня, наверное, не очень в себе уверен и думает, что Софья сможет сама начать ласки, а он пока будет лежать себе и выжидать момент, когда будет удобней проснуться.

Очень тихо зазвонил телефон, вернее, издал звук, напоминающий осторожное постукивание пальцами. «Отчего так тихо? — удивилась Морошкина, но тут же спохватилась: — Я же сама убавила громкость до минимума, когда готовила постель».

— Але, — шепотом произнесла Софья.

— Морошка, ты извини, что я так поздно. У тебя все в порядке? — раздался участливый голос Весового.

— Да, все более-менее, спасибо; вчера была у Паши, — скоро, наверное, на выписку. Слава Богу, что ему ничего не задело! — Женщина подумала и добавила: — Хорошо, что тогда оказался рядом.

— Да я-то что, Соня? Я-то как раз и недосмотрел, не спрогнозировал все варианты! — Стас, как всегда, очень громко говорил, и Морошкина закрыла ухо прядью волос и уже потом приложила трубку. — Были бы у нас спецсредства, этого бы скорее всего не произошло!

— Ну зачем так себя винить? Я, извини меня, сама все-таки майор милиции и прекрасно понимаю, что тогда ты сделал все, что мог. — Соня услышала, как во сне застонал ее юный гость, и тревожно посмотрела в его сторону, но он лишь перевернулся на спину и сбросил с себя одеяло. «Обнаженный подросток в постели майора милиции! Соня, ты сошла с ума!» — Стасик, ты мне лучше скажи, как там у вас на заводе? Я тут уже по телевизору насмотрелась на последствия войны между группировками, как это пока называют журналисты. А что на самом деле? Много стреляют?

— Да ты знаешь, уже отстреляли. Нас-то сюда десантировали для помощи милиции, а сами бы и не полезли: Плещей обычно в политику не лезет. А это все, на мой взгляд, игры олигархов, очередной виток переделки того, что они называют «обломки социализма». Извини, я тебе, кажется, уже говорил, что меня сегодня вечером пригласили выступить в клубе «Вечная мерзлота». Все это состоится. Так что, если сможешь, приходи. Ладно? И воспитанника своего бери, пусть посмотрит. — Весового вдруг стало плохо слышно, очевидно, он закрыл трубку, а сам начал с кем-то переругиваться, потому что до Морошкиной доносились только неясные звуки. — Сонь, ты извини, я тебе потом перезвоню. Я сейчас уже освобождаюсь. А вообще, нам с тобой очень надо поговорить. Вдвоем. Но это только после разговора с другими людьми. Я никогда бы не подумал, что всех нас так закрутит. Пока! До связи!

— До связи, Стасик! Береги себя! — Морошкина положила трубку. — Спаси нас и сохрани Господь! Прости, Господи, меня грешную!

Женщина подошла к дивану и села на его край, стараясь не потревожить своего «трудного» подростка, если он действительно успел так крепко уснуть. Она стала внимательно рассматривать представленные ее взору части тела, на котором, словно в подробном жизнеописании, запечатлелись все беды и невзгоды Ивана Ремнева. Магнитола, которую Паша обычно брал с собой на работу, озвучивала сцену одним из последних весенних хитов:

Не гаси сегодня свет,Шторы занавесив,Не сказав ни «да», ни «нет», —Это ведь нечестно!Ждал я долго и терпел,Больше силы нету.От тоски я зол и смелИ хочу ответа.Не гаси сегодня свет, —Я приду под окна.Полосой мне дай ответСвета через стекла.

Ваня, словно повинуясь мыслям ласкающей его своими глазами женщины, с жалобным стоном перевернулся на спину. «Он такой хитрец, или ему что-то такое приснилось?» — подумала Софья и поняла, что она себя больше не контролирует…

Глава 6. На златом крыльце…

Простившись с Офелией у дверей черного хода, Еремей ощутил серьезное желание курить. Он похлопал по карманам камуфляжа, который, конечно, ничем не мог его утешить, вспомнил про сегодняшний бой и подумал, что нужно заставить себя воздержаться. Вообще-то он уже не раз бросал курить, но через неделю-другую, а то и целый месяц начинал вновь, причем с еще большей страстью. Иногда становилось стыдно своего безволия, но молодому человеку казалось, что при настоящей необходимости он заставит себя отказаться от никотина мгновенно. Даже не заставит, а просто прекратит это вредное баловство. Раз — и все! Как отрезал. На всю жизнь.

«Это все из-за нервов, — оправдывал себя Уздечкин. — Живу тут без всякой поддержки, что случись, даже никто из родных не узнает! Говорят, в нашей конторе уже не один пацан на сто первый откомандирован, а трудкнижки их до сих пор в отделе кадров пылятся, и никто ни гу-гу. Шито-крыто!»