Михаил Зайцев - Час ворона Страница 9

Вокруг нас, пленников, топтали траву девять милицейских бойцов, я сосчитал. Трое служивых вышли прогуляться просто так, без оружия, остальные шестеро, вооруженные короткоствольными автоматами, зорко приглядывали за мной и моими товарищами по несчастью. Плюс к этим девяти не пожелали покинуть автобус еще человека три и шофер.

Я недоумевал, почему вместо ментовского обезьянника нас привезли в лес, но задавать вопросы, а тем более качать права поостерегся. Никто ничего не ответит, ежу понятно. В лучшем случае в ответ получишь сапогом в живот, в худшем – ударят чуть пониже. Мелькнула и тут же была забыта мыслишка-версия, что вокруг не настоящие менты, а переодетые в омоновцев бандиты. Нет, нас арестовали самые настоящие мусора подмосковного розлива, без вариантов. Отечественных ментов, когда они в куче, трудно спутать с представителями иных социальных прослоек, как невозможно спутать собаку с кошкой.

Близость леса и неопределенность положения спровоцировали мысли о побеге. Идиотские, безумные мысли, но ведь и ситуация идиотская! Хотел я этого или нет, в памяти всплывали кинокадры старых советских кинофильмов про партизан, расстрелянных в лесу, и современные видеосъемки «прогрессивных» тележурналистов про милицейский беспредел. Объективно побег был невозможен – на руках пленников стальные браслеты, в руках у конвоиров скорострельное оружие, однако запретить всклокоченному разуму мечтать я не мог. Вот если бы да кабы не было наручников и мусорки решили, как злодеи в индийском кино, забить невольников голыми руками и обутыми ногами, вот тогда бы я себя показал, тогда бы я выложился, тогда бы мы пободались. А учитывая, что я не одинок, учитывая, что рядом двое старых дружков, черт его знает, может, и одолели бы мы, униженные и оскорбленные, надменного противника при раскладе трое против тринадцати. В конце восьмидесятых, на пике спортивной формы, я, было дело, схлестнулся в принципиальном спарринге с четырьмя каратистами с черными поясами. Мне, помнится, здорово перепало, заработал трещину в ребре, шрам за ухом, лишился зуба и месяц без стона не мог наступать на левую ногу. Однако же каратистов (очень нехилых, заметим в скобках, каратистов) я разделал подчистую. Да, из спортивного зала я практически полз в раздевалку после того памятного боя в полный контакт. Я полз, а каратистов выносили. Сегодня я, конечно же, далек от пика совершенства спортивной формы, но и ребята омоновцы пожиже будут тех, былых, черных поясов.

Короче, имей я свободные руки и не имей менты оружия, я бы мог поднатужиться и взять на себя четверых омоновцев. Мне бы, само собой, крепко досталось, но я бы потом смог уползти в лес, а они вряд ли. Еще четверых мог уложить Захар. Какой ценой – особый вопрос, однако Захар бы сдюжил. Бывалоча, Захар и Толика делал в спортивном поединке, а уж Толик с его слоновьей массой и фантастической нечувствительностью к боли вполне способен расшвырять оставшихся пятерых мусорков и остаться на ногах. В восьмидесятых Толик умел держать любой удар, случалось, об его бочкообразный корпус ученики отшибали кулаки и выбивали пальцы. В восьмидесятые Анатолия можно было победить в схватке исключительно «поймав на залом»... Как раз «на залом», наверное, и поймали его омоновцы, когда «новый русский» Толик выходил из номера люкс в буфет... А может быть, вовсе и не «на залом» они его поймали? Может быть, менты поймали большое тело Анатолия Иванова «на мушку» короткоствольных автоматов, и он сам покорно дал сковать свои толстые запястья наручниками за спиной?.. Как и я, чуть позже, как и Захар...

По-настоящему широко боевые искусства Востока перешагнули через стены буддийских монастырей и растворились в народных массах в тот исторический период, когда на смену тренированному кулаку, мечу и алебарде пришли револьвер, винтовка и пулемет. Секреты мордобоя голыми руками, а заодно и искусство фехтования мгновенно упали в цене. Пулям безразлично, сколько лет ты закалял свой дух и тело. Пуля из самого закаленного тела гарантированно вышибет самый просветленный дух.

– Едут! – Радостный крик голосистого милиционера вывел меня из состояния сосредоточенной задумчивости. – Слышь, Кузьма? Едут! Слышь? Мотор гудит!

– Слышу, не ори! – На обращение «Кузьма» откликнулся тот курносый омоновец, что таскал меня за волосы. – Вещички их где?

– Ща сделаем... – Голосистый мент спешно полез в автобус и через несколько секунд вернулся, держа в одной руке голубую спортивную сумку, а в другой «дипломат» крокодиловой кожи и черный пиджак, схожий размерами с подростковым демисезонным пальто. Сумка – моя. Пиджак и «дипломат» – вещички Толика Иванова, чьи ж еще?

Между тем и я, наконец, расслышал механическую песню моторов. Невидимые пока автомобили преодолевали лесной океан по фарватеру плохо приспособленной для быстрой езды песчаной лесной дорожки. Милицейский автобус приехал на поляну с севера, машины двигались с юга.

Самое страшное на этом свете – ожидание. Да и на том свете тоже грешники мучаются, томятся в ожидании страшного суда. Но я-то безгрешен, черт меня побери! Безгрешен я перед теми, кто сейчас едет по лесу, распугивая шумом моторов юрких лесных пташек. Мордастый из электрички со сломанным пальцем и его дружок с порванной щекой не похожи на родственников всесильного крестного отца, который поставил на уши ментов и велел привезти к нему на расправу, в лесную глушь, жестокого обидчика наследников мафиозного трона. Иных сценариев разыгрывающейся драмы со мной в главной роли я сочинить не мог. «Нет! – думал я. – Нет, весь сыр-бор затеяли не про мою честь. Я здесь человек случайный, сейчас меня отпустят или... Или я пострадаю за то, что дружил когда-то с Толиком, приятельствовал с Захаром. Те, которые сейчас приедут, начнут сводить счеты с «новым русским» или с уголовником, и меня заодно... Что? Расстреляют? Походя пришьют ни за что?.. А почему бы и нет? Кто я, собственно, такой, чтобы брать в голову мои проблемы? Попался под горячую руку, не повезло, извини, парень, но...»

От невеселых мыслей отвлек крик Захара:

– Менты позорные!! Что за цирк, в натуре?! Я адвоката требую, я...

Короткая очередь оборвала вопль за спиной слева. Резко оглянувшись, я успел увидеть, как только что истерично требовавший адвоката Захар подпрыгнул, спасаясь о пуль, срезавших траву в сантиметре от его грязных сандалий.

– Едальники им залепите, чтоб не орали! – распорядился омоновец Кузьма. – И если чего, только по ногам палите. Их живьем заказывали, всех троих.

– Кузьмин, может, ходули им повяжем, и всех делов, а? – предложил мент, только что стрелявший из автомата.

– Я грузчиком не нанимался, – ответил Кузьмин по прозвищу Кузьма. – Я их связанных таскать не буду.

– А если чего, и ходули им прострелим, один черт придется нести, – не унимался стрелок.

– Мудак ты, Колян! – рассердился Кузьма. – И я мудак. Какого хера они у нас ваще стоят? А ну, лечь, мудаки! А ну, харей в землю и ноги раскинули, быстро ! И едальники! Едальники им залепите!

В спину уперся автоматный ствол, под коленку стукнул тяжелый каблук. Я упал. Вокруг завозились, затопали. Зашуршала трава. Я слышал, как упал, матюгнувшись, Захар, слышал, как уронили Толика. Еще раз коротко огрызнулся автомат, пугая строптивого Захара или несговорчивого Анатолия. Пахнущие оружейным маслом пальцы схватили меня за нос, запрокинули голову. Липкая, широкая лента лейкопластыря щедро обмоталась вокруг нижней трети черепа, залепив рот и перепутав без того взлохмаченные волосы на затылке.

Если окончательно сойти с ума, можно попробовать драться одними ногами. Плюс тычки головой, плюс толчки корпусом и плечами. Минус руки в наручниках за спиной. Можно попробовать спастись. Рецепт прост – делается яичница между ног близстоящего бойца, вскакиваешь, вырываешься из толчеи серых форменных тел и бегом, зигзагами к лесу, наперегонки с пулями, в погоню за смехотворно малой вероятностью победить в забеге со смертью. Однако пока стартовать рано. В голове, как склеенная кольцом магнитная лента, постоянно крутится подслушанная фраза Кузьмы: «Их живьем заказывали, всех троих... Их живьем заказывали...» Пока смерть только разминается где-то рядом, только готовится занять соседнюю беговую дорожку. И пока сохраняется хотя бы малейшая надежда на фальстарт, нужно беречь силы, уповая, что в последний момент добрый главный судья на небесах отменит марафон в преисподнюю.

Я не видел, как из лесного океана вынырнули на поляну автомобили неведомых «заказчиков». Но я слышал, как приглохли моторы, как щелкнули, открываясь, автомобильные дверцы и как зашуршала трава под ногами вновь прибывших.

– Вы чего стреляли, орлы? – спросил незнакомый голос. – На ворон охотились? Или наш заказ дырявите?

– Заказывали целыми, все целы. Все три рыла, – прогундосил в ответ Кузьма. – Деньгу привезли?

– Деньги-то мы привезли, как и договаривались, – продолжил сердиться незнакомец. – Но товар уж больно какой-то помятый да поцарапанный. Они стоять-то хоть смогут?