Карин Жибель - Укус тени Страница 9

Лицо Гаэль становится каменным. Джамиля покашливает, чтобы хоть чем-то заполнить наступившую тишину, которая с каждой секундой становится все напряженнее.

— Любовница? — наконец переспрашивает Гаэль, явно смущенная вопросом Фабра.

— Да… Как вы думаете, у него были какие-нибудь внебрачные связи? Мне жаль, что приходится задавать вам столь бестактный вопрос, но необходимо проработать все возможные версии…

— Я… Думаю, что нет…

— Хорошо… Ну что ж, вот, пожалуй, и все, о чем мы хотели вас спросить. А теперь позвольте откланяться.

— Мы сделаем все, что в наших силах, — обещает Джамиля. — У тебя есть какие-нибудь близкие родственники, друзья — то есть люди, которые могут побыть с тобой, пока мы ищем Бенуа? Просто чтобы ты не оставалась одна…

— Завтра сюда приедут родители Бенуа. Я поставила их в известность только сегодня утром. Мне не хотелось их волновать… Кстати, я вовсе не одна: у меня есть Жереми. Не переживай, я выдержу этот удар…

— Будьте мужественной, мадам, — говорит на прощание Фабр, пожимая Гаэль руку. — Как только у нас появятся какие-нибудь новости, мы вам позвоним.

4

На этот раз он уже не смог спать.

Если бы он заснул в таком холоде, то, возможно, очень сильно простудился бы. Поэтому Бенуа устроил себе «спортивную ночь». Занимался он, правда, совсем не тем спортом, каким привык заниматься по ночам! Он делал приседания, наклоны, махи руками и ногами, упражнения для брюшного пресса. И очень много ходил по кругу. Намотал немало километров!

Зарождается новый день. Бенуа, изнемогая от усталости, садится на пол и прислоняется спиной к влажной стене. Вскоре от холода у него начинают стучать зубы. Его одежда и — с некоторых пор — его одеяло лежат на «вражеской территории», издевательски брошенные в том месте, до которого Бенуа лишь чуть-чуть не дотягивается.

А его мучительница сейчас наверняка дрыхнет в теплой и уютной кровати!

Перед мысленным взором Бенуа начинают появляться жестокие сцены, от которых у него на душе становится немного легче. Он представляет себе, что душит Лидию — то просто руками, то при помощи подушки. Хотя нет, о подушке ему лучше не думать.

Самое главное сейчас — не заснуть.

Интересно, какая в этой дыре температура? Градусов десять, а то и меньше. Впрочем, нет, должно быть, больше десяти, а иначе бы он уже окочурился… Да, температура вроде бы вполне достаточная для того, чтобы немножко поспать. Хотя бы час…

Но заснуть Бенуа не удается: он не может подавить в теле дрожь, да и зубы то и дело стучат от холода. А еще ему не дает покоя пустой желудок, ибо он не в состоянии заполнить его чем-либо, кроме холодной воды… Однако майор готов проглотить что угодно, только не холодную воду. Уж лучше пусть непитьевую, но только чтобы она не была холодной!

Он вспоминает, как Лидия целилась в него из пистолета…

«Нет, она меня не убьет. Если бы Лидия хотела меня убить, она бы уже давно это сделала… А вот прострелить мне ногу эта гнида вполне может, это точно!.. Если я хочу отсюда выбраться, мне нужно быть по отношению к ней более покладистым… А может, как раз наоборот: если я пойду на попятную, ей станет неинтересно со мной возиться и она меня прикончит…»

Бенуа обхватывает руками свое туловище и шевелит ногами, чтобы хоть как-то согреться.

Он пытается думать — конечно же, не об угрожающем ему переохлаждении организма!

«Я должен понять, что ей от меня нужно, — если тут вообще можно что-нибудь понять… Если можно осмыслить самое большое из ее безумств — ее странную логику… Мне необходимо разобраться в том, каковы мотивы этой ненормальной… Надо проложить себе путь в трущобы ее рассудка, пробить брешь в этом неприступном бастионе и затем проникнуть туда подобно троянскому коню, чтобы разломать все изнутри… Нужно попытаться стать тонким тактиком и психиатром, что не так-то просто для обыкновенного полицейского… а тем более обыкновенного полицейского, сидящего в одних трусах взаперти в подвале!.. Что бы дальше ни произошло, эта мерзавка мне за все ответит. Если я сумею отсюда выбраться, она — клянусь честью! — получит по заслугам. Нужно накапливать в себе ненависть… Ненависть может помочь перенести очень и очень многое. Ненависть — удивительный стимулятор. Гораздо более эффективный, чем витамин С, амфетамины и кокаин…»

Раздается скрип двери, загорается свет.

Сегодня хищница проснулась рано! Она, по-видимому, торопится взглянуть, как отразились на ее жертве холодная ночь и бессонница. Лидия спускается по лестнице, держа в руке чашку с дымящимся кофе. Она даже успела сделать макияж и так же красива, как прежде.

И вдруг Бенуа осознает, что когда-то уже видел эту женщину. Да, он видел ее еще до того, как встретился с ней на дороге и угодил в этот подвал.

Впрочем, если она следила за ним в течение нескольких недель, в этом нет ничего удивительного… Она могла попасться ему на глаза где угодно: в бистро, на улице или даже в зеркале заднего вида его автомобиля. Он напрягает память, рассеянно глядя, как она улыбается ему фальшивой улыбкой. Вот ведь змея!

— Доброе утро, майор…

Он сжимает челюсти, чтобы не стучали зубы. У него появляется надежда, что кофе, который она держит в руках, — для него.

Лидия садится на стул и делает глоток из чашки, пытаясь тем самым вызвать у своего пленника какую-нибудь реакцию. Но он никак не реагирует: не чертыхается и ни о чем не просит.

— У вас грязная голова, Бенуа!.. Ваши любовницы сочли бы вас гораздо менее привлекательным, если бы вы предстали перед ними в таком виде!

Она делает еще один глоток. Судя по запаху, в чашке — кофе арабика.

— Хотите кофе? Он, между прочим, очень вкусный…

— Я в этом не сомневаюсь.

Бенуа старается, чтобы его голос не дрожал от холода.

— Но сначала вам нужно принести мне извинения за вчерашнее…

— Извинения? И за что же я должен извиняться?

— Видимо, за то, что вы оскорбили меня. «Ты мне осточертела!», «А не пошла бы ты к черту?!» Вы должны извиниться за все эти «любезности», которые не говорят женщинам мужчины, считающие себя хорошо воспитанными.

Но Бенуа не собирается за что-либо извиняться. Лидия подходит к решетке, специально держа чашку с кофе так, чтобы он ее хорошо видел.

— Итак, майор…

Бенуа поворачивает голову в сторону подвального окошка.

— Не хочешь унижаться, да? Ты слишком гордый… Но через несколько дней — а может, даже через несколько часов — я заставлю тебя подавить в себе гордость. От нее не останется и следа.

— В этом и заключается твоя затея? Ты просто хочешь меня унизить? Надеешься, что я стану перед тобой пресмыкаться?

— Непременно… Черви должны пресмыкаться.

— Черви — да, а я — нет! Так что извини, дорогуша!

Лидия делает еще один глоток.

— А кофе и вправду вкусный… Ты точно его не хочешь?

— Можешь залить себе эту бурду в одно место!

— Ты грубиян, Бенуа…

— Ой, извините, мадемуазель! Я, бывает, и в самом деле веду себя невежливо — особенно когда меня бьют по яйцам!

— Знаешь, а я ведь могу сделать так, что ты умрешь от холода или голода… Твоя дальнейшая судьба зависит только от тебя самого.

— Ну так и дай мне спокойно подохнуть. Мне на это наплевать! Я уж скорее умру, чем стану прыгать перед тобой на задних лапках, как собачонка!

— О-о… Ты, похоже, уже забыл о том небольшом уроке, который я преподала тебе вчера! Хочешь, чтобы я снова взяла твой пистолет, Бенуа? Он лежит вон там, позади меня. Мне достаточно лишь протянуть руку…

Бенуа закрывает глаза. Нужно дать задний ход, причем побыстрее. Если она его ранит, он здесь долго не протянет.

— Хорошо, я прошу извинения за то, что оскорбил тебя… За то, что я обозвал тебя мерзавкой, — говорит он и добавляет: — И за все остальное.

— В твоих словах не чувствуется искренности!.. Ну-ка, постарайся, майор!

Он находит в себе силы улыбнуться в ответ, а затем — с трудом — поднимается на ноги. Лидия, однако, даже не собирается отходить от решетки: он ведь в любом случае больше не станет хватать ее руками. Он уже понял, что ключей у нее при себе нет.

Они стоят лицом к лицу и могут коснуться друг друга; они сжимают пальцами одни и те же прутья решетки.

— Послушай, Лидия, у меня такое впечатление, что я видел тебя раньше… Мы с тобой уже где-то встречались, да?

— Да, встречались… Первый раз — три месяца назад.

«Она следила за мной целых три месяца! А я ничего не заметил. Никудышный я, однако, полицейский. Или у нее — настоящий талант по части слежки!»

— Я пришла в твой комиссариат, чтобы подать заявление. У меня тогда угнали машину.

— И твое заявление принял я?.. Хотя нет, я бы об этом помнил… Ты такая красивая, что тебя невозможно забыть!