Александр Ольбик - Президент Страница 9

Дома его встретили как-то по особому тихо, без обычных расспросов насчет самочувствия. Жена помогла ему сменить костюм на спортивное трико и пока он принимал душ, стояла рядом с полотенцем в руках.

— Володя, я знаю, что ты сейчас чувствуешь, но поверь, нам тоже тяжело. Какими же подонками надо быть, чтобы обречь женщин и детей на такую мучительную смерть…

Уже за столом, когда украинский борщ дымился в предварительно нагретой тарелке, Путин, не поднимая от стола взгляда, сказал:

— Скоро будет сто дней, как я стал президентом, — в его голосе чувствовалась непривычная для него горечь. — А завалов все больше и больше…

Жена, сидящая за столом напротив него, видимо, ощутила всю бурю, которая бушевала в груди этого человека. Она знала, что все, что происходит в России, он пропускает через свое сердце. И как-то пыталась погасить его душевную смуту.

— Володечка, это все утрясется… Ты же мне сам говорил, что пока этих паразитов не уничтожишь, они будут взрывать, убивать… Сто дней… Это же кроха, капля в море, а посмотри, сколько уже сделано. Другим президентам и за пять лет не удается сделать того, что удалось тебе…

— Спасибо, конечно тебе, за моральную поддержку, — улыбка коснулась только его глаз, — но сам-то я знаю, так долго продолжаться не может. А насчет сделанного, это явное преувеличение…

— Все будет хорошо… Кушай, а то борщ остынет.

После ужина он созвонился с бывшим преподавателем 101-й разведшколы Штормом, который теперь возглавлял тренировочный Центр по физической подготовке разведчиков в Балашихе. Договорились, что тот приедет к девяти часам в резиденцию.

Людмила с девочками ушла гулять в парк, когда к воротам резиденции подрулила красная «хонда» с затемненными стеклами. Из машины вышел поджарый, невысокого роста человек, которому на вид не дашь больше пятидесяти. На самом деле две недели назад он отметил свое шестидесятилетие. На нем — джинсы, свитер из мохера, поверх которого накинута кожаная безрукавка со множеством карманом на молнии.

Встреча была теплой и походила на «притирку» двух борцов: руки начали сплетаться и каждый пытался применить свой прием. Когда они упали на мягкий ковер и снова поднялись, довольные схваткой, протянули друг другу руки и крепко обнялись.

— Сколько воды, Владимир Владимирович, утекло, а?

— Да ничего страшного, Андрей Алексеевич, все будет наше. Никуда ничего не утекает… Как вы себя чувствуете?

— А вы еще это не почувствовали?

— Еще как почувствовал… Вы по-прежнему, цепляете за правое плечо с вывертом назад… И руки, как клещи…

Они прошли в закрытый садик, где кроме ломберного стола, находился бильярд и несколько кресел. На столике уже стояли бутылки: столичная водка, ваза с фруктами и бутерброды-канапе с крохотными пластмассовыми вилочками.

— За что выпьем, Андрей Алексеевич?

— А как мы раньше говорили? Выпьем за удачу… Тост чекистов…

— За удачу! Только вы меня извините, если я не до конца допью рюмку, — Путин немного отпил и поставил рюмку у края тарелки. — Нам удача очень нужна… Скажите, у вас бывают в учебном процессе свободные окна?

— Сложный вопрос, сейчас работаем на всю железку. У нас же сейчас функционируют краткосрочные курсы — двухнедельные, обстановка требует… И многие хлопцы прямо от нас отправляется в Чечню, Среднюю Азию, в тот же Таджикистан, Киргизию. Сами знаете, какая там сейчас обстановка.

— Да знаю. История грозит повториться: вместо Великого Тимура оттуда могут хлынуть волны талибана.

— Да, Тамерлан, разгромив золотую Орду, дошел до Турции и Закавказья… Не хватало нам только новой Ангорской битвы.

Путин, внимательно выслушав своего бывшего наставника, спросил:

— Скажите, а полоса разведчика действует все та же?

— А куда ей деваться? Все по-прежнему, из десяти курсантов ее целиком проходит от силы половина. Но вы ведь знаете, у нас разные курсы, разная специализация — для кого-то нужна полная выкладка, а для тех, кто будет работать на Западе в теплых офисах — нужно совсем другое. Для таких полоса препятствий должна быть для мозгов…

— Когда я мог бы немного у вас потренироваться, размять кости и вообще…

— Да в любое время, Владимир Владимирович, — с готовностью откликнулся Шторм. — Хотя, минуточку… Лучше всего в выходные дни, тогда и размяться можно и пострелять от души… Кстати, я видел, как вы в Тагиле, на выставке современного вооружения, стреляли из гаубицы…

Путин засмущался.

— Да все это маскарад, хотя сама выставка меня поразила. Есть отличное оружие, но пока войскам недоступно и за это нам приходиться расплачиваться жизнями солдат. Так, когда я могу прибыть в ваше распоряжение?

— А что у нас сегодня? Четверг? В субботу к одиннадцати прошу вас в гости. Экипировка будет наша и даже наши харчи, правда, щи да каша, но зато после пробежки они пойдут за милую душу.

— Одному бежать не то…

— Почему одному? Пойдете в группе, вас никто не узнает, все на дистанции, как обычно, бегут в масках…

Когда их не очень затяжная встреча заканчивалась, Шторм спросил:

— Как вы, считаете, Владимир Владимирович, в чем тут дело — почему затянулась война в Чечне? Ведь у нас численное превосходство… Причем, по всем статьям — от автомата до реактивных бомбардировщиков…

— Боюсь, этот ваш вопрос останется без ответа. Я сам хочу разобраться во всем. Иногда у меня создается впечатление, что мы для этого народа, словно инопланетяне, против которых они решили воевать до последнего человека. При этом не желая знать — что же эти инопланетяне им несут — добро или зло… Это им без разницы. Даже если инопланетяне построят им школы, больницы, будут выдавать пенсию, обеспечат работой. И независимо от того, что их вожди упразднили гражданские суды, запустили пенсионное обеспечение, разрушили все отрасли народного хозяйства, а остатки национального продукта разделили между своими кланами.

— Прямо-таки какой-то дикий парадокс. Значит, они согласны на что угодно, чтобы только не быть бок о бок с инопланетянами? И это осознание дает им силы?

— Десятикратные! А может, стократные. Но здесь есть одно «но» : эти люди, как никакой другой народ, подвержены влиянию пророков… Пророков в кавычках, конечно… Они доверчивы, как дети и верны своим пророкам тоже как дети… А пророки-то — бандиты, кровопийцы, чего поклоняющиеся им не видят. И пока мы этих самозванных пророков не поставим на место, все будет продолжаться… Надо разорвать пуповину.

Шторм, слушая своего бывшего слушателя, видел, как тот волнуется, хотя внешне это никак не выражалось… Лишь на лбу, ближе к виску, трепетно пульсировала голубая жилка.

Путин вышел на кухню и вскоре вернулся с бутылкой фанты и пластмассовыми стаканчиками. Налил себе и Шторму.

— Наверное, я вам надоел своими разговорами, хотя прекрасно понимаю, что эта тема гипертоническая…

Он проводил гостя до машины и подождал, когда она выедет в открывшиеся ворота. В тихом вечере еще клубился сизый дымок, когда Путин взошел на крыльцо, оборотил лицо к бледнеющему небу. Две или три зеленоватые звездочки уже жили там своей жизнью, навевая какие-то странные отрадные ощущения…

5. Воронеж. Вероятный объект нападения — АЭС…

Рейсовый на Воронеж так и не вылетел, как ни уговаривал Платонов начальника аэропорта Горохова. Не помогла ему и бумага, подписанная Касьяновым и которая давала ему высокие, можно сказать, чрезвычайные полномочия. В ней также говорилось, что власти всех уровней обязаны выполнять требования предъявителя этого документа. Однако Горохов, ссылаясь на приказ своего министерства, был неумолим и тоже потрясал перед носом Платонова этим приказом.

Однако в Воронеж он все-таки попал в тот же день, поздно вечером. Пришлось из аэропорта гражданской авиации направиться на военный аэродром, откуда на транспортном самолете со своими людьми он и вылетел в Воронеж. Но и там его преследовали неудачи: в районе Воронежа шел дождь, а шквальный боковой ветер делал посадку более чем проблематичной. И когда второй пилот, подыскивая подходящие слова, начал что-то мямлить насчет того, что возможно придется лететь на другой аэродром, что тоже не сахар, поскольку в баках осталось мало керосина, Платонов разъяренный вошел в кабину и доступно объяснил командиру борта, за чем он летит в Воронеж. И хотя он ни с кем не должен был делиться оперативной информацией, тем не менее, обстоятельства вынуждали быть откровенным:

— Чтобы вам было понятно, почему я требую немедленной посадки в Воронеже, я напомню вам 26 апреля 1986 года… Эта дата вам о чем-нибудь говорит?

Командир, довольно молодой человек, поднял свой взор к верхней доске приборов и пожал плечами.

— Я не календарь, и действую в соответствии с ситуацией, а ситуация, скажу я вам, аховая… Боковой ветер почти 20 метров в секунду, мокрая полоса…

— А слово «Чернобыль» , вам о чем-нибудь напоминает? — Платонов положил руку на плечо командира. И уже мягче: — Прошу вас, если можете, выпускайте шасси и приземляйтесь, клянусь мамой, время не ждет…