Рут Ренделл - Эксгумация юности Страница 9

— Спасибо тебе за все, Мартин.

А наверху, на Ингем-роуд, Майкл также отдал своего рода дань уважения мертвой супруге. Пришлось преодолеть два весьма крутых лестничных пролета, но это упражнение редко напрягало его физически. Он привык к этому и был уверен, что пробежки по лестнице благотворно влияют на его сердце. Он делал это каждый день не для того чтобы ночевать в этой спальне, которая занимала весь второй этаж — с тех пор прошли годы, — а просто чтобы посидеть там некоторое время в одном из небольших розовых кресел и убедиться, что комната осталась такой же, как и тогда, при жизни Вивьен. Пока он был в Лоутоне, приходила миссис Бейли, которая убирала в доме. После ее уборки редко сохранялся прежний порядок. Картины, например, иногда висели не совсем ровно, бутылки из граненого стекла с серебряными пробками оказывались сдвинутыми и стояли порой слишком близко друг к другу, а розовая подушечка с брошками и булавками после протирания туалетного столика от пыли оказывалась на самом его краю, грозя вот-вот упасть на ковер.

Иногда он задавался вопросом, что сама миссис Бейли думает об этом его желании сохранить спальню Вивьен именно в том виде, в котором она была при ее жизни. Хотя на самом деле ему было все равно. Уже несколько лет он считал себя слишком старым человеком, чтобы беспокоиться о том, какое впечатление производят на других людей он и его привычки. Какое это имело значение? В своем возрасте он мог поступать так, как ему вздумается. Его дети, по-видимому, считали, что он впал в старческий маразм, но они почти не бывали здесь, а когда заезжали, то никогда не поднимались на второй этаж. О своем отце он не вспоминал.

Глава четвертая

Колина Квелла мало интересовали сами люди: что они могли подумать, как могли бы поступить в будущем. Если бы у него сформировалось какое-нибудь мнение о тех, кто собрался в тот вечер в гостиной у Джорджа и Морин Бэчелор, то в нем прежде всего присутствовало бы удивление по поводу того, что они прожили так долго и, очевидно (за исключением Джорджа), без каких-либо серьезных недугов и болезней.

Квелл возобновил свое расследование, сосредоточившись сугубо на фактах, и через неделю после своего визита в Лоутон уже получил различные сведения по поводу возраста и происхождения злополучных кистей рук.

То, что одна рука принадлежала женщине, а другая — мужчине, он и так уже знал. Женщине, судя по всему, было под тридцать, а мужчине — на несколько лет меньше. Умерли они не там, где были найдены кисти, а несколько дальше, возможно, шагах в ста. Это было установлено после анализа почвы, в которой обнаружили жестяную коробку: это была глина, а не обычная земля с песком и перегноем. Подтвердилось предположение Квелла о том, что изначально кисти рук были спрятаны в тех самых «водоводах», о которых вспоминали старики. Это, конечно, ничего не доказывало, просто делало его догадку более правдоподобной.

Когда он прочитал отчет еще раз — и на дисплее, и в распечатке, — то в голову полезли те же мысли, что и в самом начале, когда ему поручили чертово расследование: кому теперь, черт возьми, это нужно?! Люди убиты почти семьдесят лет назад. Кто-то, кто тоже давно умер, убил их, а потом по каким-то невообразимым причинам отрезал кисти рук и положил их в коробку из-под печенья. Квелл был потрясен не самим фактом изуверства, ведь за время службы в уголовной полиции он успел повидать и не такое, а прежде всего тратой денег налогоплательщиков на никчемное расследование. Если ничего не удастся обнаружить, то что ж, как говорится, тем лучше. А если после многих месяцев кропотливого расследования он все-таки выяснит, кто убийца? Квелл тут же вспомнил одну фразу из латыни: Cui bono?[10]

Пришло приглашение на бракосочетание Фреи, и Алану казалось, что у Розмари больше нет других тем для разговора. Как и большинство мужчин, он был довольно равнодушен к свадьбам, пусть даже речь шла и о собственной внучке. На симпатичной открытке не было ни единого упоминания о церкви или о ратуше, был лишь указан адрес гостиницы у реки в Кью, где, как предполагали Норрисы, и состоится «свадебный завтрак».

— Наверное, и сама церемония пройдет там же, — проговорил Алан.

— А я искренне надеюсь, что нет. — Розмари снова тщательно исследовала открытку. — Если они решили устроить что-то необычное в холле гостиницы, то лично я, наверное, так и не почувствую, что они вообще женаты.

— Это их выбор. И мы им здесь не советчики. Я слышал об этом местечке у реки. Там довольно мило.

Розмари сказала, что лучше продолжит шитье — на этот раз речь шла о платье для себя, — и направилась к себе в комнату. Но Алан остановил ее, заявив, что в такой погожий день им лучше пойти прогуляться. Он собирался выйти, но не хотел оказаться в одиночестве.

— На этот раз можно купить готовое платье, — сказал он. — Мы вполне можем себе это позволить. Или пригласить на дом портного, как думаешь?

Она не ответила, но на прогулку согласилась, и хотя ни один из них не чувствовал себя заправским марафонцем, как полтора-два десятка лет назад, прогулка вниз по склону и вдоль Брук-роуд до Хай-роуд и поля для крикета, вверх по Трэпс-хилл и обратно была им вполне по силам. Алан твердил себе, что не хочет идти один, но на самом деле все обстояло как раз наоборот. Побродить в свете весеннего солнца по знакомым улицам, мимо знакомых зданий и садов и подумать — вот чего ему на самом деле хотелось. Когда они вышли, Розмари в основном молчала. Возможно, она тоже о чем-то задумалась, но в ее случае скорее всего о печальном устройстве нынешнего общества, с одобрения которого молодые пары сочетаются браком в каких-то гостиницах, а не, скажем, в церкви Пресвятой Девы Марии.

Он сунул руку в карман пиджака и нащупал визитную карточку, которая пролежала там последние десять дней или около того. Ее наличие слегка встревожило его: наверное, все же не следовало ее поднимать или по крайней мере он должен был порвать ее по возвращении домой. Вместо этого он прочитал ее несколько раз: Дафни Фернесс, Гамильтон-террас, 67А, Лондон NW8. Далее следовал адрес электронной почты, номера мобильного и городского телефонов. Он много думал о ней, когда она сидела в гостиной у Джорджа Бэчелора. Она выглядела моложе любой из присутствующих там женщин. Какие у нее замечательные ноги, а эти туфли… Не ходи туда, повторял он про себя наставление Фреи или, может быть, Фенеллы. Ни в коем случае.

Розмари прикоснулась к его руке, затем сжала пальцами его ладонь.

— Ты дрожишь, дорогой, — сказала она. — С тобой все в порядке?

— Все отлично.

— Посмотри, куда мы пришли. Ты, наверное, не узнал, не так ли? Задумался о чем-то.

Они проходили рядом с Уорлоком. Сам дом выглядел пустым, все шторы на окнах были опущены. Большой котлован, выкопанный для закладки фундамента, был накрыт брезентовыми полотнищами, на которых после проливных дождей образовались небольшие лужи.

— Довольно печальное зрелище, не правда ли? Такой замечательный дом. Будет ли он таким же, как прежде?

Алан, который обычно настраивал себя на то, чтобы во всем потакать супруге, вдруг понял, что сейчас совершенно с ней не согласен. Ему хотелось сказать, что с этой белой штукатуркой и темно-коричневыми полосами в фахверковом стиле он выглядел не таким уж красивым, и если его вид теперь изменится, то это только к лучшему. Он лишь задавался вопросом, продолжится ли дальше эта невысказанная «нелояльность» и можно ли от нее как-то избавиться. Он мягко убрал свою руку из ее ладони и сунул в карман, где тут же снова нащупал визитку, которая перемещалась под его пальцами, словно живая. Он тут же вспомнил прикосновение пальцев Дафни в момент рукопожатия при прощании.

Когда день незаметно перешел в вечер и Розмари, несмотря на все его слова о дизайнерском платье, вернулась к своей швейной машинке, он сказал себе, что должен все-таки определиться и выбрать один из двух вариантов: выбросить визитку или позвонить по обозначенному на карточке телефону. Как человек, выбирающий между неверностью и преданностью — что вполне соответствовало его нынешнему состоянию, — он должен был решить. Конечно же, он бы ни за что не позвонил. Он вспоминал свою целомудренную безупречную жизнь, мысленно напоминая себе о возрасте — ее и своем. А потом еще о том, как в молодости Дафни много раз брала отцовский автомобиль и они, остановившись под густыми кронами Болдуинс-хилл, занимались любовью на заднем сиденье или где-нибудь в лесу неподалеку. О, ты прекрасна, возлюбленная моя… И ложе у нас — зелень. Кровли домов наших — кедры; потолки наши — кипарисы. Где он это вычитал? [11]

Алан приоткрыл дверь комнаты Розмари и проговорил:

— Выйду немного прогуляться.

Та ответила, даже не сняв ногу с педали: