Игнасио Гарсиа-Валиньо - Милый Каин Страница 9

Поскольку продолжать беседу под аккомпанемент детского плача было не слишком комфортно, Матильда извинилась и направилась в сторону своего дома.

— Может быть, все-таки зайдете? — вежливо предложила она.

— Нет-нет, не будем вас беспокоить, — ответил Карлос. — Большое спасибо, мы все уже выяснили.

Сеньора Матильда сказала что-то еще, но Омедас не расслышал ее слов, утонувших в недовольных криках ребенка. Кроме того, его мысли были заняты уже другим. Он пытался реконструировать в своем воображении то, что произошло здесь с Аргосом, и чем дальше, тем больше убеждался в том, что собака никак не могла по чистой случайности оказаться под машиной именно в тот момент, когда та тронулась с места. Слишком уж много факторов должно было для этого совпасть, если, конечно… никто здесь ничего не подстраивал.

— Я все равно не понимаю, зачем тебе это нужно? — спросил Карлос. — Что с того, что собака попала под тот самый мебельный фургон?

Хулио Омедас пристально посмотрел ему в глаза и сказал:

— Вполне возможно, что это не был несчастный случай. То есть несчастный — да, но случай — нет. Слишком уж много здесь совпадений.

Карлос мысленно переварил услышанное, а потом с недоверием и ужасом в голосе переспросил:

— Неужели ты думаешь… Да ну, с какой стати? Зачем ему это могло понадобиться?

— А вот этого я, разумеется, пока что не знаю.

В этот момент они увидели Николаса, подходившего к дому. Хулио, словно завороженный, наблюдал, как мальчишка прошел мимо них, не посмотрев в сторону отца и даже не подумав откликнуться на его приветствие. При этом Омедас не мог не видеть, что мальчик вовсе не погружен в свои мысли настолько, чтобы не замечать ничего вокруг. Тот несколько раз искоса, как бы украдкой посмотрел в их сторону.

Одет он был в школьную форму, а рюкзак, висевший на спине, просто распух от тетрадей и учебников. Мальчик не был ни особо худым, ни толстым, его телосложение вполне можно было назвать крепким. Светловолосый, симпатичный, веснушчатый… До этого дня психолог даже не предполагал, насколько холодным может быть взгляд детских глаз.

Омедас, человек не религиозный и не суеверный, тем не менее вступил под своды прозрачного восьмиугольного потолка гостиной-салона дома Карлоса, как в храм, — с чувством благоговения и любопытства, сдобренного немалой долей изумления. Нико пошел в свою комнату переодеться после школы, и Карлос воспользовался этими минутами, чтобы продемонстрировать гостю интерьер своего дома. Делал он это с явным удовольствием, как хозяин, который прекрасно знает, что ему есть чем удивить человека, оказавшегося впервые в этом помещении, и чем перед ним похвастаться.

Роскошный салон действительно был произведением дизайнерского искусства. Чего стоила хотя бы зона столовой, уровень которой был несколько выше остальной части салона. Туда вела изящная лесенка, на первый взгляд абсолютно невесомая, парившая в воздухе.

«Богатые люди с хорошим вкусом», — сделал для себя окончательный вывод психолог, разглядывая мраморную копию античного бюста Вероники Иудейской, стоявшую на полке изящного серванта из африканского тига.

Вообще мебели как таковой в салоне было не много. Ничто не мешало людям наслаждаться самим многоуровневым пространством. В этом помещении, похоже, не имелось ни одного случайного предмета.

Органично смотрелись в нем и стильные колонки музыкального центра фирмы «Бэнг & Олафсен». Омедас без труда представил себе, как, нажав буквально одним пальцем на элегантно оформленную кнопку этого дорогого аппарата, можно материализовать в салоне «Римской виллы» какое угодно произведение Малера в любом известном исполнении. Причем музыка будет звучать легко и естественно, без малейших шумов и искажений.

— Это все заслуга жены, — с улыбкой пояснил Карлос. — Она у меня знает толк в том, как оформить помещение.

Арасели закончила чистить очередной серебряный кувшин, и Карлос попросил ее позвать Нико. Она молча кивнула и вышла из комнаты.

Карлос налил гостю рюмку бренди. Хулио продолжал созерцать роскошный интерьер, чувствуя, как в нем нарастало смутное беспокойство. Он никак не мог понять, какая деталь в оформлении салона так взволновала его и спровоцировала настолько неприятные эмоции и переживания.

Впрочем, вскоре его внимание переключилось на Нико, вошедшего в гостиную. Мальчик явно был недоволен тем, что его вытащили из комнаты. Он успел переодеться в джинсы, кроссовки и майку. Кроме того, Нико явно преднамеренно взлохматил себе волосы, словно строгий пробор, с которым он ходил в школу, раздражал его даже не столько психологически, сколько физически. Хулио внимательно следил за выражением лица мальчика, за его глазами. Николас, не слишком стесняясь, также рассматривал психолога.

Эта бесцеремонность не пришлась Омедасу по душе.

— Нико, поздоровайся. Этого господина зовут Хулио. Он мой друг, кстати психолог, и хотел бы с тобой познакомиться.

Хулио протянул руку и сказал, что рад познакомиться, но мальчик и не подумал пожать протянутую ладонь.

Карлос почувствовал себя неловко и виновато посмотрел на гостя.

— Такой уж он у нас недоверчивый, — произнес хозяин дома, повернулся к сыну и спросил: — Ты не хочешь пожать гостю руку?

— Перестань. Это все ерунда. — Хулио сделал несколько шагов в сторону под тем предлогом, что ему нужно поставить рюмку на стол, находившийся чуть поодаль, в центре гостиной.

— Николас, садись, мы хотим с тобой поговорить, — сказал Карлос и для большей убедительности потянул сына за рукав к креслу.

Николас подчинился, при этом всем своим видом давая понять, насколько предстоящая беседа ему неинтересна и неприятна. Хулио тоже чувствовал себя неуютно, потому что прекрасно понимал, насколько важно произвести на ребенка хорошее впечатление при первой встрече.

«Судя по всему, я уже сделал неверный первый ход. Дальше все пойдет только хуже и хуже. Зря, наверное, Карлос сразу представил меня как психолога, — подумал Хулио. — Николас, судя по всему, парень умный и сразу сообразил, зачем меня сюда пригласили. Впрочем, ладно, сделанного уже не исправишь. Кроме того, рано или поздно Нико все равно разобрался бы, что к чему».

Напряжение, повисшее в гостиной, разрядилось с появлением Дианы. Малышка вошла в комнату, с трудом передвигая ноги в высоких маминых сапогах. На голове у нее, закрывая глаза и уши, болталась отцовская шапочка для гольфа.

— Папа, папа! А я ничего не вижу!

Карлос подбежал к дочке.

— Господи, да где ты все это нашла? — спросил он и поднял Диану на руки.

При этом мамины сапоги так и остались стоять на полу. Такое развитие событий привело Диану в восторг. Заливаясь смехом, она выскочила из гостиной. Омедас успел заметить, что Нико при этом смотрел на сестру с явной симпатией во взгляде.

У Карлоса сработал мобильник, и он вышел в вестибюль. Звонили по делу. Судя по обрывкам фраз, доносившимся до Омедаса, речь шла о переносе даты общего собрания акционеров какой-то компании. Хулио остался с Нико один на один и оказался вынужден начинать разговор без посреднической помощи отца мальчика.

Омедас сел в вишневое кожаное кресло.

— Здесь сидит только отец, — сообщил гостю Нико.

— Надеюсь, он на меня не рассердится, — махнул рукой Хулио.

Нико взял со стола пульт управления музыкальным центром и включил радио. На первой попавшейся ему станции передавали трансляцию футбольного матча.

— Любишь футбол?

Мальчик демонстративно нажал на клавишу настройки. Из динамиков, сменяя друг друга, послышались обрывки самых разных передач. Это были и ток-шоу, и политические обзоры, и какие-то музыкальные программы. Гостю казалось, что это будет продолжаться бесконечно. Рассчитывая на помощь Карлоса, Хулио посмотрел в сторону вестибюля, но сквозь стеклянные двери было видно, что тот по-прежнему говорил по телефону уже на террасе.

— Ну а в школе у тебя как дела? Уроков много задают?

— Тебе-то какое дело?

Радио звучало слишком громко, и Хулио позволил себе забрать у мальчика пульт и выключить музыку.

Нико презрительно посмотрел на него и спросил, скривив губы:

— Ну и что это у нас? Допрос?

Хулио понял, что его опять застали врасплох. Нико был явно этому рад.

«Ладно, мы еще посмотрим, кто кого, — подумал Хулио. — И все-таки интересно… Эти глаза. Я никак не мог видеть их раньше».

Тем не менее что-то в лице Нико казалось ему знакомым.

— Мы с твоим папой друзья.

— Я в курсе. Ты из клуба. Ну, из того, где те, кто покруче, пинают по всей округе мяч ракетками либо клюшками.

— С чего ты взял, что я из клуба? Меня туда никто никогда не примет, если только твой папа заранее не оформит мне пропуск, — возразил Хулио, сделав вид, что обижается на слова Нико. — Впрочем, я купил теннисный костюмчик. «Лакост суперклуб»… Знаешь такую марку? Думаю, меня теперь точно примут в этот клуб. — С этими словами он подмигнул мальчику.