Алан Уильямс - История ленивой собаки Страница 9

Проехать под аркой было невозможно, так как внутри, в ряду золотых Будд, начались какие-то строительные нововведения. Мюррею пришлось объехать грязную дорогу мимо посольств в Лаосе. Солидные каменные резиденции стояли на богатых землях, где раньше у французских колонистов был суд, и были заселены различными группами сквоттеров[9], усталыми, одинокими, высушенными жарой мужчинами с разрушенной печенью. Их политическая центровка была сбита благодаря ежедневным битвам с лаотянской телефонной службой, сводящим с ума противоречивым слухам о сражениях как прошедших, так и предстоящих, и реалиям огромной, несуществующей армии, руководимой несколькими ленивыми офицерами, которые большую часть своего времени занимаются контрабандой золота и наркотиков.

Лишь американцы на своей герметично запечатанной, гигиеничной территории с собственными системами водоочистки и канализации, а также с собственным телевидением, жили в счастливом ожидании того, что Лаос выживет в 20-м столетии. И у них было что для этого предложить: не только рис, школьные доски и комиксы, но также и плотина. Высокая плотина на Намнгум.

Примерно через милю после монумента Мюррей миновал заброшенный дорожный знак «RN5. ХАНОЙ 579 KM», а через несколько сотен ярдов еще один, такой же жалкий – «RN13, ЛУАНГПХАБАНГ 224 KM». С этого места дорога стала быстро ухудшаться. Горбатая, с глубокой колеёй, она чуть приподнималась над рисовыми полями, где по горло в воде барахтались буйволы и присели на ходулях хижины с плетеными крышами. В дверях хижин толпились дети, когда мимо проезжал джип Мюррея, они махали руками и выли от удовольствия. Но он их почти не замечал, все его внимание было сконцентрировано на дороге, теперь он заметил, что вдоль одной стороны идут новые стальные телеграфные столбы с единственным проводом.

Еще через две мили Мюррей уткнулся в слона с двумя мальчишками на спине, который занял всю дорогу. Мюррей сбавил скорость, вид впереди заслоняла еле двигающаяся серая сморщенная гора. Судя по французской карте, поворот должен был быть через 20 км от города, к этому времени он проехал больше половины, но дорога была слишком узкой, чтобы объехать слона. От пота щипало лицо и резало глаза, рубашка прилипала к сиденью. Мюррей попробовал просигналить, но мальчишки восприняли это как приветствие и, улыбаясь, помахали ему руками, а слон продолжал неуклюжей походкой тащиться дальше. Мюррей сохранял хладнокровие, помня, что терпение – главный секрет и преимущество в этой стране. Только американцы спешили и суетились, но их было немного, по крайней мере, он на это надеялся.

Рисовые поля закончились. Впереди поднимались высокие джунгли, и Мюррей, воспользовавшись небольшим расширением дороги, объехал слона и нырнул между деревьями. Теперь дорога шла вверх, в желтую грязь вдавлены следы огромных шин и гусениц, словно от доисторических рептилий. Поворот на Намнгум, хоть он и не был обозначен, нельзя было не заметить: следы резко поворачивали вправо, где деревья были повалены и пни, наполовину утопленные в грязи, были выкорчеваны бульдозерами; впереди же от старой Route Nationale Treize, идущей на север, отходили только узкие тропинки, вскоре исчезающие в джунглях.

Мюррей включил четвертую передачу и начал подъем к плотине. Стальные телеграфные столбы свернули вместе с ним – единственный провод мог обрезать в любой точке на протяжении двадцати миль даже самый «темный» партизан Патет Лао. Но Мюррей думал о другом: телефоны могли быть инструментом, приводящим в замешательство, особенно в такой стране, как Лаос.

Он напряженно думал, сопоставляя время и дистанцию – 14 миль за 50 минут, принимая во внимание слона, – и не отрывал глаз от обманчивых теней джунглей. И вдруг неожиданно Мюррей оказался на месте. Последний крутой поворот – и колея выровнялась, превратившись в широкую дорогу, выложенную лоскутами стальной сетки, которую использовали в целях безопасности на аэродромах. Мюррея захлестнула волна возбуждения.

В стороне от дороги росли редкие пальмы, они согнулись от влажной жары и напоминали сломанные зонтики. За ними – плотина. Люк Уилльямс говорил, что она около пятисот футов в ширину и до двух сотен в глубину. Мюррею она показалась даже больше, изгибающийся пролет из мраморно-белого бетона отлого спускался между лесными утесами вниз, в неопределенную темноту, ниже освещенного солнцем уровня.

Мюррей остановил джип в конце стальной дороги и вышел, прихватив «лейку» и блокнот. Сквозь жужжание, тиканье и сопение джунглей ему послышался шум двигателя. В остальном было неестественно тихо. Мюррей сделал несколько снимков дороги, ведущей к стене плотины, и отметил топкую поверхность под ногами. Хлюпая башмаками по грязи, просачивающейся сквозь сетку, он подошел к будке охраны, откуда выскочил и отсалютовал часовой-лаотянец – шлем чуть великоват – ребенок, переодетый солдатом. Дальше стояло еще одно здание с решетками кондиционеров на окнах. Мюррей заметил, что провод, сопровождавший его от самого Вьентьяна, заканчивался на крыше этого дома, там же была установлена мощная радиопередающая антенна.

Справа в джунглях, как раз перед черной впадиной резервуара, была вырублена широкая поляна – терраса взбитой грязи с беспорядочно разбросанной разнообразной техникой, выкрашенной в ярко-желтый цвет: гусеничными тракторами, самосвалами, бульдозерами, механическими копателями и ковшами; все они были похожи на яркие желтые игрушки, их колеса и бока были заляпаны более тусклой желтой грязью, только металлические ковши сверкали на солнце, в их челюстях, между зубьев, как недожеванное мясо застряла грязь.

Мюррей насчитал десять грузовиков, каждый вместимостью как минимум десять тонн. А бульдозеры могли сдвинуть с места дом средних размеров. «Американцы не делают такие вещи в полсилы», – подумал он. Господи, благослови Америку! Мюррей пошел дальше к краю плотины. Возможно, где-то и продолжалась работа, теперь он более отчетливо слышал шум двигателя, но в остальном по-прежнему было до странного тихо.

Последние двадцать ярдов дороги были из бетонных широких плит, уложенных на ширину трехполосного шоссе. Мюррей на ходу фотографировал под разными углами и с разной скоростью, пока не кончилась пленка. Он остановился и порылся в карманах в поисках новой кассеты. В конце стены не было ни барьера, ни даже парапета. Не было видно ни дуговых фонарей, ни фонарей «молния» – ничего из неотъемлемого снаряжения в целях безопасности во время ночной работы. «Ночью, – подумал Мюррей, – здесь наверняка тихо, как в гробу».

Он подошел к краю стены и заглянул в резервуар. В этот момент солнце скрылось за тучей, и вся плотина оказалась в тени. Мюррея слегка передернуло: резервуар был похож на огромный колодец, уходящий вниз, в темноту, к неподвижной черной воде.

Мюррей сделал пару шагов вперед и, направив «лейку» вниз, на воду, прикинул, что от верха стены до поверхности воды не меньше ста футов. Но он так и не щелкнул фотоаппаратом: чья-то рука схватила его за локоть.

Это был тяжеловесный мужчина с красным лицом под строительной каской такого же ярко-желтого цвета, что и техника на поляне.

– Простите, сэр, – говорил он медленно и вежливо, но мощная рука, поросшая светлыми волосами и покрытая пятнами чайного цвета, жестко держала Мюррея чуть выше локтя всего в нескольких дюймах от края плотины. – Чем вы тут занимаетесь? – спросил мужчина, голос его на этот раз прозвучал резче, и Мюррей свободной рукой опустил «лейку».

– фотографирую, – ответил он и начал высвобождаться от волосатой хватки.

– Ты слишком много здесь нафотографировал, – сказал мужчина, но неожиданно отпустил Мюррея. – Ты кто?

Мюррей был осторожен и не спешил. Он шагнул назад от края плотины и вытащил бумажник с карточками прессы. Мужчина изучал их, сдвинув брови, а потом кивнул:

– Хорошо. Ты – газетчик, меня это устраивает. Но у тебя должно быть разрешение для прохода сюда. У нас проблемы с безопасностью.

– Проблемы? – невинно переспросил Мюррей, отступая все дальше от края плотины.

– Комми. Вся страна кишит ими.

– И ты думаешь, я похож на партизана Патет Лао с партбилетом в кармане?

Американец покачал головой:

– Я не о комми гуках. Их полно кругом, но они нас не беспокоят. Я говорю о ребятах типа поляков и русских: приходят сюда с камерами, суют свой нос куда не надо, и пока не окликнешь, не различишь, кто есть кто.

– Есть какие-то причины, по которым они не могут приехать сюда и поглазеть?

– Это государственная собственность.

Мюррей выдавил улыбку:

– Чье правительство? И чья собственность?

В какой-то момент он подумал, что мужчина вот вот ударит его, но вместо этого тот улыбнулся улыбкой висельника, но вполне дружелюбно:

– А черт! Хочешь пива?

– С одной бы управился, – благодарно сказал Мюррей, когда они шли назад к зданию, находившемуся за сторожевой будкой, возле которой все еще стоял часовой-лаотянец и смотрел на них безо всякого выражения.